Женаты по договору - Деметра Фрост
Мираэль возмущенно вскрикивает, дергается и отталкивается, но мужчина, прижав ее голову к своему плечу, властно шепчет:
— Тшш… Ничего страшного. Я всего лишь немного тебя приласкаю…
— Не надо! — откликается девушка порывисто, — Отпусти! Аттавио!
— Мне нравится, как ты называешь меня по имени, — усмехается мужчина, продолжая уверенно ласкать ее внизу, из-за чего она вдруг вздрагивает, жмурится и крепко впивается пальцами в его плечи, — Скажи еще раз!
— Нет!
— По имени, Мираэль. Назови меня по имени!
И в качестве мотивационного элемента — упругий и уверенный толчок внутрь тугой и влажной глубины, плотно обхватившей его пальцы.
— Ой! — изумленно выдыхает девушка, выгибаясь в пояснице и еще сильнее стискивает ладони. — Аттавио!
— Хорошо, — удовлетворенно хмыкает граф, получив свое, — Умница.
Его пальцы начинают двигаться быстрее и глубже. Подушечка большого касается особого бугорка. Сильная дрожь снова проносится по девичьему телу, и Мираэль снова вскрикивает, пораженно распахивая глаза.
Умелые и бесстыдные ласки мужчины сводят ее с ума. Возбуждение с такой силой охватывает ее, что она едва понимает, что происходит, растворяясь в незнакомых и сладких чувствах. Невероятный жар внутри нее и особенно — внизу живота — пугает и приводит в состояние, близкое к отчаянию. Появляется сильнейшее желание чего-то… более сильного, более законченного, хотя и движения пальцев внутри заставляет ее безостановочно всхлипывать и стонать. А мужские губы на ее шее и плече, еще одна ладонь на ноющей и набухшей груди — все это вовлекает ее в пучину ярчайшей и вспыхивающей искрами страсти, выхода из которого она совершенно не видит… И пока что даже не хочет видеть, не понимая, что в своем упоительном погружении в чувства и эмоции выглядит просто потрясающе и соблазнительно.
Аттавио готов взять ее немедля, прямо на кушетке. Всего-то надо расстегнуть брюки, да уверенно насадить жену на возбужденный и стесненный тканью орган. И даже не быть аккуратным, а взять то, что, по сути, принадлежит ему по праву.
Ведь так?
Но какая же Мираэль все-таки вкусная! И ведь тянется, стремится к разрядке, которую, разумеется, он может с легкостью ей дать. Надо лишь потереть чувствительное местечко… да увеличить темп толчков, хотя в такой позе это не очень удобно…
Куда как проще было бы положить ее на спинку… И, раздвинув ее колени, умоститься рядом, чтобы не только ласкать истекающее и нежное лоно, но и рассмотреть все детали возбужденной плоти, с капельками сока и трепещущими лепестками…
Но Мира все равно получает свое. Оргазм накатывает на нее постепенно, волнами, подводя к самой пропасти. В исступлении она дышит тяжело и прерывисто, постанывает и всхлипывает, ерзает и сжимается изнутри и сама подставляет грудь под яростные поцелуи-укусы, которые в итоге украшают ее кожу красноватыми пятнышками.
И взрывается, распадаясь на искры и маленькие звездочки, которые вспыхивают в ее глазах под сомкнутыми веками, крича и почти плача от фейерверка охвативших ее ощущение.
И это неожиданно оказалось… слишком…
— Черт… — пораженно цедит Аттавио сквозь зубы, чувствуя, как неожиданно и быстро сам выстреливает семенем прямо в брюки. Не сдержался. Не проконтролировал.
Мираэль опадает на него, продолжая шумно дышать и опаляя своих дыханием его шею. Ее внутренние мышцы неистово сокращаются, а бедра дрожат и дергаются, будто ловя отголоски пережитого оргазма. Ее влажная кожа горячая, будто пылает, а пальцы продолжают инстинктивно сжимать ткань мужской рубашки на плечах.
— Как же… так… — вырывается из ее рта потрясенное бормотание, оглушая и вызывая у мужчины улыбку, — Как же так…
Стыд и нервозное стеснение придет, но позже. А пока маленькая графиня Тордуар настолько ошеломлена, что едва ли может пошевелиться и выдать что-нибудь умное и рассудительное.
Глава 11. Отъезд
Мираэль просыпается рано — слишком рано. Осеннее утро едва ли начало озарять небо, которое видно через окно, и убранство комнаты не совсем четко можно разглядеть в утренних сумерках, но девушка, открыв глаза, тут же оказывается втянута в страшный водоворот ощущений и мыслей.
То, что произошло накануне, полностью перевернуло сознание девушки. И столкнуло лицом к лицу с непритязательной реальностью, в котором все было слишком… неправильно. И неестественно.
То, что Аттавио сделал с ней, было постыдно и развратно. Но она позволила графу сделать с ней это и раскрыть что-то, скрывающее глубоко внутри, а после — испытать что-то невозможное и потрясающее, с чем она никогда не сталкивалась.
Но подходящее слово подобрать все же могла.
И имя ему — похоть.
Страшная, неправильная, осуждаемая в обществе, но…
Какая же сладкая и привлекательная.
Похоть.
Желание.
Страсть.
О, она прекрасно помнит это жжение внизу живота. И прикосновение ладоней и губ на своей обнаженной коже. Это было… приятно…
Слишком приятно. И напрочь лишающий воли.
Взвыв от отчаяния, Мираэль утыкается лицом в подушку и с головой накрывается одеялом.
Как она могла?! Бог-творец, как она могла поддаться соблазну и отключить собственные принципы и мораль?! Как смогла допустить, чтобы этот мужчина, ее, по сути фиктивный муж, ласкал ее столь откровенным образом, заставлял стонать и дрожать от желания, а потом, потерявшуюся от переизбытка ощущений, отнести заботливо в постель, как использованную в свою угоду куклу?
Стыдно-то как…
И за свое тело стыдно — отзывчивое и откликающееся на возбуждающие прикосновения и движения. За тяжелое дыхание стыдно, и всхлипы. За бесстыдно подставленные губы и грудь, пылающую кожу и спазмы в неприличном месте. За дрожь и руки, которые цеплялись в мужские плечи, будто те были плотом, кинутым утопающему в океан…
Безумие чистой воды…
И нет ей никакого оправдания…
Но… какие же сладкие это были ощущения… Эти толчки и искорки, пробегающие по всем ее телу, сладкие и уверенные объятия, поцелуи и страстные укусы.
Да от одних воспоминаний ее уже выгибает и корежит! И…
Хочется…
Хочется еще…
— Бог-творец, за что…? — шепчет тоскливо девушка, зарываясь в подушки еще глубже и не чувствуя, что вот-вот и она начнет задыхаться. — Почему…? Чудовищно, просто чудовищно…
Не в силах больше терпеть в своей душе жуткий ураган, Мира резко поднимается и бежит в ванную. Долго плещется в холодной воде, пока зубы не начинает сводить от озноба, и неистово расчесывает свои волосы, чтобы заплести в самую максимально тугую косу.
Одевается тоже тщательно и нарочито строго, чтобы после, оглядев себя в зеркале, удовлетворенно кивнуть своему отражению. То, что нужно. И даже никакого предательского румянца и странного, какого-то безумного, блеска в глазах.
Не дожидаясь, когда к ней придет горничная, девушка сама спускается вниз, на кухню, чтобы приготовить незамысловатый завтрак и чаю. Но кухарка
