Подарок для маленькой леди - Ольга Вешнева
– Вот правильно вы сказали, видный. Его патлы нельзя не заметить, они так и бросаются в глаза. Сразу понятно – он не бывал на войне. На фронте его бы сразу обрили, он бы там не смог отрастить такие лохмы.
– Ой-ой.
– Уверена, когда мошенник проспится, он будет зубами скрипеть от жадной досады, что продал мне куклу.
– Мастер Райден зарабатывает на жизнь честным трудом. Какой он тебе мошенник? Делает игрушки на радость маленьким детям.
– Он занимает рабочее место женщины или дряхлого старика. Шел бы крановщиком на стройку. Это мужская работа.
– Лира, я не знаю, что между вами случилось. Но свято уверена в одном… Вам нужно снова встретиться и поговорить. Боюсь, вы просто не поняли друг друга.
– Повторяю, мадам Клатинда. Ноги моей никогда не будет на пороге той кукольной лавки. Я больше не хочу его видеть. Как вспомню, меня трясет. При всем уважении к вам и благодарности за помощь, тему про рыжую трусливую крысу мы с вами закрываем раз и навсегда, – вытирая стекающие по горячим щекам слезинки, я подвела итог затянувшегося спора. – Знаю, вы все равно к нему пойдете, не то еще отощает без ваших пирогов. Можете прямо ему передать, что кукла спасла его никчемную жизнь. В противном случае я бы вывела его на чистую воду и по закону отправила на каторгу. Пусть благодарит ваш крепкий вишневый пунш с корицей. Считайте, новогодний эксперимент удался на славу.
Не желая и дальше трепать себе уцелевший жалкий остаток нервов, я вышла из соседской квартиры и вернулась к себе домой. Потихоньку, на цыпочках, прокралась в детскую и увидела, что Мисси уже крепко спит, обнимая новую куклу. Губы дочери впервые за много дней были тронуты милой улыбкой. Едва заметной, но спокойной и счастливой.
Глава 14. Неспокойный день
Райден
Мастер Гессир умер примерно через полгода после того, как принял меня в ученики. Я узнал в нотариальной конторе при оглашении завещания, что старый кукольник еще до войны скопил неплохое состояние за счет богатых заказчиков коллекционных игрушек, среди них было немало иностранцев. Но только я успел обрадоваться и начать прикидывать в уме, на что в первую очередь потрачу полученные деньги, как нотариус меня едва не довел до сердечного приступа. Точнее сказать, вредный старикашка чуть не утащил за собой в могилу.
Оказалось, что большую часть сбережений этот проходимец оставил не мне, как своему единственному наследнику, а сиротам из детского дома. Зато не забыл за пару дней до кончины взять с меня клятвенное магическое обещанное, чтобы я оплатил его погребение на городском кладбище и отпевание священником. Пастор Партвиль иногда покупал у нас игрушки для племянников, договориться с ним не стало проблемой, даже меньше денег взял.
Но выгаданные крупицы не могли поправить мое положение так, как это сделали бы миллионы. Став по-настоящему единственным наследником мастера Гессира, я бы смог купить вполне приличную по городским меркам квартиру в центре Белиствиля. Нанял бы сторожа, чтобы охранял кукольную лавку в мое отсутствие. Но нет! Старик нарочно подстроил все так, чтобы я остался в его любимой “норе” и не смог обзавестись комфортным жильем. Лишь позаботился о том, чтобы я не помер с голоду и мог оплатить все поборы: счета за отопление, газ, воду, электричество, кучу налогов, сезонных проверок и таможенных пошлин на экспортные товары.
Неудивительно, что поминальную речь я произносил каким-то будто не своим, хрипловатым и надрывным голосом. Собравшиеся проводить старого мастера в последний путь стали перешептываться о том, как глубоко мое горе и сколь болезненной для меня стала потеря дорогого наставника. Никому в голову не пришло, что я едва зубами не скрежетал от дикой злости и обиды на мастера. Надо же было ему додуматься отправить последнее пожертвование в детский дом. Я привык считать благотворительность не более чем красивой отмазкой для прессы и общества, а еще удобным способом отмывания денег. А мастер Гессир жил по совсем другим принципам, с ними он и умер, не изменив им до последнего вздоха.
Война закончилась победой нашей армии спустя полтора года со дня ее объявления. Одна угроза миновала, и о другой я начал забывать. Поверил, что никто меня не ищет, эрцгерцог Райден Винкрас признан погибшим при обстреле столицы, его больше нет. А значит, опасаться некого.
Обманывать наивных жителей Белиствиля было проще простого. Я поначалу даже удивился, почему в городке не развелись мошенники всех мастей, но быстро понял, в чем причина. Местные простаки в большинстве своем жили от зарплаты до зарплаты, с них, по существу, и брать-то было нечего. Ну разве что тайком отпить немного жизненной силы, и этой возможностью я успешно пользовался.
Со временем я осмелел настолько, что перестал хромать на публике. Рассказывал всем любопытным, как сумел победить болезнь при помощи регулярных физических упражнений. И они мне верили, вот же дураки! Тем более, что самым любопытным я показывал устроенный в бывшей спальне мастера Гессира маленький персональный спортзал. Чтобы поддерживать тело в идеальной форме, мне пришлось из добытых у скупщиков металлолома и на ближайшей помойке деталей смастерить беговую дорожку на инерционном ходу, которая не потребляла электричество, а еще тренажеры для укрепления разных групп мышц.
Я был по-прежнему хорош собой, пожалуй, даже стал моложе выглядеть. Цвет лица улучшился на свежем воздухе и при отсутствии постоянной нервотрепки из-за ответственности перед страной и государем. Заботливая мадам Кладинда меня частенько подкармливала, потому что хоть сколько-нибудь сносно готовить я так и не научился. Мог разве что пожарить яичницу или котлеты.
Свою жизнь в Белиствиле я не мог назвать ужасной и невыносимой. Она была довольно сносной, точно не самой плохой из множества возможных вариантов. Но больше всего ее омрачал один немаловажный фактор – одиночество.
Симпатичные молодые вдовушки, чьи мужья не вернулись с войны, не видели во мне привлекательного мужчину. Я был для них чем-то вроде глупого механоида, выдающего игрушки. Подозревал, что в том немалая доля вины гнусных сплетен. Их разнесла одна из тех мерзких жабоподобных кумушек, которые получили от меня решительный и не очень вежливый отказ.
Какая-то потрепанная жизнью уродливая идиотка наплела
