Мастер мыльных пузырей - Анна Штомпель
Девчонка что-то сказала; таким знакомым жестом Любимый склонил к ней голову. Они не целовались, не обнимались, просто стояли рядышком и, судя по всему, болтали о каких-то милых пустяках (а с ней он говорил только о серьезном), – но Алесе было так больно, словно она увидела их в постели. Наверное, она могла бы увидеть и это, только пожелай, – заглянуть в каждый день и час их жизни: и как они спят, и как зачинают первенца, и как ведут его в первый класс, и как сидят за столом на золотой свадьбе… Но зачем? Все это она знала и так. Она могла бы утешить себя, подглядев их ссоры, дни размолвок, ее болезни, когда Соперница не так хороша, и даже день ее смерти, – но что это изменит? Они вместе, и они будут вместе. Их окружала такая сияющая аура Взаимной Любви, что даже Реальность становилась чуточку светлей и добрей…
Шарик выпал из ее руки, закатился под кровать. Со всхлипом Алеся уткнулась лицом в ладони. Только что она была всемогущей и высокомерной богиней. А сейчас эта богиня, которой дано так много, рыдала от боли и зависти к тому, что зовется «простым человеческим счастьем».
Мастер не делал попыток ее утешить.
– Ты пришла сюда, мучимая своей исключительностью, исполненная презрения к тем, кто не ищет Свой Путь, а просто живет. И как же горько все вы плачете, стоит чуть-чуть приоткрыть вам истину!..
Алеся прерывисто вздохнула, отерла слезы.
– Могу я вернуться в Реальность? – спросила она.
– В любой момент до Окончательного Решения. Потом – нет. Время для тебя будет идти по-иному…
– Я ухожу, – перебила она. – Открой дверь, я хочу в свой серый слякотный двор!
– Это твой выбор. Но знай: ты не вернешь Любимого. И потеряешь способность Творить. А без этого от серости и слякоти быстро сходят с ума.
Мастер распахнул дверь.
– Ты такой же, как все, – с горечью сказала Алеся. – Спешишь отделаться. Даже не попробовал удержать!
– Раньше пробовал. Потом понял, что это бессмысленно. Еще никто не остался.
Алеся медлила на пороге, глядя на мальчика в коротких штанишках, который вдруг показался ей таким же печальным и одиноким, как она сама.
– Сколько тебе на самом деле лет?
– Здесь нет возраста. Когда я сюда пришел, мне было тридцать три. Как и ты, я познал многое, кроме Любви Взаимной. Как и ты, я плакал от боли, что терзает отвергнутого, по сравнению с которой боль физическая – ничто. А потом меня увлекла Мечта. Я занялся изготовлением раствора. Наполнил Первый Мир собственной болью и радостью – чем же еще мне было наполнять? Так я и стал Мастером мыльных пузырей, хотя теперь ты знаешь, что это не совсем верное название…
Алеся все стояла на пороге. Боль притихла, но осталась в ней, бежала с кровью по сосудам и капиллярам, внедрялась в каждую клеточку, каждый нерв… и не боль это была, а болезнь, и не просто болезнь, а болезнь неизлечимая – до самого последнего вздоха… и выдоха.
Дрогнули пальцы от знакомого зуда. Снова захотелось взять в руки колбу с пеной, поднести к губам трубку… Это было совсем не похоже на Гордыню Всевластия. И даже на Первый Опыт. Все дело в боли. Да, да! Боль переплавилась во что-то иное… разлилась по жилам драгоценным вином.
– Скажи, – медленно произнесла она, – эта боль… она может… помочь мне творить?
Мастер ответил не сразу. Он смотрел на Алесю каким-то новым взглядом.
– Ты поняла!..
В его глазах вспыхнула мальчишеская радость.
– Да, поняла. Я остаюсь. Мне есть что вдохнуть во Второй Мир… Но взрослое тело мешает мне, Мастер. Я слишком устала, мне слишком больно – у меня не получится вновь стать ребенком…
Мастер улыбнулся:
– Посмотри на себя.
И она увидела тонкие руки с коротко обрезанными детскими ноготками, русые косы с синими бантами, сбегающие по плоской груди девятилетней девочки.
Она увидела, что комната стала больше.
И еще она увидела, как закрылась дверь…
– Тебе не раз еще захочется уйти, – сказал Мастер, который теперь был чуточку выше ее. – Но сделать это можно будет, только прыгнув в бездну за окном.
– Ты же не прыгнул, – возразила Алеся тонким голосом, потихоньку осваиваясь в теле, носимом ею когда-то, привыкая к нему заново, как к любимому платью после сброшенных весной килограммов. – А теперь нас все-таки двое. К тому же, если я правильно поняла, дверь закрылась только в Реальность. Мир Мечты всегда открыт, не так ли?
Она толкнула дверь, и та легко подалась. В проеме виднелся залитый солнцем луг и мыльные пузыри, носимые ветром, словно тополиный пух. Здесь был нескончаемый день, за окном – нескончаемая ночь. Алеся некоторое время постояла, дыша свежим воздухом и радуясь летнему дню, потом притворила дверь.
Надоест лето – будет осень, зима, весна и даже пятое время года, если она пожелает…
– Хочу немного поспать, – сказала она, забираясь в кровать, которая теперь была идеально по росту. – Я должна отдохнуть, прежде чем стану творить свой Второй Мир. Мастер, а здесь снятся сны?
– Скоро узнаешь, – ответил он.
Художница Светлана Мищенко-Сапсай.
… Здесь снились сны.
Во сне она стояла с Любимым на остановке и ждала автобуса, который отвезет их домой. Они были близко-близко, а впереди была ночь, когда станут еще ближе, а внутри ее созревало дитя – их совместное Творение. И скучное ожидание казалось ей радостным, а грязная остановка – уютной.
Какой-то малыш пускал мыльные пузыри, которые тут же со смехом лопал. Один из них Алеся поймала сама, на миг ощутив щекочущие брызги, и засмеялась, и Любимый тоже засмеялся: «Ты как малое дитя». На безымянном пальце у нее было кольцо, и у него тоже было кольцо, и между кольцами этими пролегла цепь – невидимая, но весомая, ключи от которой они, не сговариваясь, бросили в Реку. А мальчик все выдувал свои пузыри, и они лопались о замшелые стены и унылые лица прохожих; автобус все не шел, и кто-то матерился, кто-то курил, кому-то было все равно; Любимый нащупал ее руку и сказал: «Отойдем, тебе вреден дым…»
Это была чудесная Реальность, которая Алесе только снится.
© Штомпель А. И.
март 2016 г.
