Сын Войны, Дочь Хаоса (ЛП) - Рэллисон Джанет

— Это уменьшит опухоль. Мы поможем тебе собрать твои вещи. Сиди спокойно, пока мы не вернёмся.

Папа увидел нас и указал на палатку в конце ряда.

— Палатка Билла вон та, с двумя стульями перед ней. Идите, соберите его вещи. Он пойдёт с нами.

Рорк в отчаянии поднял руки, но спорить не стал. Он зашагал к палатке Билла, ругаясь всю дорогу. Я шла рядом с ним, делая быстрые шажки, чтобы поспевать за его широкими шагами. Мы прошли мимо ещё одного человека на земле, гротескно раздутого и явно мёртвого. Казалось неправильным оставлять его там, со скарабеями, ползающими по его лицу и вниз по шее. Когда я остановилась и разинула рот, Рорк взял меня за руку и потянул вперёд. Послание было ясным; у нас не было времени что-либо делать с мёртвыми.

В палатке Билла мы быстро собрали его вещи. Я чувствовала себя оцепеневшей, действовала механически и была рада этому. Я не хотела переварить то, что увидела. Когда мы закончили с вещами Билла, папа велел нам помочь двум раненым женщинам собрать вещи. Одна из них продолжала сплёвывать кровь на снег. Пятна рядом с ней выглядели как маленькие красные цветочки.

Я напряглась, чтобы расслышать шум самолётов, выискивая любые признаки новой атаки. Я не могла решить, гордиться ли моим отцом за то, что он помогал другим, или злиться на то, что он подвергал риску свою и Рорка жизнь, не уехав как можно скорее. В основном мои эмоции бессильно бурлили. Я не могла судить, сколько времени всё это заняло. Время стало сюрреалистичным.

Последнее, что сделал папа перед нашим отъездом, это снял несколько живых жуков с мертвеца и положил их в пустую бутылку. Я подошла, чтобы помочь ему, затем увидела, как он достал нож, отрезал кусок плоти от плеча мужчины и упаковал его в снег. Он положил мясо вместе с краснеющим снегом в пенопластовую коробку.

Мой желудок сжался, и я сделала шаг назад.

— Что ты делаешь?

— Мне нужно изучить скарабеев. Им нужно что-нибудь есть.

Папа, должно быть, решил, что у насекомых может быть большой аппетит, потому что он отрезал ещё один большой кусок плоти. Я отвернулась, борясь с комом в горле. Я не хотела, чтобы меня вырвало. Я должна была быть сильной.

Я посмотрела на небо, на единственное место в мире, которое всё ещё выглядело незапятнанным после нападения. Даже тут теперь было не безопасно. Надо мной кружился заблудившийся скарабей. Мой отец, возможно, хотел, чтобы я поймала его, чтобы добавить в его коробку. Возможно, это было самое разумное, что можно было сделать. Но я хлопнула перчатками, раздавливая его. Он дёрнулся и зажужжал, а затем обмяк. Я бросила его на землю и придавила ногой.

К тому времени, когда наша группа отставших, наконец, собралась, все остальные в лагере ушли. Не осталось ничего, кроме мусора, раздавленного снега и вещей погибших людей. Папа повёл нас не к одной из импровизированных взлётно-посадочных полос, которые раньше были в лагере, а в противоположном направлении.

— Я знаю безопасное место, — сказал он.

Один взгляд на землю сказал мне, что мы идём по следам снегохода. Свежим. Люсинда не потрудилась остаться, чтобы помочь раненым.

Мы шли на лыжах больше часа. Остальные приглушёнными голосами говорили о том, как Хорусиане могли обнаружить наше местоположение и где разбить лагерь дальше.

— Мы должны выяснить, как они нас нашли, прежде чем мы где-нибудь соберёмся, — это всё, что добавил мой отец в разговор.

Наконец мы увидели белую палатку, разбитую на ледяном гребне. Два снегохода были припаркованы над белым навесом рядом с ним. Я понятия не имела, что это за место и почему Люсинда устроила его в такой глуши.

Пока остальные снимали лыжи, мой папа подошёл к палатке.

— Люсинда! — позвал он. — Это я, Конрад.

С минуту она не появлялась, а когда появилась, её царственные глаза были скрыты рубцами и припухлостями на лице. Она бросила ядовитый взгляд в мою сторону. Я знала, что я ей не нравлюсь, но до этого момента я не видела ненависти, переполнявшей её лицо.

— Ты привёл её сюда. Прямо к моему порогу. Дочь Хорусианки.

Я застыла от этого обвинения. Все взгляды неловко повернулись ко мне.

— Она одна из нас, — сказал мой отец.

— На нас напали, — возразила Люсинда. — Кто-то дал Хорусианам наши координаты.

— Это не могла быть Эйслинн. Она их не знает.

Люсинда всё ещё смотрела на меня.

— У меня здесь нет места для всего лагеря.

— Нас всего шестеро, — сказал мой отец, — и у нас есть своя еда. Нам просто нужно укрытие на ночь, пока мы не сможем вылететь.

Люсинда нахмурилась, затем отступила в сторону, оставляя место для моего отца, чтобы пройти. Он жестом пригласил нас всех пройти в палатку.

В чём был смысл? У нас были свои палатки. Зачем толпиться у неё? Я последовала последней, неохотно протискиваясь через расстегнутый клапан палатки. Вместо ровного участка снега во льду были вырублены ступени, ведущие вниз. Большие металлические створки, похожие на двери подвала, были открыты по обе стороны лестницы. Палатка была всего лишь прикрытием, скрывающим вход в подземный дом.

Я последовала за остальными вниз по ступенькам. Они вели в гостиную с диванами, книжными полками и журнальным столиком. На стенах были высечены фонари. Я даже почти ожидала увидеть картины и занавески. Лёд вокруг был глянцево-голубым, а солнечный свет, просачивающийся сквозь крышу, придавал комнате жутковатое сияние, как будто мы находились внутри аквариума.

Изогнутый дверной проём за гостиной открывал кухню со столом, шкафчиками и микроволновой печью. В другом дверном проёме виднелась часть спальни. Леопардовые шкуры, накинутые на кровать королевских размеров. Я знала, что это были настоящие леопардовые шкуры, потому что головы всё ещё были на месте.

Я не могла представить, сколько времени, должно быть, ушло на то, чтобы вырезать это место. Остальные в нашей группе оглядывались вокруг с выражением благоговения. Только мой отец не выглядел удивлённым. Он положил свой рюкзак на один из диванов и расстегнул боковой карман.

— Мы должны смазать раны каждого антибактериальным кремом. Снимайте куртки, и давайте посмотрим на повреждения.

Я вздрогнула от этого предложения. Насколько я могла видеть, в комнатах не было обогревателей, а здесь, внизу, вдали от солнечного тепла, воздух казался намного холоднее, чем на морозе. Рорк, Билл и женщины по дороге сюда, я узнала, что их зовут Джун и Марта, сняли куртки, затем также сняли рубашки. Несмотря на то, что женские лифчики прикрывали столько же, сколько и бикини, я чувствовала себя неловко, наблюдая за ними. У группы были не только раны там, где жукам удалось проползти по их шеям, но и остатки раздавленных насекомых на коже. Женщины с отвращением вытирали их. У меня, наверное, тоже были какие-то раздавленные жучки на рубашке. Мне была ненавистна мысль о том, что они прикасаются к моей коже, но я не хотела снимать одежду, чтобы проверить.

Бомани стоял у диванов. Его щеки распухли, и два злых красных следа от укусов окрасили его лицо. Он наблюдал за мной, скрестив руки на груди, его глаза были темнее, чем когда-либо.

— Эйслинн, — сказал папа, протягивая мне тюбик с мазью, — помоги Джун и Марте покрыть рубцы на спине, — он, вероятно, думал, что женщинам будет удобнее, если я буду прикасаться к ним. — Используй его экономно, — добавил он и пошёл, чтобы помочь Рорку и Биллу с их ранами.

Я подошла к Марте, сняла перчатки и промокнула рубцы на её спине. Она не обращала на меня никакого внимания; она изучала моего отца.

— То лекарство, которое ты мне дал, — сказала она ему. — Это спасло мне жизнь, не так ли? Ты всегда носишь его с собой?

Он пожал плечами, не глядя на неё.

— Когда ты живёшь так долго, как я, учишься быть осторожным.

Марта фыркнула.

— Но тебя не укусили. Как тебе это удалось? Твоя жена дала тебе противоядие?

Папа бросил на неё острый взгляд.

— У меня был факел для защиты. Моя жена не следила за хорусианскими делами.

Мне даже не пришло в голову удивиться тому факту, что у моего отца не было никаких видимых рубцов.