Швец. Второй шанс для бандита (СИ) - Серж Олли

— Моя маленькая… Хочу тебя… — шепчет в губы и впивается в них поцелуем.

— Там… — задыхаюсь, успеваю я вставить между поцелуями. — Маша… Увидит. Саша, нет!

— Не увидит, — он спускается жадными и быстрыми поцелуями по моей шее к груди. — Мультики смотрит. Мы быстренько…

— Саша, Саша, — неактивно протестую я. — Ну нет, ну, пожалуйста…

Он, конечно, меня совсем не слушает. Терзает ласками грудь. Ныряет руками под подол сарафана, сжимает мои бёдра и сдвигает трусики в сторону. Я прикрываю глаза от стыда. Потому что: «да». Я возбуждена. Но это только тело. Или не только… Мамочки, я совсем ничего не понимаю! Я запуталась!

— Ну как же «нет»? — хрипло рычит Швецов, проходясь костяшками пальцев по моим самым чувствительным местам. — Если «да». Да, моя маленькая…

Он снова меня целует.

Я, не в силах преодолеть рассинхрон в теле, чувствах и разуме, бьющемся на последнем издыхании, одновременно выгибаюсь, выпрашивая ласк, пытаюсь оттолкнуть Сашу и отвечаю на поцелуи.

Слышу звук растягивающейся ширинки. Напрягаюсь всем телом, готовясь к вторжению в свое тело, потому что мне снова по-девичьи страшно, как это будет спустя пять лет. Да ещё и после родов, и в такой позе…

— Александр Николаевич! Ты где? — вдруг раздаётся из прихожей мужской голос и хлопает входная дверь. — Телефон не берёшь…

Швецов, ёмко выругавшись и тяжело дыша, отстраняется от меня. Опускает подол, застёгивает ширинку… Я, кажется, издаю разочарованный стон. Все это очень быстро, пока я сижу и тупо хлопаю глазами.

Шаги в коридоре приближаются.

— Я здесь, — психуя, рявкает Швецов.

В дверном проёме кухни появляется его охранник и с плохо скрываемым удивлением скользит по нам взглядом.

— Если ты пришёл с какой-то хренью, ей Богу, Сёма, я отстрелю тебе яйца, — шипит Александр, разворачиваясь к нему лицом.

Я прячусь за его спину. Мне неловко. Нужно быть полным идиотом, чтобы не понять, чем мы только что занимались.

— Так что случилось? — повышает голос Швецов.

— Там на улице полный двор журналистов и ментов, — угрожающим тоном говорит Семён.

— В честь чего? — напрягается Саша, в голосе появляется металл. — Шли их на х…

— В честь того, — перебивает его охранник, — что час назад Аверин проводил пресс-конференцию, на которой потребовал официальной проверки твоего семейного положения. Потому что по его данным из достоверного источника, которого он указал только ментам, — он делает выразительную паузу, — ты похитил свою бывшую любовницу с ребёнком. И теперь просто удерживаешь их силой, вводя избирателей в заблуждение.

Глава 28. Скелеты из шкафа.

Варя

Стараясь держать лицо, под леденящим кровь взглядом Швецова, даю показания следователю и представителю избирательной комиссии. Последний трясётся ещё больше, чем я. В какой-то момент мне становится до циничности смешно. Интересно, им деньги карманы не оттягивают? Опасно в банках то держать. А ещё… Если бы я сейчас подтвердила, что нахожусь здесь недобровольно, что меня с дочерью мучают? Чью бы сторону они заняли? Ответ прост. Того, кто больше бы заплатил, но точно не мою.

Меня тошнит от собственной слащавой улыбки, от Сашиной показательной невозмутимости, словно затишья перед концом света, от правильных ответов и яркого света прожектора.

«Никакого похищения, люблю Александра. Да, давно. В городе встретились случайно на утреннике. Дочь его тоже любит. Жениться собираемся. Почему расстались пять лет назад? А что? Люди не ошибаются?» — я делаю это ради дочери. Ради всего хорошего, что было между мной и Швецовым. Вопреки его подозрениям, я бы никогда его намерено не предала. Уже сломала голову, как так вышло. Откуда всем этим людям известны подробности нашей встречи и сложных отношений. Миша? Так быстро? Нет, всего он не знал. Мог ли узнать у тётки? Вероятно… Сложил два и два. Но если я открою виновника, страшно представить, что Швецов с ним сделает. Пусть лучше со мной.

Понимаю, что все разговоры, слава Богу, неофициальны и ничем, кроме денежных потерь, Александру не угрожают. Ибо в противном случае мы бы не снимали с журналистами опровержение в виде уютного, семейного чаепития. Сколько же им стоит подобное полоскание грязного белья друг друга? А если на секундочку представить, что все деньги предвыборной кампании потрачены, как положено, на благо избирателей, а не на измерение длинны «достоинства» оппонента, ох, это ж люди столько плюшек не унесут. Диабет от «сладости» начнётся.

— Вы застали нас примо за ужином, — невозмутимо отвечает на вопросы журналистов Швецов. — У меня не было никаких сомнений по поводу отцовства. Видите? — Он демонстрирует родимое пятно. — У всей моей семьи такое же. И у дочери.

Марья, конечно, показать свою руку не желает. Напуганная огромным количеством посторонних людей, она жмётся ко мне котёнком и не слазит с коленей.

— Мамочка, — шепчет едва слышно. — А меня не заберут?

— Нет, ну что ты, малыш, — успокаиваю я ее.

Саша обнимает нас рукой, продолжая общаться с журналистами. Но это только для кадра. А за ним… мне жутко от осознания, что кого-то мы останемся со Швецовым один на один, и придётся объясняться. Я не знаю, что говорить! Как оправдываться!? Чувствую каждой клеточкой тела ненависть Саши. Он меня уже во всем обвинил, проклял и растоптал.

— Что же любит есть на ужин самый молодой кандидат в депутаты? — интересуется девица, направляя на меня микрофон.

— Зависит от того, на сколько голоден, — пытаюсь я отшутиться, чтобы не выглядеть совсем уж бледно. — Но однозначно предпочитает ресторанам, домашнюю кухню.

— Как вы можете прокомментировать то, что посещали с ребёнком ёлку, спонсором которой является конкурент вашего будущего мужа?

Чувствую, как пальцы Швецова красноречиво сжимаются на моей шее под волосами.

— Мы — обычные люди, — пожимаю плечами. — Билеты разбрасывали по почтовым ящикам. Соседка отдала нам с Марьей свой. Мы решили пойти…

Осекаюсь, обнаруживая в своей памяти ещё одного человека, который мог стать источником информации для Аверина. Господи, ну я же тогда не думала… Ну какая же я идиотка!

Закусив губу, пытаюсь поймать взгляд Саши. Он позволяет. Но в нем нету ни намёка на то, что мне позволят говорить. Я знаю этот взгляд…

Снова ощущая себя на подводной лодке, которая, казалось, начала всплывать, а теперь снова тонет, прячу лицо в макушке дочери.

К счастью, журналисты от нас отстают. Швецов уходит вместе со следователем и представителем комисси в кабинет.

Постепенно кухня и гостиная пустеют. С нами остаётся только пара охранников, которые досматривают дом на предмет прослушивающих и прочих неприятных устройств.

Я уговариваю дочь выпить молока с печеньем в спальне. Даже не купаю ее, потому что это нормальных детей вода успокаивает, а Марью наоборот — возбуждает. Все эти ее эксперименты, пузырики, ковшички…

— Давай спи, мышонок, — шепчу я ей, гладя по волосам.

Руки до сих пор потеют и дрожат, прилипая к прядям.

— А пап… Дядя Саша, — жмётся Марья ко мне. — Придёт?

— Ему нужно с дядями по работе поговорить, — стараюсь я объяснить сегодняшнюю истерию и переключить внимание. — А нас с тобой теперь по телевизору покажут. И бабушка Ира увидит, и воспитатели…

— А мы будем смотреть? — оживлённо подскакивает дочь. — Я там красивая, как единорожка, с папой, — с гордостью.

— Будем, будем, — со вздохом успокаиваю ее. — Давай, уже, спи.

Вот она суть детской психики. Все беды и страхи забыты, будто и не рыдала. С «папой»…

Но засыпает плохо. Крутится, вертится, ковыряется у меня в волосах, пока, наконец, через сорок минут не отключается под пятую по счету сказку.

Обессиленная, будто разгрузила вагон угля, я лежу рядом с дочерью. Сейчас нужно встать и пойти к Саше. Страшно. Но ждать своего приговора до завтра ещё страшнее.

Выскальзываю из спальни и спускаюсь на первый этаж. Сердце от волнения колотится в горле. Может быть, Швецов уехал? Пусть, ну, пожалуйста, я хотя бы смогу тогда уснуть… но нет. Его вещи висят в прихожей.