Ката - дочь конунга (СИ) - Степанова Мария Игоревна

— Нянюшка, — начала она вкрадчиво, — ты ложись, отдыхай, и так полночи возилась со мной!

Но нянька не поддалась на уговоры, и только еще больше уверилась, что больная собралась куда-то идти без ведома старших.

— Куда, спрашиваю, собралась? — чуть повысила она голос, — и эта, непутевая здесь!

Она злобно покосилась на Машу.

— С каких это пор, ты, нянюшка, у меня, княжеской крестницы, ответа просишь?! — голос Каты засеребрился обиженно.

— А с той, матушка, — с достоинством ответила нянька, — что приставила меня сама княгиня присматривать за тобой, да если что, за тебя перед ней ответствовать. Вот сейчас побегу княгине докладывать, что ты, болезная, только вчера на ножки вставши, сегодня рано поутру хочешь идти неведомо куда со своей гостьюшкой, и что-то княгинюшка на это скажет!

Это был шантаж, нянька знала, на какие струны давить. Ката сразу перестала зазнаваться, сморщилась умоляюще.

— Ну нянюшка, свет Румяна Деяновна, помоги! Надо Машу проводить, нельзя ее одну отпускать!

Надо же, Румяна! Маша смотрела на старуху и думала, что когда-то и та была юной, розовощекой, отчего отец и назвал ее Румяной.

— Никуда не пойдешь! — ответила нянька и поджала сухие губы, — сама провожу! А ты в постельку ложись и не тревожься!

Ката с сомнением нахмурила брови, прикидывая, продолжать ли спорить, или соглашаться. Потом неуверенно кивнула.

— Ну хорошо, — сказала она, — проводишь, нянюшка, до того места, ну, ты знаешь…

— Знаю, знаю, — ворчливо ответила бабка, — туда, где ты, девица, привычку заимела сигать, да гулять без сопровождения.

— Ну… да, — смущенно кивнула Ката, — проводишь и бегом назад возвращайся!

— Стара я, бегом-то, — вредничала нянька, — ноги еле ходят!

Ката подошла к Маше, обняла ее.

— Я очень хочу, чтобы ты осталась, — сказала она, — но желаю, чтобы ты открыла свою дверь и вернулась домой. Это самое главное — вернуться в свой дом. Помни обо мне, да и я тебя никогда не забуду!

Маша поглаживала девчонку по худым лопаткам, прикрытым тонкой тканью рубашки, и старалась не заплакать. Она продышалась, потом вздохнула прерывисто и улыбнулась.

— А ты выздоравливай, выбери себе достойного мужа, и будь счастлива!

Долгое прощание мучило обоих. Маша схватила свой узелок, и, не оборачиваясь, выскочила из дверей, едва не сбив с ног проснувшегося охранника. Нянька вышла следом.

— Ты, Гудим, — сказала она парню, — остаешься один княжну стеречь! Смотри мне, не дремли! Да и не болтай о том, что видел!

Охранник Гудим уважительно кивнул няньке.

Маша плохо запомнила дорогу до городского тына. А нянька, на удивление, шла уверенно. Она не разговаривала с Машей, зато все время бубнила про непутевых девок, которые пропадают в лесу, про разбойников, похищающих юных дев и еще про сорок видов погибели, к которым приблизится каждый, кто лазит через незаконную дыру в заборе. Наконец они пришли. Маша посмотрела на лаз. В прошлый раз ее подсаживали двое. Сейчас нужно было справляться самой. Она перекинула свой узел, потом подобрала подол повыше, закинула ногу и подтянулась на верхние бревна. Затем перекинула обе ноги и спрыгнула с той стороны. Няньку она уже не видела.

— Спасибо тебе, Румяна Деяновна, — крикнула она, надеясь, что бабка еще не ушла.

Но ей никто не ответил. Маша постояла, потом подобрала узелок и двинулась в сторону поляны у озера.

Там все было как и прежде — темная гладь воды, зеленые кусты по краю и дорожка, ведущая в лес. Маша наскоро переоделась, завернула вещи в узел и положила в глубину кустов. Потом осторожно шагнула по тропинке. Через несколько шагов в глазах помутнело, она даже покачнулась. Но тут же полегчало. Маша шла вперед по тропинке, и даже не оглядывалась. Это было незачем. Она была дома.

26

Раннее утро еще не прогрелось солнцем, и Машу немного знобило. Хотя, может и не от этого. Она пару раз останавливалась, замирала, готовая развернуться и бежать назад, но, потом все же делала шаг вперед и продолжала путь. Выйдя из зарослей кустарника, Маша наткнулась на раннего бегуна с собакой. Бегун ошарашено проводил ее взглядом, собака гавкнула. Маша вышла на аллею, где проходила оживленная тропа, и села на скамейку. Все.

Ощущая безмерную тяжесть, она развязала и стянула с головы дурацкий кокошник. Хотелось плакать, слезы жгли глаза, Маша упорно смаргивала их, сердито проводя тыльной стороной ладони по глазам. Ей еще надо было как-то добираться до дома, идти далеко, денег с собой, естественно не было. Ощущение нереальности не покидало ее, все вокруг казалось странным и каким-то противоестественным. Этот запах в воздухе, шорох колес по асфальту, грохот сваебоя на стройке неподалеку. Как можно жить в таком шуме?! У Маши разболелась голова, хотелось скорее укрыться где-нибудь в тишине. Она поднялась и долго шла по петляющим дорожкам, пока не прошла в арку ворот. На обочине дороги махнула проезжающему автомобилю. Водитель затормозил, Маша наклонилась к стеклу.

— На Пушкина довезете?

Водитель кивнул, Маша села в салон. Тут ужасно пахло "освежителем" воздуха и табака, но делать было нечего. Водитель поглядывал в зеркало заднего вида, любопытствуя, чем занята девушка в древнерусском сарафане. Но Маше было все равно, она смотрела вдаль через не слишком чистое стекло и совершенно ничего не видела.

Они подъехали к дому, водитель обернулся за оплатой.

— Подождите пять минут, — попросила Маша, — сейчас вынесу деньги.

— Эй, красавица! — возмутился водитель, — так не делают!

— Да не бойтесь! — досадливо ответила она, — не сбегу. Вот вам залог.

Маша бросила на переднее сидение кокошник и вошла в подъезд. Тут, как и везде, невозможно воняло. И как она раньше не замечала этого. Поднявшись на свой этаж, Маша подошла к квартире, потом опомнилась и позвонила в соседнюю дверь. Она увидела, как мелькнула тень в глазке и натужно улыбнулась. Дверь открылась, на пороге стояла женщина в фартуке с разноцветными самоварами.

— Здрассте, тетя Света, — сказала Маша, — а Серега дома?

— Здравствуй, Машенька, — растерянно ответила соседка, — спит еще…

— Я зайду, — сообщила Маша и вошла, слегка подвинув хозяйку квартиры.

Серега спал, раскинувшись на разложенном диване. Маша помнила эту комнату и этот диван с детства, когда приходила к Сереге играть в компьютерные игры и собирать лего. Она наклонилась и потрясла друга детства за голое плечо.

— Серый! Просыпайся!

Юноша разлепил глаза, посмотрел на нее мутным взглядом, потом, поняв, кто перед ним, сел на постели, одновременно натягивая на себя пододеяльник, которым укрывался.

— Машка! — Серега таращил сонные глаза, — ты где была?! Твои родоки мне весь телефон оборвали!

— Серый, — Маша устало присела на край дивана, — иди, заплати мужику внизу, я ему должна. И потом я обещаю, все расскажу тебе.

Серега вскочил, все еще обмотанный пододеяльником, кое-как натянул спортивные брюки и футболку, взял с полки смятые "сотки", валявшиеся там, очевидно, с момента, когда Серегина мать собирала стирку и потребовала, чтобы сын очистил карманы, и вышел. Маша сначала сидела, тупо уставившись в одну точку, потом прилегла на краешек и закрыла глаза. Когда приятель вернулся, держа в руке кокошник, она спала, уткнувшись лбом в бортик дивана. Ноги в белых сапожках свисали с краю, Серега аккуратно стянул сапоги, поднял ноги на диван и укрыл подругу пододеяльником. Ничего не понимающая мама тревожно заглядывала в дверной проем и вопросительно смотрела. Серега прикрыл дверь, шепотом что-то объясняя матери.

Маша проснулась от навязчивого щелканья. Она открыла глаза, повернулась к источнику звука. У окна за столом Серега в наушниках быстро-быстро стучал по клавиатуре. Заметив, что она пошевелилась, он снял наушники и улыбнулся.

— Ну ты спа-а-ать! — протянул он, — уже четвертый час!

— В смысле — четвертый? — не поняла Маша.

— В прямом, — ответил молодой человек, — пятнадцать часов двадцать семь минут.