Айзек Марион - Новый голод
Человек не реагирует. Просто смотрит. Со времени его смерти он практически не изменился. Только посерел, и губы вместо полных и чувственных стали синими и слегка сморщенными. Как обидно. Они были его лучшей чертой.
— Нора, — говорит Аддис. Его глаза стали круглыми от страха.
— Все нормально, — говорит она, оглядывая двор и проверяя все двери. – Здесь мы в безопасности.
Она снова светит в глаза человеку, как полицейский на допросе.
— Где новый парень? – кричит она своим твердым, как у полицейского, тоном, пытаясь себя подбодрить.
Человек смотрит через плечо. Нора следует лучом света за его взглядом и замечает макушку головы, выглядывающую из—за кустов, окружающих забор. Она не может сдержать смеха.
— Что это с ним? Стесняется?
— Нора, — хнычет Аддис, дергая ее за рубашку.
— Я сказала тебе, что все хорошо, Адди, они не могут сюда забраться. – Эй, — зовет она большого мужчину. – Где твоя девушка?
Он поднимает руку и указывает на небо.
Нора, хмурясь, смотрит на него.
— Что это значит?
Он продолжает указывать.
— Она летит?
Он опускает руку и снова поднимает.
— Может, он хочет сказать, что она отправилась на небеса, — предполагает Аддис.
— Хочешь сказать, она умерла? – спрашивает она мужчину.
Он опускает руку и не делает никаких комментариев.
— Ну… эй, я правда сожалею о вашей потере, но не пошли бы вы к черту. Мы не дадим вам нас съесть.
Мгновение он молчит, потом из горла поднимается тихий стон. Тон такой скорбный и отчаянный, что заставляет Нору задрожать. Когда она светит ему в глаза, то видит боль, и это ее беспокоит, но она не может объяснить, почему. У нее появляется желание его утешить. Она помнит все книжки, которые читала о них, истории в сводках новостей, предупреждения родителей, которые рассказывали ей об этих существах. Тесты, проведенные на них, показывали, что они не более чем трупы, испытывающие длительные смертельные спазмы. Но, глядя в глаза этому трупу, она видит в нем человека. И он страдает. Она вздыхает и скрещивает руки, обращаясь к брату:
— Что будем делать с этими парнями?
— Разве мы не должны их убить? Что, если они войдут?
— Это место – как крепость, Адди. Они не могут войти.
— А что, если они заберутся сюда?
— Зомби не могут вобраться. Им и ходить—то трудно.
— Хорошо.
— Однако мы должны что—то придумать. Утром они еще будут там.
Большой мужчина терпеливо ждет. Нора слышит, как новенький беспокойно ходит за изгородью.
— Они, наверное, просто хотят кушать, так ведь? – говорит Аддис. – Вон тот пытался съесть волка.
— Они всегда голодные. Но они должны есть людей, энергия животным им не подходит. Может, он это еще не понял.
— А как насчет карбтеина?
— А что с ним?
— Ты сказала, это как порошок из жизни.
Нора медленно перевела взгляд.
— Верно…
— Так что, может, мы накормим их? Они бы наелись и отстали?
— Аддис Хорас Грин, — она говорит таким тоном, как будто получила приятный сюрприз. – Ты суперумный.
Он ухмыляется.
— Давай попробуем. Брось ему один.
Аддис достает из рюкзака кубик и разворачивает его.
— Эй! – кричит он мужчине внизу. – Ешь это и отстань! – он бросает кубик. Тот попадает человеку прямо в лицо. Человек отступает, с удивлением глядя на них. Нора хохочет
— Это еда, придурок! – она указывает на кубик. – Это человеческая энергия! Ты можешь его съесть.
Он смотрит вниз на кубик. Смотрит на Нору. Берет кубик, обнюхивает и засовывает в рот.
Аддис смеется:
— Ему нравится!
Нора смотрит, как он жует.
— Это может быть грандиозным предприятием, Адди. Они могли бы разложить кучи карбтеина по всему городу, обеспечив зомби едой. Тогда, может быть, они не…
Мужчина выплевывает кучу белых крошек и смотрит вверх на Нору, словно ожидая большего.
— Что за фигня, чувак? – она достает второй кубик из рюкзака и трет им о запястье, оставляя красные царапины, облепленные белым порошком.
— Проглоти это! – она поднимает его над головой, чтобы бросить. – Это человеческая жизнь, та, что вы…
Что—то сжимает ее запястье. Сухие кости, обтянутые кожей – рука, но не совсем. Она смотрит в лицо, но не находит глаз, только клейкие капли стоят в пустых глазницах. Скелет, обернутый в плоть, крался по краю крыши, как паук, зацепившись с одной стороны за желоб, а другой рукой схватив Нору. Только завитки светлых волос, свисающих с ее головы, говорят Норе о том, что однажды это было женщиной. От костей исходит гул.
Нора подгибает колени и дергает руку из захвата, но оно шокирующе сильное – Нора висит всем весом на одном запястье, болтая ногами над полом балкона. Существо откусывает карбтеин из ее руки и недолго жует, потом наклоняет голову и позволяет крошкам выпасть изо рта вместе с бурой слюной. Оно смотрит на мужчину внизу. Оно смотрит на Нору. Оно засовывает ее руку себе в рот и откусывает ей безымянный палец.
Остальное происходит так быстро, что Нора едва успевает воспринять: размытые, разрозненные и дрожащие черно—белые картинки. Еще до того, как она ощущает боль в пальце, ее брат встает перед ней и подпрыгивает, замахиваясь топором. Рука существа отрубается выше запястья. Он тянет Нору обратно в дом и, хлопнув дверью балкона, бросает руку на пол, потом размыкает ее пальцы, чтобы они отпустили палец Норы, и с силой бьет несколько раз топором. Остаток ее пальца отскакивает и катится в одну из детских. Она смотрит на него, и хриплый крик поднимается в ее горле. Она не уверена, то ли от боли – глубокой болезненной агонии, бьющей ей в ладонь и проходящей через руку, то ли от того, что на ее глазах палец становится серым, потом черным, а потом высыхает и распадается в прах до кости.
— Прости меня, прости, — плачет Аддис, сидя в дюймах от лужи крови, вытекающей из руки Норы. Она хочет сказать ему, что все хорошо, она хочет поблагодарить его и сказать, как сильно она его любит, но через балконное окно она видит существо, сидящее на четвереньках. Оно раздирает ее рюкзак и жадно хрустит карбтеином, выплевывая слюнявые упаковки.
— Почему? – истерически кричит она в сторону двери, глядя, как их с братом будущее исчезает в корявых челюстях твари. Та только поглядывает на нее и продолжает жевать. Нора чувствует, как падает в темный колодец.
Она покачивается на ногах, крепко сжимая правой рукой левое запястье.
— Пошли, — шипит она, и, покачиваясь, спускается по лестнице. Когда она оказывается внизу, то останавливается и прислушивается. Нет звука разбитого стекла. Нет звука ломающегося дерева. Даже чавкающий звук утих, дом молчит. Куда оно делось? Конечно, одного пальца мало, чтобы утолить голод. Это был маленький палечный перекус?
