Пари - Александра Плен
Глава 13
Николаса на коронацию не взяли – оставили в поместье вместе с Кираном.
– Ты наказан, – непреклонно заявил герцог на попытку сына возмутиться.
Ирония наказания не ускользнула от Николь: за их совместную афёру она расплачивалась помолвкой с одним из самых ненавистных людей Беллира, а брат – всего лишь домашним арестом. Разделение было явно не в её пользу.
Герцогиня, одобрительно кивнув, заметила, что дочь надела в дорогу шляпку с густой вуалью. В дорожные сундуки упаковали ещё с десяток вуалевых шляпок – таких богатств у неё ещё не было. Гигантская гора багажа двигалась за ними в отдельной карете, и большую её часть занимал личный гардероб Николь. Одних только бальных платьев насчитывалось с два десятка. Как мама справилась с обновлением гардероба за неделю – оставалось загадкой, вероятно, все портнихи герцогства работали день и ночь.
С трудом выдержав полчаса в обществе угрюмых жены и дочери, герцог отправился прогуляться верхом, оставив женщин вдвоём.
– Что рассказала тебе баронесса? – полюбопытствовала герцогиня, едва отец удалился.
– Больше, чем ты, – отрезала Николь, тяжело сдерживая раздражение.
Теперь она понимала причину обид матери на бабушку, но всё равно не могла простить, что герцогиня скрыла семейную тайну. Оставила её один на один с пугающим даром – беспомощной, необученной. А теперь ещё и отдавала в руки сына Кровавого Грега…
Николь гневно ерзала на сиденье. В памяти то и дело всплывало лицо молодого садовника – первого «подопытного» для тренировки дара, которого выбрала для неё бабушка. До прошлой поездки в поместье баронессы Николь и не замечала, как много у бабушки работает молодых и красивых слуг-мужчин. Бабушка наблюдала за внучкой из окна и по итогу сделала вывод: неизвестно, кто больше смущался, сама ли девушка или бедный садовник. Когда несчастный вдруг упал на колени и принялся целовать подол платья, Ники в ужасе завизжала и бросилась бежать в дом, заявив, что в сад больше не вернётся.
– На месте разберёшься, – разочарованно вздохнула баронесса.
Теперь Николь ехала в неизвестность, имея в арсенале всего лишь свою непонятную силу. Да, ещё веер: сейчас он безвольно висел на её руке. Она задумчиво то открывала его, то складывала, прекрасно осознавая, как это раздражает мать. Герцогиня не раз просила прекратить, но Николь упрямо продолжала: ей хотелось хоть чем-то зацепить маму, вывести её из наигранного аристократического спокойствия.
Сама она была на грани отчаяния.
Наверное, ей хотелось, чтобы мама просто пожалела её. Села рядом, обняла, подтвердила: они справятся, всё преодолеют вместе… Но герцогиня только сжала губы и продолжала смотреть в окно – туда, где гарцевал на вороном жеребце любимый муж.
«Хотела бы я так же безоглядно любить одного-единственного мужчину, – подумала Николь с невольной тоской. – У мамы нет сомнений, нет страха. Она выбрала папу и даже посмела пойти против бабушки».
Девушка на миг представила себя, влюблённую в Родана, и ужаснулась: нет, такого не случится.
Столичный дом поразил её роскошью. Шесть лет назад, само собой, его разорили, но стены, окна и крыша остались нетронуты, пострадало лишь убранство. Кондоры восстановили особняк год спустя, а недавно герцогиня собственноручно обновила убранство: заказала новую мебель, ковры, картины, элегантные безделушки, сменила слуг. Теперь дом стал ещё изысканнее, чем был до разорения.
Большинство слуг, само собой, были женщинами, но были и пожилые мужчины, принятые в услужение со своими семьями. Они работали за пределами дома – в саду, конюшне, котельной.
Строгая, тщательно одетая горничная проводила Николь наверх. Если и удивилась густой вуали на лице девушки вечером, то не показала этого ни жестом, ни взглядом.
– Отдыхайте, – сказала она, поклонившись. – Ужин принесут через полчаса.
Николь поблагодарила её, закрыла дверь и осмотрелась. Она ни разу не бывала в этом доме, да и в столице вообще – всё было в новинку. В комнатах было тепло и приятно пахло. На подоконнике стоял букет свежих цветов из оранжереи, через спинку кресла был перекинут кружевной пеньюар, на будуарном столике у зеркала стояли многочисленные баночки с косметикой.
Все было уместно, изысканно и подготовлено для прибытия молодой госпожи.
«А мне здесь нравится!» – улыбнулась Николь. Сняла шляпку, потом ненавистный парик, и принялась раздеваться. «Надеюсь, слуги предупреждены не входить без стука».
Накинув пеньюар, она отправилась в ванную.
Утром, перед дорогой, Белла – мамина горничная – принесла парик, уже уложенный в сложную причёску. Николь оставалось только закрепить его шпильками. Её собственные волосы уже отросли почти до плеч, мешая парику, но обрезать их нельзя: девушка твёрдо решила избавиться от парика как можно скорее. Белла пообещала, что через пару месяцев можно будет обойтись шиньоном, закрепив накладные волосы поверх своих.
Герцогиня предупредила, что подъём ранний. В девять утра они уже должны быть в главном Храме Богини – там пройдёт первая часть церемонии. Вторая часть – во дворце, а вечером, на балу, официально объявят о помолвке Николь с новым королём.
– Когда же свадьба? – тихо спросила Николь.
– По правилам помолвка длится не меньше года, – спокойно ответила мама. – Но Лотары… – она еле заметно поморщилась, – не слишком-то следуют традициям Беллира. Так что, – тихо добавила она, поглаживая дочь по руке, – будь готова ко всему.
В груди Николь стало пусто: ещё одна надежда рухнула. Она надеялась, что Родан за долгие месяцы помолвки влюбится в другую или нарушит слово – и тогда она получит свободу…
Белла пришла в семь утра. Николь успела умыться и позавтракать. Девушке так и не удалось уснуть. Всю ночь её терзали панические мысли – узнает ли её Родан, как отреагирует, если узнает? Нужно ли сразу применить свое влияние к жениху или придержать до лучших времен? Что ждет её, братьев и родителей, если она вдруг откажет? Возникнет ли та непонятная ненависть, которая вспыхивала каждый раз, при взгляде на Родана? И так далее…
– Садитесь, – вежливо сказала Белла. – Я уложу причёску прямо на вас.
Николь знала мамину горничную всю жизнь: по-настоящему красивая женщина, сноровистая, знающая о платьях, белье, причёсках, ногтях, макияже буквально всё. Для герцогини она была по-настоящему незаменима. Замуж Белла так и не вышла, детей не завела – всю свою жизнь посвятила служению Мариэтте Кондор.
– Сделай так, чтобы волосы закрывали как можно больше лица, – шепнула Николь, усаживаясь к зеркалу. – Скулы, щёки, лоб.
Белла молча кивнула и взялась за дело.
Целый час потребовался ей, чтобы девичье отражение в зеркале стало неузнаваемо новым. Николь смотрела на себя как на незнакомку: прелестное личико, обрамлённое лёгкими кудряшками, казалось глуповатым и наивным. Сверху причудливую картину завершила крошечная шляпка с косой вуалью.
«Если веер закроет подбородок и губы, видны останутся только глаза», – с весёлым азартом подумала Ника. Теперь уж никто не узнает в ней Николаса из Академии.
Пышное платье, украшенное кружевными розочками, дополнило образ легкомысленной кокетки.
Она тихонько хихикнула себе в отражение и подмигнула: ещё посмотрим, кто кого!
Глава 14
Родан тоже не спал прошлой ночью, но по совсем иной причине. Вчера за ужином отец пил без остановки, испытывая терпение не только своего старшего сына, но и всех слуг, охранников, а заодно приближённых побратимов, приехавших во дворец на коронацию. Лотар ел руками, кормил собак прямо со стола, швырялся кинжалами и посудой. Одного слугу унесли с порезанным лицом: Лотар наказал его за то, что тот попытался аккуратно отодвинуть его любимую суку, чтобы подойти к столу. А бедняге генералу Нидле так досталось постоянными расспросами относительно возраста и «готовности к плотским утехам» его дочери, что старый друг, прошедший бок о бок с Лотаром через пять войн, в конце концов пожаловался на ноющую рану и покинул ужин.
Только Родан заметил, каким взглядом отец провожал спину генерала. Совершенно определённо: сегодня или завтра его найдут в постели задушенным.
Родан знал, что отец ничего не делает просто так. И то, что он вёл себя за столом как пещерный дикарь, имело свои причины. Лотар умел пользоваться и ножом, и вилкой, придерживать, когда нужно, похотливую натуру. И совсем необязательно было объявлять всем о намерении взять в любовницы
