Анна Сокол - Призраки не умеют лгать
Тон не оставлял возможности для двояких токований. Я замерла, не решаясь спросить ещё раз. Демон поравнялся с первым рядом крестов, остановился, задрал голову, словно принюхиваясь, встряхнулся и пошёл вперёд. Такое повторялось несколько раз, специалист застывал, как статуя, то над одним, то над другим захоронением, вслушиваясь, всматриваясь в только одному ему видимое "нечто", и двигался дальше. Кладбище было маленьким, не больше пятидесяти могил. Пройдя участок насквозь, он остановился перед высокими деревянными воротами и постучал. Вернее, от души попинал створки.
Что делать? Он войдёт, а я останусь. Одна. Буду метаться, думать, представлять "что было бы, если бы", и в итоге всё равно пойду следом. Так есть ли смысл ждать? Сердце бешено заколотилось о ребра, все предыдущие душевные переживания показались сущей ерундой.
Сопротивляемость кад-арта повышена, псионник рядом. О какой опасности может идти речь? Даже страх перед обителью был забыт. Тихонько, маленькими шагами я стала обходить поле по кромке леса, чтобы раньше времени не попасться ему на глаза, а потом бегом по открытому участку, прямиком к воротам. Пусть ругается, мне плевать, но без него я здесь не останусь.
— Я где велел ждать? — Станин даже не обернулся.
— Демон…
Один раз я уже видела его таким. Не просто злым, а в бешенстве.
— Я. Просил. Тебя. Оставаться. На месте. Так почему ты…? — Дмитрий, не совладав с собой, грохнул по воротам кулаком.
— Прости, — я заставила себя подойти ближе. — Я боюсь оставаться одна.
Калитка, вырезанная из деревянного полотна ворот, открылась. Через перекладину перешагнула монашка. Пухленькая, невысокая, поверх рясы накинута серая вязаная кофта, в руках ведро. Сейчас как окатит помоями, в лучшем случае, худшее вообще представлять не хотелось. Демон не дал ей выйти, упёрся руками в доски проёма и вкрадчиво поинтересовался:
— Надеюсь, у вас есть на это, — он мотнул головой назад, — разрешение?
Женщина не стала ни охать, ни ахать, ни ругаться, ни махать руками. От снулого рыбьего взгляда, направленного сквозь псионника, мне стало не по себе.
— Не знаю, — злость псионника не произвела ни малейшего впечатления. — У настоятельницы спросите.
Взгляд женщины лениво скользнул на меня, и всё изменилось. Рассеянность в мгновенье сменилась чёткостью. Это как навести фокус и щёлкнуть кнопкой фотоаппарата. Я ничего не делала, просто попала в кадр. Ведро упало и, громко дребезжа, покатилось по тропке. Монашка попятилась, прижав ладони ко рту.
Честно говоря, я перепугалась. Судорожно выдохнула и обернулась, ожидая увидеть за спиной всё, что угодно, от дикого зверя до восставшего из могилы мертвеца. Но поле было точно в таком же виде, что и пять минут назад. Никого и ничего.
Мгновенье женщина таращилась на меня, а потом всхлипнула, перекрестилась и, подобрав полу чёрной юбки, побежала обратно на монастырское подворье.
— Вроде это ты их бояться должна, а не наоборот, — сказал Дмитрий, присматриваясь. Злость никуда не ушла, она плескалась в светло-серых глазах, готовая в любой момент развернуться и перерасти в ярость.
— По-моему, мужчинам сюда нельзя, — сказала я, поднимая ведёрко.
— Не мои трудности. Пусть охрану ставят, — сказал Демон и ступил на территорию монастыря.
За воротами начиналась широкая мощённая плиткой дорожка, которая, постепенно разветвляясь, вела к разным постройкам. Когда-то они были белыми, но сейчас потемнели от времени и непогоды. Храм, колокольня, вытянутые одноэтажные бараки, несколько деревянных домов, которые я бы причислила к хозяйственным. Монастырский двор производил странное впечатление, я бы сказала, двоякое. С одной стороны, почти во всем чувствовалось спокойствие и величие. Здания дышали временем, древностью. Они стоят здесь очень долго и простоят ещё не один век. Хочешь, не хочешь, а оробеешь. С другой стороны, везде были заметны следы различных работ, начатых, но словно брошенных на полдороге, часть стены побелили, часть нет, одна из мощёных дорожек вела "в никуда", обрываясь с левой стороны двора. Около деревянного сруба были сложены доски, когда-то свежеспиленные, сейчас потемневшие и разбухшие от влаги, тронутая ржавчиной пила валялась рядом.
Псионник стал методично обходить все постройки, пугая своим видом не только монашек, но и скотину. Не то, чтобы от нас разбегались с криками и воплями, просто при приближении незнакомцев старались закончить или бросить все дела и уйти.
Из длинного приземистого здания показалась высокая сухопарая фигура в сопровождении двух других, поменьше ростом и постарше годами. В чёрных длинных одеяниях они напоминали шахматные фигуры, скользящие по выщербленным плитам двора. Ферзь и две пешки.
— Монастырь закрыт для посещений. Немедленно покиньте обитель, — возмущённо сказала высокая. Что-то мне подсказывало, настоятельницу мы всё же нашли.
— Я не в гости пришёл, — Демон на ходу вытащил цепочку и теперь небрежно повертел в руке.
— Мы не подчиняемся светской власти, — от возмущения кожа на угловатом лице женщины натянулась, лоб и впалые щеки заблестели.
— Вы нет, но для захоронений закон един. Документы на погост, имперское разрешение и список блуждающих. Немедленно, — скомандовал псионник.
Пешки, при ближайшем рассмотрении оказавшиеся пухленькими старушками, не проронили ни слова. Настоятельница окинула взглядом двор. От любопытных ушей и глаз здесь не скрыться. Даже я кожей чувствую пристальное нетерпеливое внимание.
— Следуйте за мной, — процедила женщина.
Самая длинная, похожая на коровник постройка внутри оказалась обычной столовой. Вытянутые столы, лавки без спинок, белёные потолки. Одна из послушниц, ещё недавно натиравшая пол, замерла, прижимая к груди мокрую тряпку.
Короткое распоряжение — и одна из старушек удалилась за документами. На спокойный диалог после выходки Дмитрия рассчитывать было глупо, но я почему-то думала, что монашка кинется на специалиста. Я ошиблась.
— Что дитя обители делает в миру? — она посмотрела на мой кад-арт. — Да ещё и в такой компании? — гневный взгляд в сторону Дмитрия.
Я молча убрала кад-арт под свитер. Что делаю? Кто бы мне объяснил сначала.
Ни малейшего желания ни слушать дальше, ни оставаться в обители не возникло. Скорее, наоборот. Где эта пешка, тьфу, монашка с бумагами?
