Охотничьи угодья - Патриция Бриггз
— Значит, твой отец думает, что он притворяется? Как он может это сделать, чтобы все не почувствовали ложь?
— Мой отец хорошо умеет лгать, и никто, кроме Сэмюэля или меня, не может определить, что он врет, — сказал Чарльз. Он впервые посмотрел ей в лицо с тех пор, как они вышли из ресторана. — Никому не говори — это секрет.
— Сколько лет Артуру?
Чарльз улыбнулся.
— Ты имеешь в виду на этот раз? Вероятно, он обратился сразу после Первой мировой войны. Ты думаешь, он недостаточно старый, чтобы выкидывать те же трюки, которые могут сойти с рук старому волку вроде моего отца? Папа говорит, секрет в том, чтобы убедить себя, что ты не лжешь.
— Так что, возможно, он просто изо всех сил верит собственным словам?
— Вероятно, он принес Экскалибур с собой, — сказал Чарльз. — Обычно он держит его при себе. Он может показать тебе, если ты попросишь.
— Правда?
— Да.
Анна взяла его за руку.
— Это могло бы быть весело.
— Тогда я ему позвоню. — Они прошли еще полквартала в дружеском молчании. — Я напугал тебя.
— Из-за меня тебя чуть не убили, — серьезно ответила Анна. — Спасибо, что остановил меня, прежде чем я все испортила.
Он внезапно притормозил, вынудив ее остановиться.
— Ты поняла.
— Не сразу, — призналась она. — Сначала я резко отреагировала, и это было отстойно. Каждый раз, когда думаю, что перестала быть трусихой, ловлю себя на том, что убегаю.
Он снова зашагал.
— Ты не трусиха. Трусиха никогда бы не пережила того, что ты. — Но он сказал это рассеянно, как будто думал о чем-то другом. — Ты знаешь, что я бы не причинил тебе вреда.
Он произнес это так, словно сам не верил в свои слова. Анна крепче сжала его руку.
— Я знаю. Мои инстинкты иногда ведут себя странно, но ты никогда бы меня не обидел.
Он посмотрел на нее долгим задумчивым взглядом.
Она вздернула подбородок.
— Я знаю, что ты никогда не причинишь мне боли. — Затем ей пришлось поправиться, чтобы он понял, что она говорит абсолютную правду. — Нарочно. — Потом добавила: — А ты делаешь все обдуманно. Ты всегда осторожен в том, что делаешь. Со мной.
— Прекрати. — Его плечи задрожали, а в глазах плясали огоньки. — Пожалуйста. Я тебе верю. Но через минуту ты снова будешь уговаривать себя не доверять мне. После того, как они прошли немного дальше, он сказал: — Сегодня вечером здесь прекрасно.
Анна взглянула на мокрые от дождя городские улицы, все еще шумные от уличного движения.
Ей понравилось, как сверкали огни во время бури. Шум города был таким же знакомым и желанным, как дом ее детства. Однако почему-то она не думала, что Чарльз обычно счел бы это место красивым. Она улыбнулась ночи.
Глава 5
— Мы беспокоимся о невинных, — заявил русский волк с трибуны.
Якобы он обращался к толпе, но его слова предназначались Чарльзу. Он говорил по-английски, потому что Чарльз не слишком хорошо знал русский и отвлекался на Анну, которая сидела очень тихо рядом с ним.
— Мы сильны, — продолжил русский, — и можем защитить себя. Но у нас есть товарищи, которые являются людьми, и семьи, состоящие из людей. Они могут пострадать, и этого нельзя допустить.
Они сидели в элегантном зале с дубовыми панелями, отделанными тканями коричневато-серых оттенков. Сдержанно и дорого, но все же казалось неуместным. Место, где Ангус встречался с руководителями крупных компаний и очаровывал их с помощью своей силы. Мужчины и женщины, занимавшие стулья этим утром, были хищниками другого типа.
Хотя они одеты во все лучшее, но по сравнению с нынешними обитателями этих кресел генеральные директора выглядели щенками.
— Если ты не можешь защитить своих, то заслуживаешь их потерять, — ответил Шастель с задних рядов.
Он говорил не громко, но в комнате, предназначенной для конференций, и с оборотнями, у которых прекрасный слух, ему и не нужно повышать голос.
Чарльз ждал. Русский волк посмотрел на него, призывая к соблюдению дисциплины. Но это не работа Чарльза. Не в этот раз.
Братец волк уверен, что очень скоро им всё же придется вмешаться. Тогда они приструнят Шастеля, и прольется кровь. Но здесь, в этой комнате, это работа кого-то другого.
Утро первого дня собрания было очень подходящим временем для демонстрации.
— Жан Шастель, — сказала Дана. — Ты больше не будешь говорить в этой комнате, пока не придет твоя очередь.
Чарльз, вероятно, был единственным в помещении, кто не удивился, когда французский волк усмехнулся и открыл рот, чтобы ответить фейри, но не смог. На собственной территории Шастеля, с его стаей за спиной, она не смогла бы так легко его заколдовать. Но это территория Даны (одна из причин, по которой маррок решил провести эти переговоры в Сиэтле). У Шастеля имелась только коллекция несчастных альф, которые не делились с ним своей силой, независимо от того, насколько запуганы, потому что Жан никогда бы не подпустил их так близко к себе. Шастель не был марроком.
Хотя он мог бы им быть. Когда-то в Европе жил правитель, по силе равный отцу Чарльза.
После Черной чумы… сам Чарльз в Европе тогда не был, но Бран и Сэмюэль видели все своими глазами. Весь тот ужас.
В Европе царила крайняя жестокость. Особенно по отношению к тем, кто больше не считался по-настоящему человеком. Так много смертей, так много потерь. Все, кто видел надпись на стене, знал, что человечество восстановится, и пришли искать монстров, которые питались умирающими. Так
