Богиня тьмы (СИ) - Вин Милена

— Кто же тебя так, бедолага?..

Калеб провел рукой по волосам и закусил губу. Стальные крылья — эмблема Совета, знак того, что люди считают себя возвышенными существами — были разломлены на части и воткнуты в мраморный пол, чуть выше головы командира. Мужчина не мог понять, кто так остервенело показал свою ненависть к Совету, но знал наверняка — это не люди и даже не охотники.

Неожиданное пронзительное карканье вывело Калеба из оцепенения. Он вздрогнул и резко обернулся. На подоконнике сидел крупный ворон, неотрывно следящий за рыцарем своими острыми маленькими глазками. Необъяснимое чувство всколыхнуло магический источник, словно предупреждая о приближающейся опасности, и Калеб, сорвавшись с места, принялся искать нужные записи в кипе ветхих книг и пергаментных свертков. Они должны были отличаться от прочих древним языком Халы, но пока в слегка дрожащие руки попадались только людские письма.

Догадка, маячившая на грани осознания, наконец обрела более четкие формы, и мужчина отбросил очередной сверток в сторону. Теперь он не сомневался — кто-то опередил его и забрал все записи жрецов.

Ворон снова закаркал, но в этот раз как-то злобно, отрывисто и резко. Забил крыльями, как всполошившийся птенец в гнезде, и по телу Калеба прокатилась будоражащая кровь энергетическая волна. Вдалеке послышался топот ног и периодически прикрикивающий командный голос. Слов разобрать он не смог, но энергию бескрылых демонов узнал сразу.

Калеб выскочил из кабинета. Следом вылетел ворон и полетел в уже известном рыцарю направлении, и, недолго думая, мужчина бросился за ним. Он знал — охотники учуяли его энергию. Заклинание дымки медленно спадало, возвращая ему истинный облик, а страх и волнение выдали его магическую сущность.

Он не успел повернуть за угол — резко притормозил, когда ворона окутал едкий дым. Воздух начал колюче драть ноздри и горло, отчего хотелось кашлять и чихать. Калеб отступил на несколько шагов. Сквозь густой дымный покров наконец-то прорвались восемь охотников. Блеснула остро отточенная сталь, но мужчина успел прикрыться толстым мечом. Оттолкнул от себя бескрылого демона и одним выверенным движением, как хлыстом, полоснул его по груди.

Остальные охотники, подобно коршунам, налетели со всех сторон. Калеб успел увернуться от смертельного удара, но следующий пришелся в живот, не прикрытый броней, спрятанный за тонкой черной тканью.

Внезапно раздавшийся зычный звериный рык больно сдавил голову невидимыми колючими щупальцами, и демоны, обронив оружие, инстинктивно закрыли руками уши. Калеб протер глаза от выступивших из-за едкого дыма слез и заметил пронесшегося мимо крупного зверя. Он валил с ног охотников, вгрызался в их руки и ноги, ранил, но не смертельно, лишь обездвиживая. Калеб не успевал уследить за ним — зверь перемещался невероятно быстро. Большая фигура напоминала тигра, но гораздо крупнее обычного, с иссиня-черной шерстью, широкими блестящими полосами и горящими красным пламенем глазами.

Боясь упустить представившийся шанс, Калеб рванул вдоль колонн и, вырвавшись из дымного покрова, завернул в потайной проход. Сердце стучало гулко, мешая уловить звуки погони, глубокая рана на животе саднила и жгла, но боль, сдавленная страхом, была терпимой. Сбежав по витой лестнице, мужчина выбежал наружу. Горячий свет заходящего солнца оставался с ним недолго — тьма резко и неумолимо утащила его за собой. И только недовольное карканье на миг прорвалось сквозь беспамятство, но, как и свист рассекаемого деревянным бруском воздуха, вскоре погрязло в могильной тишине.

Цветочный аромат, заполнивший комнату, был приятным, но все еще непривычным. Казалось, что запах, намертво впитывавшийся в стены домика, зависит то ли от настроения хозяина, то ли от времени дня. До наступления вечера в воздухе витал запах хвои, а когда к Лориэну приходили посетители и он начинал колдовать над своими колбочками с травами, запах лаванды, невероятно дурманящий и успокаивающий мою Ли, и душистые нотки розмарина становились преобладающими. После того как солнце начало садиться, ноздрей коснулся аромат лилий, что создало неповторимую иллюзию лета.

Такая игра запахов подействовала на нас по-разному. Далия, полдня не отлипавшая от окна, к вечеру вымоталась и задремала, а я так и не смогла погрузиться в желанный сон и избавиться от мыслей о Калебе.

Он ушел еще днем. Дорога до гарнизона должна была занять больше времени, чем нахождение в стенах крепости. Если бы не сонливость, ударившая со всей силы, Ли продолжила бы сновать возле окна, порой замирая и прислушиваясь к собственным ощущениям в попытке почувствовать энергию бывшего рыцаря. Лори сказал, что Калеб вернется с наступлением ночи, если за ним не будет погони и он не решится укрыться на время. Наверное, тягостное ожидание и смахнуло с меня усталость, которая сломит меня чуть позже, но уже с большей силой.

Продолжить ворочаться в постели и слушать тихое сопение Далии мне не дала едва слышная спокойная мелодия. Чарующие звуки с каждым мгновением становились все громче, но, скорее всего, это происходило из-за того, что я напрягала чуткий слух.

Окинула быстрым взглядом безмятежную на вид сестру и, накрыв ее одеялом, вышла из комнаты. Мелодия звучала за домом, но, оказавшись снаружи, я не смогла понять, что является источником звука.

Мягкое пение арфы и скрипки лилось из пустоты, витало в воздухе, подобно цветочному аромату. Над головой мерцали лазурью и кружили светлячки, освещая дворик и придавая ему некую таинственность. Солнце спряталось за горной цепью, последние лучи окрасили небо и водную гладь в розовый цвет и насытили кустистые облака сиреневым сиянием. И если бы не тревога, сжимающая раненое сердце, если бы не охватившее меня предчувствие беды, этот вечер показался бы мне поистине волшебным, подарил бы ощущение легкости, а Лориэн, неотрывно наблюдающий за кружащей в небе стаей птиц, не выглядел бы столь обеспокоено.

Несмотря на его озабоченный вид, я знала, что он почувствовал меня, и все же, подойдя поближе к реке, слегка кашлянула, извещая о своем присутствии. Лори нехотя обернулся ко мне. Глаза его были зелеными, как летняя листва, но таили столько невысказанных грустных слов, столько боли и тоски, что это ощущалось физически. Он совсем не жалел себя — терзался мыслями об Аврелии, думал долго и много, старался делать вид, что все в порядке, но сдавался в конце дня. Ночь освещала его душу, выставляя напоказ настоящие чувства.

— Магия? — спросила тихо и улыбнулась в попытке отвлечь мужчину от тягостных дум.

Лориэн покачал головой:

— Всего лишь пение ветра. — В ответ на мое удивление его губы растянулись в широкой улыбке, смахнувшей с лица грусть. — Послушай. — Он вдруг закрыл глаза и глубоко вздохнул. — Ветер поет тогда, когда это необходимо. Когда наши сердца трепещут или же наполняются склизким волнением. Когда в глазах блестят слезы — радости или горечи. А порой когда на душе легко или же когда нас тянет вниз из-за груза, свалившегося на плечи.

Глаза невольно закрылись, и я прислушалась. Озорной южный ветер шевелил распустившуюся листву, ласкал кожу рук и лица, вызывая приятные мурашки, и пел — нежно, мягко, то усиливая звучание, то затихая на мгновение. Он словно перебирал невидимыми пальцами струны арфы, скользил смычком по тонким нитям скрипки, создавая красоту, распространяя ее по лесу и реке, умиротворяя тех, чьи сны обращаются в кошмары. Он заставлял мечтать — о спокойствии и свободе, о семье и мире, в котором нет места тщеславию, жестокости и вражде.

— Я завидую им, — шепнул Лори, вырывая меня из сладостных грез.

Я открыла глаза и заметила, что глаза его приобрели тусклый оттенок лесного ореха. Мужчина смотрел на горы, но мне казалось, что он смотрит сквозь них, куда-то в пустоту.

— Кому?

— Демонам и людям. Демоны обладают невероятной силой и преданностью, страстью и яростью. Они столь могущественны, что постоянно забывают о своих чувствах — болезненных чувствах. А люди… — Лори замолк на миг, взглянул на меня и позволил легкой улыбке коснуться его губ. — Грешно ли это — то, что они способны влюбляться не единожды? Их сердца изменчивы, а жизнь настолько коротка, что они неподвластны лишь одной привязанности. У нас все иначе… Наша жизнь не ограничена несколькими десятками лет. При выборе наши сердца никогда не сомневаются, но отчего-то так легко разбиваются. Сейчас я понимаю, что мои чувства не изменятся, что я состарюсь спустя несколько веков, не познав иной любви. А мне бы так хотелось прожить недолгую, но беззаботную жизнь с тем, кто мне дорог… Увидеть, как мое лицо покрывается морщинами, а кожа морщится от беспощадного времени. И все же, несмотря на то, что я буду выглядеть сухим и немощным, мое сердце будет биться так же быстро и четко, трепетать при взгляде на родное лицо, а слезы застилать глаза — только не от боли, а от любви и радости.