Иные города (СИ) - Линдт Нина
Она поискала глазами незнакомца в черном, но не увидела его поблизости. Пока все шумно рассаживались, Настя вышла на балкон глотнуть свежего воздуха. Лакей, стоящий рядом с балконной дверью, подал ей теплую накидку. Воздух был холодным и сырым, но Настя дышала им с восторгом. Город, лежавший перед ней в полусвете и полутьме, был прекрасен. Волшебно было все в эти часы. Настя подумала, сколько таких ночей прожила Венеция, сколько удивительных событий.
Она облокотилась на каменную балюстраду, глядя вниз, на канал, когда за ее спиной раздался вкрадчивый, перекатистый и чуть хрипловатый голос, от которого у нее по шее пошли мурашки, словно кто-то мягко ласкал ее кожу.
— Прекрасный вечер, не правда ли?
Настя еще не развернулась, но уже знала, кому принадлежит этот голос. Незнакомец в черном стоял чуть позади нее, держа руки за спиной. Свет от залы падал ему в спину. Лицо его было в темноте. Настя знала, что ее-то лицо как раз хорошо освещено. Поэтому она поспешила вновь отвернуться от света и ответила:
— Да, чудесный!
— Этот город стоит на воде, этот дворец стоит на вбитых в дно деревянных брусьях. Чудо человеческого упрямства. Если человек задумал построить город, даже республику на воде, его ничто не остановит.
Она прикрыла глаза и позволила его голосу свободно окутать ее в свою магию. Он словно ласковый шелк облегал ее фигуру.
— Анастасия… красивое имя. Оно Вам нравится? — он подошел к ней и положил руки рядом с ней на каменное ограждение балкона.
— Откуда Вы знаете, как меня зовут?
— Это не секрет, если Вас представляют направо и налево. Новое лицо в нашей небольшой семье не остается незамеченным.
— Ничего себе небольшая… А Вы из какого агентства?
— Из венецианского. Увы, но сырость этого города навеки со мной, — он усмехнулся. — И как Вам Барселона?
— Я ее полюбила, — улыбнулась Настя. — Это город совершенно неожиданных знакомств.
— Вижу, что с Венецией у Барселоны много общего, — улыбнулся он в ответ.
Настя вдруг смутилась. Он стоял так близко, а совсем недавно танцевал с ней, крепко держа ее за руку. В полусвете, освещавшем одну половину его повернутого к ней лица, она видела мужественную красоту, большие, красивые темные глаза с загнутыми ресницами, приоткрытые в полу-улыбке губы его притягивали ее взгляд, и неожиданно она осознала, что думает о том, как он целуется. Она так испугалась этого, что отпрянула, словно и в самом деле хотела его поцеловать.
— Простите, я замерзла, — неловко повернувшись, она вошла в зал, понимая, что идет через силу, словно одеревенев от холода, но при этом, щеки ее жгло так, что казалось, они ярко багрового цвета. Но, увидев себя в отражении зеркала, она поняла, что то был только легкий румянец.
Он вышел с балкона вслед, задумчиво глядя перед собой и слегка улыбаясь. Она уже жалела, что сбежала. Но вернуться в прошлое невозможно. Поискав свою команду, Настя присоединилась к ней. Странное дело, но Джонни вдруг показался ей таким далеким, что она испугалась. Определенно, в этот вечер она немного не в себе, если сердце не бьется чаще, когда Джонни берет ее под руку. Мыслями она возвращалась к незнакомцу в черном.
Разве может быть человек так красив? Так притягателен? Все в нем казалось невероятным собранием достоинств: от вкрадчивого голоса до неторопливых, полных благородства движений. Но даже не это было главным. Настя долго не могла объяснить, что ощущает, пока вдруг не поняла, а поняв, не ощутила это сильнее: словно его душа была связана с ее душой невидимой и прочной вязью, и сила натяжения была такова, что она ощущала его, даже если не смотрела в его сторону. Даже если забывалась в разговоре с друзьями, часть ее существа знала, где он находится, словно она чувствовала натяжение и направление связующей их нити. Она отчаянно боролась с этим ощущением, старалась оторваться, освободиться, но казалось, что чем больше времени проходит в этой зале, тем сильнее становится эта связь.
Цезарь не давал им скучать, постоянно представляя им членов других детективных агентств графа Виттури. Там была и молодежь, и взрослые, и совсем пожилые люди, но все они радостно знакомились с новенькой с редким даром в команде Цезаря, поздравляя его с успешно раскрытым крупным делом. Настя порой ловила на себе любопытные взгляды, а порой и любопытствовала сама: кто из них человек, а кто создание? Ангелов было проще вычислить: их было заметно по тому, как легко они поднимали
настроение, как внимательно слушали, по склонности к светлым одеждам и натуральности красоты: девушки и женщины сияли без косметики, а мужчины и парни казались мужественными даже в простых скромных костюмах. Лика в их компании расцвела такой красотой и светом, что дыхание захватывало. Настя даже пожалела ее: каково ей жить среди не-ангелов постоянно, без возможности общения со своими друзьями?
— А кто тот человек, с которым я танцевала первый танец? — спросила она у Цезаря.
Тот нахмурился, глубокая морщина легла у него между бровями.
— Держись от него подальше, Настя. И поближе к Джонни.
От того, что он словно знал про ее мысли, Настя покраснела. И больше ни к кому с вопросами о незнакомце не лезла, украдкой наблюдая за ним. Порой он встречался взглядом с ней, и она торопливо опускала глаза, ругая себя за это, обещая в следующий раз выдержать его с достоинством. Но снова проигрывала самой себе. Или ему.
Когда после ужина вновь возобновились танцы, она заметила, как он идет к ней. И торопливо вложила свою ладонь в руку Джонни, почти заставив его пригласить ее на танец. На лице незнакомца промелькнула усмешка. Настя постаралась сосредоточиться на танце с Джонни. Сбылась ее мечта танца с ним, но почему же не было в сердце радости, а только горечь? Она не испытывала былого восхищения, глядя на Джонни, не чувствовала притяжения к нему. Ей хотелось вновь подчиниться мягкому, но непреклонному ведению человека в черном.
— А графа Виттури я так и не увидела, — сказала она Итсаску, когда на рассвете, сонные и уставшие, они покидали палаццо. Итсаску бросила на нее один из своих ледяных взглядов, которые Настя особенно не любила.
— Может, оно и к лучшему, — пророчески сказала она. — Иногда к сильным мира сего лучше не приближаться.
Возможно, именно из-за этих слов Итсаску Насте приснился в тот день кошмар. Ей снилась серая и промозглая Барселона, снег падал мокрыми хлопьями и тут же таял на тротуаре. Она шла по городу в ночной рубашке и не чувствовала ни стыда, ни холода. Но ей было очень страшно, потому что лица прохожих, то и дело толкающих ее, были смыты, словно недовольный результатом художник провел рукой по еще сырому маслу и смазал картину. Темные глаза расплывающиеся на щеках, вытянутые овалы лиц, открытые черные отверстия ртов. И время от времени, словно порыв ветра или пощечина, долетали до нее резкие и обрывочные возгласы:
— Беги! Поздно! Уходи! Спасайся! Погибла! Беги! Настя!
Она просыпалась, долго ворочалась в постели, пыталась заснуть, но тогда сон возвращался. Ощущение неизбежности поглощало ее. Несмотря на то, что от ужаса волосы вставали дыбом, несмотря на промокшие ноги, на страшные лица и предупреждения, она шла вперед, все время вперед, по старому готическому кварталу. Улицы сужались. Прохожих становилось больше. Ей приходилось расталкивать их, чтобы продвигаться, их страшные стертые лица оказывались совсем рядом, искаженные и безобразные, лишенные практически человеческих черт. Они кричали ей, вопили на ухо, вцеплялись в ее сорочку, но она упрямо шла вперед, словно, несмотря на страх и ужас, несмотря на то, что впереди ее ждала смерть, невидимый магнит тянул ее к себе.
И она увидела его. Прохожие призраки обходили его стороной, а он стоял на площади Святого Хайме, высокий, худощавый, лица не разглядеть из-за надвинутой на лоб шляпы. Она шла к нему, изнемогая от усталости, призраки тянули ее назад, предупреждали об опасности, но она делала шаг за шагом, ночная рубашка трещала по швам и внезапно разорвалась, и, обнаженная, она упала к его ногам. Прижалась к нему так, словно он был самым дорогим существом на свете, словно искала у него защиту и отдых.
