Марина Дробкова - Маг моего сердца
Я кивнула.
— Начинаем, коллеги. А новички внимательно смотрят!
Он свирепо взглянул на меня.
Студенты отошли чуть в сторону, освобождая место. Профессора встали большим треугольником и одновременно подняли руки, произнеся короткое заклинание, а затем резко опустили. Я знала: так готовится закрытая площадка для магических действий. Если не ошибаюсь, в пространство между ними сейчас не проникают извне ни звуки, ни запахи…
… Ни дождь, который обрушился с небес внезапно и сильно, будто движимый желанием «промочить и утопить». Но мы успели спрятаться под навес. Сухая земля моментально пропиталась влагой, почернела, в трещинах и впадинах стали образовываться лужицы. И только магический треугольник оставался сухим, как прежде.
— Рихард идет первым. Твоя задача — просто воссоздать дождь. Маленький дождик, не промочи профессоров.
— А с артефактом можно? — с надеждой спросил Рихард.
— Под дурачка изволим косить? — зловеще улыбнулся Ральф. — Не тяни время, вперед!
Креадор низко-низко опустил голову и прошествовал на середину треугольника. Что он сделал дальше — я не успела отследить. Просто два быстрых жеста руками, как будто щелкает по мячикам для пинг-понга. И вот — прямо на него капает дождь, а Рихард стоит с улыбкой до ушей. Было очень интересно смотреть, как над треугольником накрапывает мелкий дождь, в то время как вокруг беснуется ливень.
— Без клоунады никак? — вздохнул Ральф. — Молодец. Освоил, наконец. Выходи. Следующая — Этель, и твоя задача — воссоздать купол. Что-то не так, Этель?
Судя по выражению лица студентки, она ожидала чего-то другого.
— Может быть… лучше ветер или… — деликатно начала она.
— Нет-нет-нет. Ты и так великолепно работаешь со стихиями. А вот экранируешь неважно.
Приступай.
Не споря больше, Этель шагнула в треугольник.
— Ей сложно будет, — шепнула стоящая рядом со мной Сара.
И действительно: по бледному лицу Этель струился пот, она подняла руки и теперь походила на
Кариатиду, держащую над собой кровлю. Ничего не происходило. Дождь по-прежнему накрапывал в треугольном пространстве, волосы Этель намокали. Да и профессорам уже становилось неуютно
— над ними ведь тоже не было крыши. Наконец Этель удалось развести над собой руки в стороны и вниз, словно она раскрывала огромный тент. В ту же секунду капли над ней прекратили падать на землю. Вода заструилась, будто по невидимому скату, к краям площадки. И только на профессоров все еще моросило.
— Умница, Этель. А теперь чуть-чуть побольше, чтобы наши уважаемые учителя, наконец, перестали мокнуть, — подбодрил Ральф.
Этель вновь подняла руки, вся зеленая от напряжения, и резко распахнула их в стороны, раздвигая купол.
— Получилось! Молодец, отдыхай! — объявил Ральф.
Она шагнула из треугольника под навес и закачалась, чуть не падая. Оказавшийся ближе всех
Даймонд подхватил ее и помог удержаться на ногах.
Я не ревную. Я вовсе не ревную. Он просто поступил как джентльмен.
— Бренна!
Голос Ральфа застал меня врасплох. Что он хочет?
— Ты следующая.
Я никак этого не ожидала. Но ведь рано или поздно мне придется управляться — и со стихиями, и даже с собственным миром. Так почему не сейчас?
Не вынимая скрипки из футляра — не хочу, чтобы на нее упала даже капля — я быстро проскользнула в треугольник. И только здесь достала инструмент. Ощущение было своеобразное: словно я внутри огромного кокона с маной, и стенки его довольно плотные.
Ральф что-то сказал — я не услышала, видно, он обращался не ко мне. Даймонд шагнул в треугольник и протянул руку к футляру.
— Нельзя, чтобы на площадке были посторонние предметы — напомнил он.
Что ж, им виднее. Но мне слишком дорог мой артефакт!
Стоя под невидимым куполом, я взяла скрипку наизготовку. Ральф в задумчивости смотрел на меня, теребя подбородок. Остальные затаили дыхание.
— Бренна, давай попробуем сыграть ветер, — сказал, наконец, куратор.
Я уже не спрашивала «как», все равно ведь не ответит.
Ветер — это что-то стремительное, порывистое. Так ведь? Я несколько раз резко провела смычком по струнам. Еще. Еще. Ничего не почувствовала. Лишь увидела, как поморщился Ральф и помотал головой.
«Не то». Я и сама понимала, что нужно как-то иначе — но как?
— Попробуй сыграть дождь, который над тобой, — посоветовал куратор.
Ну, это другое дело. Я вновь тронула смычком струны: если музыка уже есть, повторить ее несложно. Ведь она уже звучит — остается только вторить, не выбиваясь из ритма. Не перегоняя и не отставая. Не фальшивя, не приукрашивая.
— Очень хорошо, Бренна. А теперь попробуй усилить дождь.
Легко! Больше красок. Больше страсти. Больше глубины. А теперь — наращиваем темп. А что если — задать чуть другой ритм? Вот так, отлично!
— Оставь так, сильнее не надо, — донесся голос куратора. — Зафиксируй.
Что это значит? Но я попробовала усилить последнюю ноту, продлить ее — и, кажется, сделала то, что нужно.
Потом опустила скрипку и взглянула в небо над собой: над площадкой лил почти такой же сильный ливень, как и кругом. Струи, бурля и пенясь, бежали по куполу.
— Так. Со скрипкой, кажется, ты освоилась. А теперь давай все-таки ветер, Бренна.
И дался же ему этот ветер!
Все смотрели на меня и ждали чуда. А если чудо опять не получится? Чем, интересно, ветер отличается от дождя? Темпераментом? Не думаю. Частотой? Да с какой стати?
Мелодией, вот чем. И какая же мелодия у ветра? На чем играет ветер?
«На трубе», — осенило меня.
Я подняла смычок…
«До-до нижнее — си! Фа-соль»…
Надо мной что-то происходило, я почувствовала это.
«До-до нижнее — си! Фа-соль»…
До чего тревожная все-таки музыка. Какая-то неправильная.
«До-до нижнее — си! Фа-соль»…
И дождь, который до сих пор лил только надо куполом, швырнуло порывом под навес, окатив
Ральфа и студентов.
— Ого! А теперь отведи его отсюда!
Я ничего не видела, только слышала голос куратора.
Отвести? Может, попробовать плавнее?
«До-до — си-фа-соль»…
Порывы ветра изменили направление, и дождь падал уже под другим углом.
— А теперь попробуй сделать маленький-маленький вихрь. Знаешь, что такое вихрь?
Я, как могла, изобразила кивок.
Вихрь — это значит, круг. Значит, играем то же самое без перерыва, по кругу, по кругу…
Но тут вокруг Ральфа началось какое-то движение. Казалось, студенты возмущаются, и больше всех — Даймонд. Даже профессора, вынужденные сохранять спокойствие, взволнованно переглядывались, я это отлично видела. Наконец, Ральф кивнул.
