Яду, светлейший? - Ольга Викторовна Романовская
Мужчины задерживались. Поглядывая в окно, уже начала волноваться, когда заветная парочка наконец показалась возле дома.
– Вот. Это ваше. – Линас протянул мне припорошенный прошлогодней листвой, весь в земле, мешочек.
Однако я не спешила принимать находку:
– С чего вы решили, что это мое?
– Насколько я помню, Юргас не заплатил вам… Записка написана его рукой.
Тут мне икнулось. Сначала бросило в жар, потом в холод.
Дрожащей рукой развязала шнурок, высыпала монеты на стол, пересчитала – все сходится.
Выходит, он здесь, рядом… А как же сыскная команда?
С ясно читаемым во взгляде вопросом обернулась к Линасу. Инквизитор виновато отвел глаза.
– Есть еще кое-что, – глухо добавил он.
– Проклятия? Угрозы?
Учитывая минувшие события, теплых чувств Юргас ко мне не питал.
– Наоборот, прощение.
Линас кинул на стол мятый грязный лист. На нем вывели всего одно слово: «Прощаю». Лучше бы проклял!
Глава 9
Если тебе плохо и не хочется жить, иди в лес. И сама успокоишься, и трав наберешь, и для фигуры полезно. Собственно, я и пошла. Заодно, как обещала, расскажу Гражине последние новости.
Линас уехал. Вместе с ним Вилкас – оба оставили лошадей на постоялом дворе. Выходной день некроманта мигом превратился в рабочий. Наверное, опять соберут сыскную команду, прочешут окрестности. И без толку: сомневаюсь, будто Юргас сам кинул камень мне в окошко, для таких поручений существуют мальчишки, а то и вовсе разные твари сомнительного происхождения. Деньги под дубом он тоже не сегодня спрятал, так что ищи ветра в поле!
И все же за калитку вышла с опаской, вежливо отказавшись от предложения Эгле составить мне компанию. Она и не настаивала, буркнув, что навестит троюродную тетку, зашагала в сторону Колзия. Ну а я – в противоположную сторону, к лесу.
Малые ямки – деревня небольшая, с околицы как на ладони. Приставив ко лбу ладонь козырьком, разглядывала позолоченные вечерним солнцем крыши домов, дранковые навесы сеновалов. Все здесь знакомо, каждая яма на дороге. Их, вопреки названию, тут превеликое множество, в распутицу по весне колесо потерять можно.
Вот дымится труба постоялого двора. Вот лениво погоняет корову молодка, надеясь по пути переброситься парой слов с соседкой. Мерно крутится в отдалении колесо мельницы. Повезло тебе, Петрусь, остался сердцу своему хозяин. Словом, все благостно, ярко, птички поют, бабочки летают, а на душе у меня пасмурно.
Мелькнула трусливая мысль: не вернуться ли? Вот мой дом, еще не скрылся из виду. Но я решительно повернулась к нему спиной и зашагала через поле. Тропка змейкой вилась среди высокой травы, возле самого леса сливалась с дорогой. Та вела еще в одну деревню, Задумье. Сколько раз я по ней хаживала!
Пальцы скользили по душистым луговым колокольчикам, задевали упругие соцветия ромашек. В былые времена я бы остановилась, вдохнула их запах, а теперь поторопилась. Шла и напряженно прислушивалась: не идет ли кто следом? Пару раз и вовсе останавливалась, бросала тревожные взгляды через плечо.
Вот ведь! Словно гадюку, отшвырнула бездумно сорванную травинку – вспомнился Юргас. Во время нашей последней встречи он точно так же мял ее между пальцами.
Прекрати, Аля, ты ведьма, ты ему не по зубам.
Опустившись на корточки, положила обе ладони на землю, прикрыла глаза. Нужно напитаться силой, успокоиться. Он именно этого и добивается – тревоги, постоянного страха. Лишить тебя сна, заработка и закабалить.
Левую, обожженную, ладонь чуть пощипывало, припекало под повязкой. Сосредоточилась на этом ощущении, постаралась очистить мысли.
Ну вот, и сразу на душе спокойнее.
Отряхнув юбку, поднялась, зашагал уже бодрее.
Навстречу мне попался кузнец – ездил за дровами. Слово за слово, и до подруги добралась, когда солнце светило уже между морщинистых стволов. Ничего, я темноты и зверья не боюсь, пусть они меня боятся.
Домик Гражины по ту сторону узкого мыска леса, стоял в чистом поле. Местные добирались до него в обход, а я напрямик, через осины и елки. По дороге обычно лакомилась ягодой, вот и теперь набрала немного земляники.
Избушка-пятистенка, несколько грядок, обнесенных забором, сарай для дров – вот и все подружкино хозяйство. Ей хватало. Или притворялась? Мы на эту тему никогда не разговаривали, но Гражина нередко перебивалась с похлебки на воду.
Хозяйка «поместья» встретила меня на крыльце. Сначала подумала: дожидается, а потом заметила ее выражение лица. С таким только покойников хоронить.
– Все в порядке?
Позабыв о приветах Юргаса, присела рядом, обняла ее за плечи. Деревянная какая! И молчит, смотрит в сторону… Может, Юргас и до нее добрался? Бегло осмотрела окна – вроде, целые, на Гражине тоже синяков нет. Что случилось-то?
– Уехал?
Подруга наконец отмерла, пригласила выпить чаю на террасе, где уже накрытый скатертью стол и пузатые чашки в крупный горох. Сколько уютных вечеров мы там провели, любуясь на звезды!..
– Уехал. – Судя по всему, Гражина спрашивала о Линасе. – Унесся даже.
– А что так? – усмехнулась подруга и вынесла из дома самовар. – Ты его половником огрела или снова грудь показала? Светлейший к ней особо чувствителен.
Кроме нее никто не пил чая из самовара, да и самих самоваров в Малых ямках ни у кого не было. Гражина утверждала: так вкуснее, берегла своего латунного друга, бабушкино наследство. Не по маминой линии – по линии отца. А я фамильный дом продала. Невольно ощутила себя предательницей.
– Если бы!
Со вздохом опустилась на скрипучий стул, поправила сидушку. Гражина сделала ее сама, сплела из обрезков ткани.
Вкратце пересказала события минувшего дня.
– Вот, значит, как…
Подруга погрузилась в странную задумчивость. Я-то ждала причитаний, вопросов, а она уставилась на сложенные на коленях руки. И чаю себе не налила. Забыла?
– Аля, ко мне приходили, – замогильным голосом произнесла она.
Разом напряглась, едва не подскочила.
– Кто? Юргас?
– Нет. Как вернулась от тебя, он уже ждал, под дверью караулил.
– С запиской?
– С работой. Сразу говорю, – Гражина подняла на меня глаза, – я отказалась, хотя деньги сулил огромные, на весь год хватило бы.
По спине стекла струйка пота. Стало зябко.
Состояние Гражины лучше любых слов говорило о сути заказа, и все же я спросила.
– Заговорить хотел. На болезнь или смерть. – Подруга отвечала неохотно, цедила слова. – Точнее, одному на болезнь, а другому – на смерть.
– Да кому? Говори толком, не видишь, я с ума на нервной почве скоро сойду!
Отхлебнула обжигающего чаю – даже не почувствовала. В затылке пульсировала боль, словно кто-то ковырялся там раскаленной спицей.
– Тебе, подруга.
Покачав головой, Гражина горько усмехнулась и сняла
