Скандальная история старой девы - Анастасия Милославская
– Поняла, – киваю я.
– Разобранные цветы подают дальше на большие прессы, – Рада указывает на массивные машины, которые медленно опускаются и поднимаются, глухо скрипя. – Сердцевину прокручивают под прессом, чтобы выдавить золотую смолу. Из неё потом делают волокна. Их варят в огромных котлах, добавляя специальные средства, состав которых держат в секрете. Температуры в котлах огромные, поэтому к ним не подходи. После варки из смолы вытягивают золотые нити. Их тянут вручную, чтобы не порвались, а потом в соседнем цехе на станках плетут ткань.
– Вроде бы поняла, а чем мне сегодня заняться? – спрашиваю я.
– Ты сегодня первый день, можешь попробовать переборку цветов. Только пойдём подберём тебе фартук и обувь.
Мы идём в подсобные комнаты, в которых переодеваются старые девы. Рада быстро находит мне экипировку.
Как только я снимаю обувь, вижу, что взгляд Рады останавливается на моих ступнях. На них ярко выделяются красные полоски и мозоли, которые уже начинают появляться на ногах.
– Я недавно приехала, и пыточные туфли ещё не разносила, – печально улыбаюсь я.
– Раньше давали тёплые чулки, а потом перестали. Чтобы эффект от туфлей был сильнее, – в голосе Рады слышится неодобрение. – Тебе ведь не дали чулки?
– Нет, только запасное платье, чепец и кое какое бельё. Ноги мёрзнут. Своё же брать запретили.
– У меня есть запасные чулки, нам выдают раз в год, – Рада бросается к шкафу и принимается рыться там. – Я бережлива, так что могу поделиться. Можешь надеть их, ходить будет не так больно. Да и теплее, сейчас же холода.
– А ты?
– Всё в порядке, у меня ещё две пары, – криво улыбается Рада, протягивая мне коричневые чулки из шерсти. – Стараюсь быть экономной во всём.
Экономить на тёплых чулках и хранить их на чёрный день? Даже в голове не укладывается! Никто не должен жить так. Тем более ни в чём неповинные женщины, которые так тяжело трудятся шесть дней в неделю.
Мне до безумия стыдно принимать от бедняжки чулки, но она настаивает.
– Можешь надевать их и под свои туфли, будут меньше ноги болеть. Просто если лира Дарина попросит показать обувь, приподнимай лишь край подола, не оголяй щиколотки, – учит меня Рада. – Она ещё ни разу не догадалась проверить чулки у новеньких.
– Значит, вы иногда хитрите? – подмигиваю ей я, натягивая чулки.
– Всякое бывает, – улыбается Рада. – Но я свои туфли разнашивала с чулками. Раньше всё было не так строго. Я ведь давно здесь.
– Спасибо тебе, – я встаю со скамьи и с благодарностью касаюсь холодной, шершавой руки Рады. – Ты очень добра ко мне.
– А ты добра ко мне. Многие обычно сразу спрашивают про это, – моя новая знакомая касается шрама кончиками пальцев, и тут же отводит взгляд. – Я знаю, что на меня неприятно смотреть. У некоторых я вызываю отвращение, поэтому пойму, если ты даже здороваться больше не будешь. Всё в порядке.
– Не буду здороваться?! Какая ерунда. Ты не вызываешь у меня отвращения, – горячо возражаю я, чувствуя, как грудь затапливает от нестерпимого сочувствия. – Ты такая же, как и остальные. Ничем не хуже, поняла меня? А может даже и лучше! Ведь ты добрая, помогла мне, даже дала свои чулки. Обещаю, я отплачу тебе.
Рада сглатывает, её губы дрожат:
– Извини, я не должна была вот так вываливать на тебя свои проблемы… просто сегодня утром одна старая дева из компании местных задавак сказала, что мне лучше бы спрятать свою страшную рожу подальше и сесть в тёмном углу. Потому что прибудет военачальник Норд, а я его напугаю, и он больше не захочет приезжать. А они так ждут его, чтобы покрасоваться.
Я закатываю глаза:
– Какие они дуры. Рагнар едет сюда по делам, я уверена. Ему нет дела до этих глупых бабищ. И они не должны так вести себя с тобой.
– Им ещё нет тридцати, они молоды и красивы. И у них нет таких уродств, – Рада снова касается своего шрама.
– Иди ко мне, – я протягиваю руки и приобнимаю Раду.
Она утыкается мне в плечо, тяжело вздыхает, подавляя всхлип, и тоже несмело обнимает меня, обхватывая спину.
Бедная робкая душа. Наверняка её здесь задирают. В любом обществе есть те, кто любит унижать слабых и тех, кто отличается.
Рада отстраняется и произносит:
– Я расскажу. Мне было двадцать, меня сосватал зажиточный сын торговца. Я была на седьмом небе, такой он был красивый и статный. Только вот оказался ревнив. И за неделю до свадьбы Мстислав приревновал меня к соседу, который мне в отцы годится. Напился и вот… он сделал это топором. Сколько кровищи было… понятно, что свадьбу отменили. Кому я такая нужна?
Её взгляд становится стеклянным, она будто снова оказывается в том дне.
– Эй, посмотри на меня, – я легонько касаюсь предплечья Рады. – Вижу, что тебе нелегко. И в землях безмужних тоже приятного мало. Но, поверь мне, всё может измениться. Наша с тобой жизнь может измениться.
Рада лишь флегматично пожимает плечами. Она не верит мне.
– Здесь каждый день похож на предыдущий. И ничего не меняется годами. Лишь порой становится хуже. Но ладно… – преувеличенно бодро добавляет она. – Нам пора. Нельзя отлынивать.
Мы идём к двери, и только я её открываю, как буквально в паре метров от нас вижу лиру Дарину и Рагнара, которые идут мимо.
Сегодня на бывшем женихе длинный тёмно-синий тёплый сюртук с серебряными пуговицами, чёрные брюки и безупречно начищенные сапоги. На его профиль падают лучи света из окон, расположенных наверху, и лицо Рагнара кажется высеченным из мрамора.
– Чтоб тебя! Проклятый дракон! – раздражённо бурчу я себе под нос.
Подаюсь назад, едва не сшибая с ног бедняжку Раду, которая не понимает, что вообще происходит.
– Анна? – вопросительно произносит она.
Рагнар поворачивается на нашу возню, на секунду меня прошибает холодом его глаз. Словно стальным лезвием вспарывают кожу.
Я поспешно захлопываю дверь, но понимаю, что шанс того, что гад не захочет поздороваться в привычной для него манере, стремится к нулю.
Я не хочу, разговаривать с ним. Рагнар должен забыть о моём существовании. Но он точно этого делать не планирует. Потому
