Анифа. Пленница степей (СИ) - Деметра Фрост
— Эти драгоценности очень идут госпоже, — мягко улыбнувшись, сказал Хашим.
Слова торговца заставили девушку очнуться и нахмуриться.
— Я рабыня, — сухо заметила она, возвращая ему украшение, — А не госпожа.
— Отнюдь, — улыбка мужчина стала хитрее, — Ты красива и нежна, как райский цветок. А это значит — ты госпожа. Даже если на тебе будет надета грубая роба, а лицо — испачкано землей.
— Это все твое, кроха, — грубо перебил торговца Рикс, неожиданно недовольный его восхвалению, — Прими это и будь благодарна.
— Я не могу, — брови на лице девушки сошлись на переносице еще сильнее, — Это слишком… дорогой подарок.
— Любимый цветок вождя должен быть украшен самым лучшим образом, — возразил Хашим, — Эта одежда и драгоценности должны порадовать в первую очередь его, а не тебя, госпожа. Да и северянина тебе не переспорить.
— Но…
— Замолчи, девочка, — жестко приказал воин, — Я не спрашивал твоего мнения.
Северянин бросил несколько слов торговцу, и тот стал торопливо, но аккуратно складывать вещи обратно, заворачивая в полотно. Закончив, он протянул свертки Анифе, но их перехватил Рикс.
Воин еще немного переговорил с торговцем — уже не так весело и беззаботно, наверное, давая очередное поручение. Не зная, чем занять себя, девушка стала разглядывать вещи, которые выбирали для себя наложницы вождя. И не могла не признать, что ее одежда и украшения оказались в разы лучше. Но и остальные товары были крайне хороши. Помимо платьев и драгоценностей она разглядела и другие затейливые вещички — благовония и чаши для них, светильники и лампадки, миниатюрные жаровни на изящных ножках и свечи, косметику в деревянных коробочках и духи в маленьких склянках. И многое-многое другое. Похоже, женщины очень хорошо знали торговцев, потому что все время о чем-то расспрашивали их и даже немножко ругались.
Дарина, например, эта светловолосая русина с небесно-голубыми глазами и маленьким изящным ртом, почему-то была недовольна доставшейся ей шкатулкой с специальными красками и кисточками для лица. Она быстро чирикала что-то на языке торговца и даже показывала на пальцах, шумно возмущаясь и высказывая свое отношение к хмурящемуся мужчине в темно-зеленой, немного выцветшей от степного солнца одежде. При этом ее большие глаза в обрамлении пушистых ресниц так широко раскрывались, что, казалось, вот-вот вывалятся наружу. Это было зрелище неприятное и отталкивающее.
Громко ругалась и Малья — с очень смуглой кожой, большой грудью и бедрами женщина на лет десять старше самой Анифы. Она держалась очень высокомерно и раздраженно, беззастенчиво используя такие грубые слова и выражения, что танцовщица невольно смущалась. Наложница держала в руках красивые узорчатые кушаки и то и дело прикладывала их к разложенным на ковре платьям, видимо, разъяренная несоответствием цветовой гаммы или тканей — Анифа не до конца поняла, чем именно.
А вот рыжей Арт явно не нравились украшения. Заметив, какие драгоценности достались новенькой, она рассвирепела и, если бы не присутствие Рикса, наверняка набросилась бы на Анифу с требованием поделиться. Поэтому сейчас она пыталась добиться от другого торговца иного, более качественного товара. Она говорила что-то о “любимой женщине” и “драгоценной наложнице” вождя, которая “заслуживает только самого лучшего” и недовольно топала ногой, когда торговец потерянно разводил руками в стороны. Анифе даже стало немного жаль его. Атаковавшая его женщина была самим воплощением несдержанной ярости и экспрессии. А от ее высокого и визгливого голоса хотелось непроизвольно поморщиться и закрыть ладонями уши.
Вечером это же дня Анифа с наслаждением облачилась в новый наряд. Сегодня ей снова надо было танцевать, и она впервые за долгое время радовалась предстоящему выступлению.
Легкое ярко-алое платье необыкновенно шло ее черным волосам и выгодно оттенял светлый тон кожи. А драгоценности с рубинами были как никогда кстати — жаль, в шатре вождя не было зеркала, чтобы оценить свой новый и потому свежий образ. Золотая вышивка, бегущая размашистыми разводами по лифу и бокам юбки, очень красиво блестела в свете огня, а широкий подол при резком повороте взметался аж до середины бедра, создавая иллюзию полыхающих языков пламени. Низкие и пышные рукава с разрезами, скрепляемые специальными застежками на рукавах, были практически невесомы и также трепыхались при малейшем движении — словно перышки на крыльях невозможной и сказочной птицы.
Вместо того, чтобы привычно заплести волосы в многочисленные косицы, Анифы оставила их распущенными — Шах-Рану, как ни странно, так нравилось больше всего. Поэтому именно они и послужили ей своеобразным плащом и красиво укутывали обнаженные плечи и спину.
Когда танцовщица появилась в кругу сидящих около костра людей, редкий человек смог отказать себе в праве взглянуть на нее и залюбоваться. Днем неизменно тихая и скромная, если не сказать — незаметная, сегодня девушка стала магнитом, притягивающая к себе недоверчивые и восхищенные взгляды.
Казалось, от обычно хрупкого и нежного облика новой наложницы ничего не осталось. Ни одна из присутствующих здесь женщин не могла похвастаться настолько ярким цветом своего наряда, что уже привлекало внимание. Было отмечено и количество и качество драгоценностей на ней, но все же нельзя было не признать — и эта одежда, и эти украшения были словно специально созданы для Анифы.
Приглашенные к костру торговцы даже поощрительно захлопали при появлении девушки — а ведь она еще даже не начала танцевать. Не удержался и Хашим — мужчина пораженно покачал головой, не ожидая такой сильной перемены в той, кого видел при свете дня и чью красоту, несомненно, успел и заметить, и оценить. Но он не ожидал от маленькой и жмущейся за спиной Рикса девочки, далекой от прочих искушенных и избалованных женщин вождя ни столь царственной осанки, ни столь гордой, присущей королевам или храмовым жрицам, походки.
Перед ними словно появился совсем другой человек — другого склада характера и статуса. Теперь уж точно не поворачивался назвать эту красавицу в алом рабыней.
Хотя ничего особенного Анифа и не делала. Она, как и десятки раз до этого, прошлась неторопливыми и легкими шажками до места, где сидел Шах-Ран, и опустилась подле него на колени. Привычно прижалась к его ногам, отмечая и вспыхнувший от желания вздор, и дернувшийся кадык. И
