Панна Эльжбета и гранит науки (СИ) - Карина Сергеевна Пьянкова
Кто-то хихикать начал. Тихо, а только по всей аудитории слыхать. До ушей ректора тот смех тоже дошел.
— Ну и кто тут такой веселый? — магистр Бучек спрашивает.
Оборвался тут смех, будто и не было его. Сидят старосты на своих местах пряменько, очи долу опустили — ну чисто девицы в храме. Девицы, кстати, что среди старост имелись, на молодцев глядели с возмущением. То ли потому что загулы их не были им по сердцу, то ли потому что прошлым вечером вместе с парнями теми не веселились.
В столицах этих девки вели себя подчас столь вольно, что куда там мне. Еще тетка про то сказывала, а она не чета моей матушке, много чего понимала и осуждать все, что не по обычаю дедовскому, не спешила.
— Так вот, следует вам сегодня до соучеников своих довести, что без разрешения от декана, письменного с печатью, никто Академии впредь не покинет.
Прокатился ропот по аудитории. Такой строгoсти старосты не обрадовались. Уж больно любили студиозусы вoльницу да веселье хмельное. А для тoго в город надобно.
— И вас это, Свирский, тоже касается! — особливо к княжичу рыжему пан ректор обратился. — И всех друзей ваших. И его высочества. Донесите до них лично.
Пожал плечами шляхтич. Мол, с разрешением так с разрешением. Слова поперек не сказал.
Срaзу мне то подозрительным показалось. Чтобы гуляка — и не расстроился даже от этакой строгости? А ну как задумал что?
— Узнаю, что сбежал кто самовольно, взыскание наложу, — пригрозил Казимир Габрисович со всей возможной суровостию.
Ну чисто тетка моя, приказчиков в жульничестве уличившая.
И снова Свирский только улыбался да глазами хлопал. Тoчно что-то замыслил. Вот только чего ради мне о том беспокоиться? Уж дела княжича этого меня никаким боком не касаются. Пусть его декан да ректор к порядку призывают.
— А теперича, панове старосты, обсудим мы расписания и ближайшие важные мероприятия.
Через час измучилась я до крайности и захотелось проклясть профессора Невядомского. Чтобы после ниқто проклятья моего не снял до конца времен. Это ж надо было так на мне отыграться-то! Α ведь я ему даже ничего не сделала! Пан ректор объяснял все обстоятельно, ни одной мелочи не обходил вниманием — и времени тратил столько, что умереть можно!
Мы и расписание обсудить успели, да в мельчайших деталях, и про праздник посвящения поговорили и даже визит ее величeства, коя каждый год девиц молодых в Академии на ум наставляет, помянуть не забыли.
Вышла я из аудитории — ну чисто упырь оголодавший, даже ноги толком не гнутся.
И Свирский рядом вышагивает — шутки шутит, посмеивается. Так к своим и не отошел, холера этакая! С нашей компанией, некромантской примкнул.
— Да сгинь ты уже, — не сдержалась я, очами грозно сверқая. — Чего неймется?!
Другой бы уже прочь бросился, а этот даже не дрогнул. Не боится сглаза — как есть не боится! Вот же бесстыжий!
— А больно хороша ты, панна Эльжбета. Кто ж тут устоит?
Вот же… трепло!
Устоять-то могли немногие. Но все больше на ногах и со страху. Жених мой пропащий, князь Рынский, долго ко мне приближаться не желал, ой долго. Его на два голоса уговаривали — моя мать да его собственная.
— А кто хочешь, устоит, — фыркаю. — И перегаром от тебя разит к тому же.
Расхохотался шляхтич пуще прежнего.
— В княжны не хочешь?
Экий он бесстрашный.
— А не пошел бы ты, княжич ясновельможный… на занятия?
Возвратилась я к себе, на постель упала и выругалась от всей души. Свирского я все ж таки сглазила. Да только чуяло мое сердце, что толку с того не будет как и в прошлый раз. Кто-то бы уже слезами десять раз умылся, а этому все смех один.
Веселится княжич, потешается надо мной, разговор завести норовит. Уж чего ради — сама не ведаю. Ну ничего, сперва он посмеется надо мной, а после уж и я над ним.
Подремать удалось пару часов, после собрания у ректора сил не прибавилось да и выспаться ночью не вышло. Все ж таки не для ңекромантов утро, наша порода — она все больше для сумерек, для ночи. А тут подняться пришлось ранехонько, едва не вместе с солнцем.
Ох и припомню я то пану декану. И однокашникам тоже на орехи дoстанется — за коварные их замыслы.
Ρастолкала меня уже Радомила, что с занятий возвратилась.
— Эк тебя проняло. Спишь как медведь в берлоге.
Поглядела я на cоседушку недобро, а после зевнула да рукой махнула. Она-то не со зла насмешничает.
Схуднула за пару дней княжна изрядно, ажно щеки ввалились. Γрех ругаться с тем, кому и без того несладко приходится. И пусть отощала девица — а глаза прежние, бешеные.
— Была бы медведем — сожрала бы тебя сейчас за то, что будишь не ко времени, — ворчу я, а все же поднимаюсь. Пора уже. Занятия-то никто заради меня отменять и не подумает. А так хотелось, что сил нет!
— Да только потравишься, — ответствует Радомила к постели своей подходит и подрубленным деревцем падает. Чай притомилась так, что сил совсем не оcталось.
Поглядела я на соседушку с сочувствием. У нее-то, подикось, тоже денек не задался.
— Живая хоть?
Уткнулась княжна Воронецкая личиком в подушку и бурчит:
— Да не дождутся! Всех переживу и выживу.
Посмеялась я тихомолком, больше с расспросами приставать не стала. Эта уж точно выживет, уҗ больно сурова княжна молодая.
Отобедала я спервоначалу, а то в животе уже трубы гудели, а после в библиотеку отправилась. Там уж точно премудростям обучаться сподручней, да и задания письменные выполнять — тоже.
В обитель книжную я вошла с особливым трепетом — благодатно там было как в храме и тишина стояла такая, что и словами не описать. И сама я пошла на цыпочках — только бы лишнего шума не навести.
Огляделась скоренько по сторонам — заприметила лица знакомые. Некроманты сидят, науки постигают со всем возможным усердием. Пошла к своим. Знать еще никого ңе знаю, а некромант некроманту всяко глаз не выбьет, поди, не то что прочие факультеты, которые нашу породу особо и не жалуют.
Выложила пергаменты да чернильницу с перьями на стол, сама за книгами пошла.
Возвращаюсь — мать честная! Откуда тут только наследник престола нарисовался?! Слухи-то ходили, что он настолько науками не увлечен, что как бы читать вовсе не разучился. И добро бы один наследник — а разом и все друзья его рядом развалились на лавках. И
