Пламенько. Часть первая - Семён Сициер
Лука и Давид рассмеялись. В его виде это и вправду выглядело достаточно комично, аляповато.
В итоге, докурив, потушив сигарету об крышу суперкара Марка, к чему Марк даже не сделал замечания, Давид сел к нему на переднее сиденье, а Лука же сказал:
— Без меня, ребята.
— А чего так? — Спрашивал Марк.
Лука почесал нос, потушил сигарету и ответил:
— Да вы обычно разбиваетесь, а у меня дела ещё здесь, так что, простите, без меня.
— Разбиваемся? — Напугано переспрашивал Марк — Мы с ним? — Указывал он на себя и на Давида.
— Да поехали уже! — Возмущался пьяный Давид.
Марк был в замешательстве, он посмотрел на Луку глазами маленького напуганного щенка, Лука же постарался его успокоить:
— Да я шучу, езжайте давайте, я просто не хочу ехать.
— Бывай, Лука — Прощался с ним Давид, открывая бутылку, какую он нашёл в салоне.
— Давайте — Подняв руку, прощался Лука.
Марк медленно повернул голову вперёд и через секунду машина плавно поехала вперёд. Невиданные для железяки единицы километров в час. Двигатель звучал так нежно, словно на площадке мурлыкал тигр.
— А какого хрена так медленно?! — Послышался крик Давида из машины, когда они уже подъехали к воротам, после чего Марк дал по газам, как умеет, и они быстро и с шумом скрылись из виду.
Лука вернулся в дом. Проводя рукой по комодам, на которых стояли вазы с цветами, он присматривался к самым красивым букетам, и, выбрав приглянувшийся, достал его из вазы и направился в гостиную.
Вишня вновь сидела на кресле у камина, смотрела на горящий там очаг.
Лука незаметно подкрался к ней сзади, поцеловав её в макушку, затем, обойдя кресло, протянул из-за спины пышный букет роз. На лице Вишни засияла смущённая улыбка, и Лука сказал ей:
— Давид просил передать тебе.
Улыбка с лица Вишни моментально испарилась, она нахмурилась и резко бросила букет в камин.
Посмеиваясь, Лука присел на диван напротив. Вишня ничего не сказала, только встала и присела рядом с Лукой.
Она сложила ноги на его колени и удобно улеглась. Выискивающим взглядом, она томно произнесла:
— Ну давай, рассказывай.
— Что рассказывать?
— Не надо включать дурочка — Вишня легонько отбила ногой по колену Луки. — Ты знаешь…
— Я знаю… — Опрокинувшись на спинку дивана, начал Лука — Но что говорить не знаю.
— Ты говорил, что у тебя есть правило… «что ли»
Лука с грустью усмехнулся:
— Правило, как же. Нет, просто, знаешь, всё как я люблю: я не могу быть с той, в кого хотел бы влюбиться.
Вишня хотела продолжить тему, но Лука вдруг заявил:
— Давай поговорим о чём-нибудь другом, о чём угодно другом.
Вишня поджала губы, закатила глаза, затем помотала ими по сторонам и сказала:
— О чём-нибудь другом? Ну, давай. Тогда расскажи, куда ты поведёшь её на первое свидание?
Лука шлёпнул Вишню по ноге, а та злорадно хохотала.
— Я сейчас вообще… — Начал Лука — больше переживаю, что придётся о «чём-то» говорить с отцом, о чём мы не успели поговорить, когда было совсем не вовремя. Сейчас он уже, наверное, нырнул в пламенный мир, так что сегодня я могу спать спокойно, но, что будет завтра…
— Да брось, не надо себя обманывать… — Вишня смотрела на брата укоризненным взглядом — Ты хочешь, чтобы тебя больше всего заботил разговор с отцом, но… это не то от чего ты не будешь спать ночью и будешь бить подушку с утра, только открывши глаза.
— О, поверь, у меня и без того найдётся повод побить подушку с утра пораньше. Хочешь узнать? — Вопрошал Лука, но только Вишня заикнулась за ответ, он перебил её — Вижу по глазам, что хочешь. — Вишня встрепенулась и оттянула голову назад, поровняв свои подбородок и шею, глаза её так же впали вглубь, начав прыгать по окружению, отследив её реакцию, Лука продолжил говорить, а сбитая с толку Вишня, сделала глоток вина, выслушивая брата — Мне иногда сниться проклятый сон… Я спускаюсь по солнечному холму к дому, в одном башмаке, потому что второй я изорвал, пока бегал с друзьями по горам из щебня. И… Для меня это самая большая проблема в жизни, проблема которой я думаю, которой дышу, спускаясь по проклятому солнечному холму. Собирая одной босой ножкой дорожную пыль и корчась, наступая на очередной маленький камушек.
— И что же в этом плохого? Что в этом проклятого? — Поражалась Вишня, теперь уже округлив глаза.
— А то, что в первый же миг, в самый первый, какой можно назвать мигом моего пробуждения, я чувствую… словно даже чувства мои физически, будто бы ныряю с обрыва, проваливаюсь в тёмный, глубокий карьер, как будто кто-то щипнул ощущение жизни во мне и, потянув, вытащил всю его из меня. И я явственно чувствую, как буквально за секунды я привыкаю, убеждаю себя, что все нормально. И, этот разрыв, это падение… Так много чувств об этом, что-то между страхом и отчаяньем, но сказать совсем нечего.
Вишня взяла Луку за руку, пытаясь его утешить.
— И я боюсь даже представить — Продолжал Лука — что будет, засни я в пламенном мире и проснись сразу в реальном, и, если мне будет сниться тот самый сон. Это, наверное, было бы для меня худшим кошмаром, после которого не отделаешься ни саблями, ни одним литром алкоголя.
Лука отхлебнул из горлышка, стоящей рядом бутылки вина.
— А что тебе сниться? — Спросил Лука.
— Мне? — Виновато вопрошала Вишня, накручивая на палец верёвочку от штанов — Ничего особенного…
— Давай, колись! — Тыкал Лука пальцем Вишню.
— Мне сниться тот же сон, что и тебе.
— Тот же? — Недоверчиво посмотрел на неё Лука — Где ты спускаешься с солнечного холма в одном башмаке?
— Ну да — Утвердительно кивала Вишня — Мы же вместе там были, ты что не помнишь? За ручку спускались с проклятого солнечного холма, у тебя не было одного башмака и у меня не было одной туфельки. Я тоже так переживала из-за этого…
— Да ну тебя — Швырнул в неё подушку Лука.
Вишня в своём характере при разговоре даже с близким человеком имела отчуждённую черту, — она редко могла поделиться чем-то о чём думает, что её беспокоит и уж тем более, что она чувствует, но, при этом сама была очень цепка до того, чтобы выкопать чувства других людей, в данном случае, Луки. Он часто и не знал, что думать на счёт сестры, ему приходилось только гадать, порой даже у него складывалось впечатление, что ей надоели её
