Пламенько. Часть первая - Семён Сициер
— Пришло время основательно покурить?
— Где он? — Выглядывал Давид Луку — Да! Мой друг, совершенно верно, пришло время основательно покурить.
Лука с Давидом с трудом встали из-за барной стойки. Под словосочетанием «Основательно покурить» обычно подразумевалось заимствование из особняка Марка парочки курительных трубок, о существовании которых он даже не догадывался. По пути Лука находил себе тёплый плед, которым хорошо укутывался. Затем, они рылись в комнате для хранения табака и некоторое время вынюхивали самые лучшие сорта, часто не замечая, что многие из них были одинаковые. И, в итоге, роняя баночки с табаком по коридорам, они выходили к бассейну на заднем дворе, где усаживались на лежаки, ставя между ними журнальный столик на который раскладывали сопутствующие их досугу принадлежности.
Раскуривая трубки, валяясь рядом с подсвеченным бассейном, они часто сидели в полной тишине, лишь изредка обмениваясь различными соображениями на тот или иной счёт. В большинстве случаев это была болтовня ни о чём.
— Слушай… — Начал Лука, прокручивая какую-то мысль в своей голове — А правда, на кой хрен нам взрывать термоядерную бомбу?
— М-м, зачем? — Буркнул Давид.
— Да, зачем?
— Мхм, не знаю. Чтобы потом все говорили, мол, они такие… безбашенные, они взорвали термоядерную бомбу.
— А у тебя уже всё готово или ты просто знаешь, как это организовать?
— Ну, я бы не сказал, что всё готово, там надо ещё поднапрячься. Я вообще просто повстречал случайно нужных человечков, а они меня познакомили с другими человечками, и мы что-то повертели, покрутили, поразмыслили и провели разведку, всё такое…
— Но как это сделать ты знаешь?
— Да, конечно.
— Так, можно просто рассказывать всем, что мы взорвали бомбу, было круто, мы лучшие. Зачем нам напрягаться? И чего мы там не видели? И что мы там увидим вообще? Ещё ведь потом реально придётся отлёживаться, даже если и в Швейцарии.
— Так-то да, хрен бы с ней с этой бомбой.
— Правильно! — Поднимал Лука вверх трубку.
— Но только ты всем рассказывай — Сказал Давид, кинув бутылку из-под выпивки в бассейн.
— Я? — Возмутился Лука.
— Ну не я же — Отвечал Давид, теплее укутываясь в свои одежды.
— Кто из нас торговцем заделался?
— Кто? — Пьяно бросил Давид.
Лука рассмеялся, так же бросив в бассейн свою бутылку с выпивкой.
Диалог разорвался тишиной.
Вода плескалась об стенки бассейна, издавая хлюпающий звук, лазурные преломления так и плясали вокруг свой огненный танец. Небо было черно и на нём были звёзды. Было так свежо, но чуть отдавало хлоркой.
— Ладно, не будем никому рассказывать — Махнув рукой, заключал Лука.
— О чём? — Почёсывая лоб, пробормотал Давид.
По ходу дела в бассейн летели баночки с табаком, которые впадали кому-то в немилость, но так как занятие это крайне увлекательное, в бассейне скоро оказывались все баночки с табаком. Под конец курительной процедуры, дабы не утруждать себя тушением трубок, они тоже отправлялись охлаждаться в бассейн.
После этого, наслаждаясь прохладой и свежестью ночного воздуха, Давид и Лука сидели безмолвно десять минут, двадцать, столько, сколько потребуется, чтобы сформировалась хоть одна мысль, ради которой стоит подняться с удобного лежака.
Такая мысль возникла у Давида. Он, конечно, озвучил её:
— А где шлюхи? Народ требует шлюх!
И, кряхтя и с трудом поднимаясь, а скорее переваливаясь с лежака, он встал и медвежьей походкой вернулся в дом. Лука же продолжил лежать, лишь покрепче укутавшись и поджав к себе ноги.
Через минут пятнадцать из дома стал доноситься какой-то спор, громкие голоса, чьё-то возмущение. Лука нашёл в себе силы лениво подняться и так же вернуться в дом.
Открыв двери гостиной, он застал неприятную картину, как Давид в пьяном угаре кричал на Марка, который, в свою очередь, было видно, пытался его успокоить.
— Видел ли ты тьму, какую видел я?! — Демонически выкрикивал Давид, с обезумевшим взглядом.
Лука подбежал, схватил Давида, но тот был неугомонным, продолжая в гневном потоке своего сознания обрушиваться на Марка:
— Посмотрел бы я на тебя, встань ты там, посмотри ты во тьму! Да ты упадёшь! Да ты заплачешь.
Последние слова Давид произнёс с трудом, грузно схватившись за свою голову.
Лука пытался утихомирить Давида, в итоге предложив ему пойти помахаться на саблях, на что Давид, оживившийся, как добрый молодец, по-боевому, вытянув вперёд руку, в абсолютной своей пьяной уверенности, при том еле шевеля губами, громогласно заявил:
— Пойдём!
Так порой происходило, что Давид, знатно напившись, в какой-то момент проваливался в бездну гнева, отторжения тьмы. Давид, в силу того дела, которым он промышляет, часто пребывает в реальном мире, и, более того, часто пребывает во тьме, что, вероятно, отравляет его, очерняет душу.
Но, для борьбы с такими приступами у Луки есть чудодейственное средство, позволяющее отвлечь Давида от пагубных мыслей, — он предлагает Давиду помахаться на саблях.
Сабли эти слегка затуплены, но, всё же остроту имеют. В качестве защиты участники, Давид и Лука, надевают на себя только толстые перчатки, так как перспектива потерять пальцы или даже поранить их не прельщает ни одного из участников, вероятно, потому что это одно из самых «неудобных» ранений, все остальные части тела защищаются простой одеждой, а иногда и вовсе ничем.
Лука и Давид, оперевшись друг на друга, побрели нетрезвой походкой в большой зал, где обычно проводиться такой турнир, Марк последовал за ними, а Вишня, зайдя сначала за барную стойку и прихватив в дополнение к своему бокалу, бутылку вина, трусцой так же устремилась в зал.
Экипировавшись, поводив угрожающе по паркету кончиком сабли, смотря при том сопернику в глаза мёртвым соколиным взглядом, Лука и Давид вначале скрестили клинки. В это же время Вишня и Марк рассаживались рядом, как зрители.
Когда подобные затеи только начали появляться в жизни ребят, Вишня была резко против подобного, она пыталась останавливать Луку, и, когда у неё это не получалось, она уходила, не находя сил смотреть на поединок.
Однако, когда кто-то из участников оказывался ранен, она всегда готова была помочь залатать рану, с охотой к тому вызываясь. И со временем она начала находить в этом что-то. Отчего, в один из дней, найдя в себе всё-таки силы посмотреть, как её брат махается саблей с Давидом, она, пускай и прикрывая руками лицо, когда происходили особо острые моменты, всё же просидела до конца и с тех пор, посещала каждую такую драку.
Нельзя сказать, что Вишня прямо болела за нанесение увечий брату, чтоб затем самой их и лечить, но и нельзя отрицать, что потаённо, какой-то частью себя, какой бы она сама устыдилась, ей
