Если бы меня спросили (СИ) - Лабрус Елена

Борис Викторович снова посмотрел на экран телефона, видимо, собирался ещё кому-то позвонить, полистал список пропущенных звонков.

— А Сёма это?.. — спросила Ирка.

— Тот, с кем мы должны были встретиться. Владелец этого грёбаного колеса, — ответил Воскресенский, не отрывая глаз от телефона. — У них с арендой возникли проблемы. Вот, хотели встретиться на месте, обговорить, посмотреть.

— Ясно, — кивнула Ирка.

— Чёрт! — откинулся он к спинке кресла. — Как день начнётся, называется, так всё и идёт наперекосяк. Ты как? — посмотрел он на Ирку. — Голова не кружится? Не тошнит?

Всё же он был чертовски заботливый, этот Воскресенский-старший, и этим Вадим был сильно на него похож. Тот тоже по сто раз на дню спрашивает: «Тебе удобно? Чего-нибудь хочешь? Что-нибудь принести?» Плечи помассирует. Подушку подоткнёт. Дверь придержит. Руку подаст.

Так быстро привыкаешь к этой ненавязчивой предупредительности.

Так быстро они привыкли, что Вадим с ними, что даже мама по нему скучала.

Вадик ей перед отъездом и дров натаскал, и вёдра с углём занёс, даже щепок на растопку наколол, словно знал, что топить ещё придётся. И мама всё утро вздыхала, кто ж ей полочку теперь прибьёт, а ещё она засохшую яблоню хотела спилить.

Почему-то эта простая забота была дороже всего. Не рестораны и подарки, не широкие жесты и красивые слова, а тёплый ужин, вопрос «Как прошёл твой день?» и желание услышать ответ.

— Нормально, — пожала плечами Ирка на вопрос Бориса Викторовича.

— Нормально, — передразнил он. И вдруг засмеялся. — Застрять на колесе обозрения! Кому расскажешь, ведь не поверят.

Ирка усмехнулась. Она согрелась и её мучительно тянуло в сон, да и погода соответствовала.

Она закрыла глаза, сквозь дрёму слушая, как Воскресенский орал в трубку: «Чтоб тебе внуки в кашу срали!» и грозил иском Сёме, чьи работники так и не смогли завести аварийный генератор, но как-то уже беззлобно, хоть и эмоционально.

А потом резко сел.

— Ну, рассказывай, — сказал он Ирке, приоткрывшей один глаз.

— Что рассказывать? — удивилась она.

— Всё. Что ты делала в моём офисе в тот день, когда я тебя нанял?

— У вас же… собеседование было назначено, — подняла она голову. Сон как рукой сняло.

— Что ты пришла не на собеседование, это и ежу ясно, — откинулся к спинке Борис Викторович, закинул ногу на ногу.

— Икать и какать! — всплеснула руками Ирка. — Так какого ж вы тогда, такой прозорливый, меня оставили? Ещё и зарплату пообещали такую, чтобы я не сорвалась с крючка.

— Очень правильное слово — не сорвалась, — смотрел он на неё в упор. — Потому что мне тоже от тебя кое-что нужно, поэтому и оставил. Но сначала ты. Итак, Ирина Лебедева, ты пришла ко мне в офис, чтобы… — он приподнял открытую ладонь, давая ей слово.

— Чтобы сказать, что ваш сын не виноват в аварии, — не видела она смысла врать. — Это я поскользнулась на обледеневшей дороге и упала, а он, чтобы на меня не наехать, вывернул руль и врезался в дерево и по ходу снёс забор.

Приподнятые брови Воскресенского-старшего приятно было видеть.

Вот то-то! А то раскомандовался тут!

— Серьёзно? Ты пришла в адвокатскую контору, чтобы заступиться за моего сына?

— Я пришла не в контору, а лично к вам. Он же ваш сын, а не конторский, правда?

— Хм… — выглядел он явно озадаченным. — А я наивно думал, ты меня уже ничем не удивишь. Но ты… — он развёл руками.

— И ещё одно уточнение. На тот случай, если то, что вам от меня нужно, подразумевает какие-то особые услуги или задания. Я девушка вашего сына. У нас… отношения.

Воскресенский-старший присвистнул.

— Вот это новость. А ты вообще в курсе, что он улетел?

— Я в курсе. А о чём подумали вы? Зачем, по-вашему, я пришла?

— Ну как тебе сказать, — смотрел он на неё так, словно первый раз видел. — Я подумал, ты пришла в надежде, что я возьмусь вытащить из тюрьмы твоего отца. У него ведь пожизненное?

Ирка разочарованно скривилась.

— Не менее наивно я надеялась, вы пойдёте дальше, чем наведёте справки, — усмехнулась она. — Отправите кого-нибудь за мной следить, нароете что-нибудь интереснее, чем беглый зек.

— Он ещё и беглый? — сделала вид, что удивился Воскресенский.

— Угу, восемь ходок, семь побегов, — мрачно пошутила Ирка. — Только отец имеет право просить об условно-досрочном освобождении не раньше, чем по истечении двадцати пяти лет отбытия наказания, а он ещё и половину не отсидел. Вряд ли вы сможете ему помочь, Борис Викторович.

— Ну почему же, — открыл Воскресенский свою неизменную папку из дорогой потёртой кожи, что всегда носил с собой. — Я ознакомился с делом. Он же катала, твой отец? — вытащил Борис Викторович какой-то лист, видимо, копию протокола.

Вряд ли документ действительно был ему нужен, и владелец адвокатской конторы «Гедеон» чего-то не помнил, но разговаривать, глядя в бумаги всегда проще, чем глядя в глаза собеседнику.

— Мошенник, игрок, карточный шулер. Элита уголовного мира, — сказал он. — А тут побег и убийство случайной женщины. Грубо, неопрятно, глупо. Его явно подставили.

— Никто в этом и не сомневался, — скептически хмыкнула Ирка. — Только почему у меня такое ощущение, что вы меня сейчас пытаетесь заинтересовать?

— Потому что ты чертовски умная девочка, Ира Лебедева, — усмехнулся Воскресенский и убрал на место свои бумажки, — с редкостно развитым критическим мышлением в столь юном возрасте. Но козырей у меня, увы, больше нет. Даже не знаю, что и делать. Я думал, для тебя это будет хорошим аргументом согласиться, — отложил он папочку.

— Кто ж сразу заходит с козырей, господин Великий Адвокат, — усмехнулась Ирка. — Хотя могу подсказать один проверенный способ, — она сняла его пальто. Становилось жарко. — Просто попросите и, возможно, я помогу. Смотря что вам от меня, конечно, надо. И если я откажусь или окажусь бесполезна, вы ничего не будете должны. Я слушаю, Борис Викторович, — повторила она его жест открытой ладонью.

И хорошо, что ничего не ждала в ответ. Угадать, что он скажет, она бы не смогла при всём желании.

29

29

— Мне нужно, чтобы ты подружилась с моей женой, — ответил Борис Викторович. — И кое-что для меня узнала.

Ирка удивлённо приподняла брови.

— Да, да, не удивляйся. Никто не умеет лучше женщин хранить свои секреты. Я даже женился ради одного из них, но так ничего и не добился.

— Никто не умеет лучше женщин хранить свои секреты, особенно от других женщин, — ответила Ирка. — Особенно от новых подруг. Мы и дружить-то, говорят, не умеем. А тут и вовсе с вашей женой по разные стороны баррикад.

— Да, ты же девушка моего сына, — вздохнул он. — А у них отношения сложные.

Она развела руками, так и не сумев прочитать, что за эмоции отразились на его лице. Сожаление? Сострадание? Сочувствие?

— Это прискорбно, — вздохнул он, словно ей в ответ.

— Для него, для неё или для вас?

— Для тебя, Ирина Лебедева, для тебя. Я уже давно ничего не жду от сына, и вряд ли он сможет меня ещё сильнее разочаровать, а вот у тебя всё ещё впереди. И, боюсь, ты ошибёшься, обожжёшься и будешь жестоко обманута в своих ожиданиях на его счёт.

— Для отца вы не слишком категоричны?

— Поверь, это я тебя ещё щажу, — покачал он головой. — Хотя моя любимая женщина со мной не согласилась бы, так же, как и ты. Я же правильно понял, что ты собралась его защищать?

— До последнего вздоха, — уверенно кивнула Ирка.

— Как знакомо, — горько усмехнулся он. — Именно до последнего вздоха она его и защищала.

— Ваша жена?

— Да, моя жена, мать моего сына и единственная женщина, которую я люблю и никогда не перестану любить. Она умерла девять лет назад, но я, к несчастью, однолюб, а смерть, увы, ничего не меняет. Человека нет, а чувства остаются — вот такая жестокая ирония.