Жрица - Анастасия Верес

— Земля — это Бог, ее нельзя проклясть, — я терпелива и спокойна. Боль в руке уходит, и напряженные пальцы расслабляются.

— Здесь почти ничего не рождается, — холодно, будто уличая во лжи, произносит вождь, только я говорю правду, даже если ему она не по нраву. Рутил заметно напрягается, как и остальные.

— Лес неподалеку жив и дышит. — Я понимаю, о чем волнуются хаасы, но успокоить вождя мне нечем.

— Он говорит о другом, девочка, — вступает Сова, единственная, кто остается бесстрастной. — Наши дети рождаются уже мертвыми или погибают в первые часы. Ты видела это с Вербой. Наши животные почти не приносят приплода, на полях не всходят посевы. Но ты права, дикий лес живет и ширится.

— Может, вам стоит оставить эти земли?

— Здесь жили наши деды и праматери, — сквозь зубы произносит вождь.

— Тогда тебе нужно решить, что дороже: память предков или грядущее, — я позволяю себе дерзость. По тому, как Туман напрягается и готовится вскочить на ноги в любой момент, а Рутил разворачивается всем телом ко мне, я понимаю, что вождь не сдержан, и мне нужно быть осторожнее с очевидным безразличием и провокациями.

— Мы не оставим эти земли, — все так же бесстрастно произносит Сова, разом осаживая меня и успокаивая других. — Наше племя не уступит территорию, мы хранители…

— Мудрая! — обрывает вождь, но она не замолкает:

— …великой тайны. Сам Хаас повелел беречь это от людей, уповая на своих детей. На эту землю не может вступить враг, пока мы остаемся здесь. Поэтому наш дом был проклят, чтобы уничтожить род или изгнать его с этих мест.

— Возьмите тайну с собой.

— Невозможно, — сокрушенно шамкает Сова, поглаживая пальцами дряблую шею.

— Почему? Какой бы тяжелой ни была ноша, уверена, сил у вас хватит.

— Это озеро, — отвечает Туман, и я умолкаю, непонимающе смотрю на Рутила, который рассказал об их величайшей тайне, зная меня пару минут. Мне, той, которую считали демоном.

— Что в нем особенного? — Я стараюсь понять происходящее, потому что от этого, вероятно, зависит моя свобода, но пока ничего не выходит.

— Боги вернулись к нам, выйдя из него, — обыденно сообщает Туман и смотрит на меня чернеющими глазами. — Если озеро иссохнет, нас снова оставят.

— Хаас сказал так? — Про себя я удивляюсь сильнее, но лишь слегка поднимаю брови.

— Хватит! — Вождь сжимает кулаки и воинственно подается вперед. Все, кроме меня, оказываются готовы к подобной вспышке несдержанности, я же напрягаюсь и опускаю раненную руку вдоль тела, а пальцами другой берусь за золотой ошейник, намереваясь швырнуть его в лицо вождю, если тот нападет. Он в гневе и, в отличие от нашей первой беседы, не изображает насмешливое любопытство. Ему больше нет нужды притворяться. — Ты снимешь проклятье?

— Я уже ответила.

— С чего мне верить? — Он недобро щурится, а я пожимаю плечами, сохраняя спокойный вид. Возразить нечего. К примеру, я никому из них не верю и в то, что меня отпустят.

— Спроси другую жрицу, — снова не сдержавшись, советую я, крепче сжимая золото.

— Вождь, — произносит Сова, бросив на меня укоризненный взгляд, прежде чем хаас вспылит, — в легендах говорящие с Богами не лгут. — И теперь уже я смотрю на нее с подозрением. Выходит, она знает больше, чем рассказала волкам. Выходит, опаснее всего старуха, а не разъяренный палач с охотником.

— А может, лгут твои легенды, а, Сова? — Вождь медленно поворачивает голову. — Где мне найти правду?

И в этом он прав. Получив передышку, я пытаюсь понять, как быть. Хаасы не знают обо мне всего, как и я не знаю о них, но, допуская существование озера, из которого вышли Боги, я не могу понять двух вещей: почему Туман ищет именно демонов для снятия проклятья, и кто велел волкам оставаться здесь и стеречь источник, ведь Бога хаасов нет?

— Может быть, нашей гостье нужно помочь решиться? Более веский повод? — Вождь поворачивается ко мне, и глаза у него злые. Рутил позади него качает головой, призывая меня не ершиться.

— Твоя мудрая мать уже извинялась за жестокость волков, — напоминаю я, смело глядя в лицо вождя. — А твой палач мог убедиться — меня не пугают пытки, — Туман при моих словах шумно вздыхает и тут же слегка подается вперед, видимо, чтобы ухватить меня за руку. Но я не могу уступить никому из них и, раззадорившись, обращаюсь к Сове, приподняв колье:

— Ты сказала им вручить мне кусок золота, чего ты ждала? Что я соглашусь на все, лишь бы получить побольше?

— Мы пытаемся спасти наших детей, — шамкая, признается она, — мне не важна цена. Назови.

— У тебя нет ничего для меня. — Невесело хмыкнув, я подталкиваю подушку с колье к ней.

— Разве Боги позволят тебе оставить нас? Мы молили Хааса о помощи, и он привел тебя сюда, — наконец выдает свои мысли Сова. Она уповает на благоволение Богов. Глупо. Я свой урок усвоила много лет назад. Никто не отвечает на простые молитвы, только кровью, только жертвами можно что-то выпросить.

— Сюда меня привел охотник, — я киваю на Тумана и не успеваю убрать руку, как за запястье меня хватает вождь. Не больно, скорее показательно. Власть-то у него.

— Я услышал тебя, — спокойно говорит он, поглаживая мою руку. Страхом и силой не вышло, будет пробовать иначе. — Прости мою несдержанность, Жрица. Твое появление здесь, несмотря на то, как это произошло, действительно долгожданно. Если ты пожелаешь, Туман и Паук будут наказаны согласно нашим законам. Всех провинившихся накажем.

Я не делаю резких движений и терпеливо позволяю себя касаться.

— Скажи, если земля не может быть проклята, почему это происходит? — вкрадчиво, заглядывая мне в глаза, произносит вождь.

— Мне неизвестно. Все, что я могу сказать — из недр поднимаются пары. Может быть, Прежние Люди хоронили в вашем озере отраву из их машин.

Рука вождя останавливается и с силой сжимает мою кисть. Не стоило затрагивать священное озеро.

— Эти пары вредят, — я не сбиваюсь, — и, возможно, являются причиной всех бед.

— Но дикий лес… — Рутил не заканчивает свой вопрос, останавливая взгляд на Тумане. Я, пользуясь случаем, развожу руками, избавляясь от давящих пальцев вождя.

— Помнишь тех крыс и кромул? Они ведь должны были пройти здесь, но не прошли, так? — обращаясь сразу ко всем, я говорю, глядя на Тумана. — Крысы чувствуют, что земля отравлена, они всегда чувствуют опасность.

— Так все-таки ты? — он плохо скрывает усмешку, подтверждающую его правоту