Элли Маккей - Горец в её постели
Позади него, за пределами этой громадной, наполненной тенями библиотеки, день совсем испортился, превратившись в промозглую, лишенную солнца серость. Внезапно хлынул дождь, забарабанив в оконные стекла, от порывов завывающего ветра ставни начали раскачиваться, с грохотом ударяясь о стену. Если низко стелющийся, гонимый ветром туман и являлся каким-то признаком, то солнце в этот день больше не покажется.
– Не нужно волноваться. – Мердок подошел ближе к окну, высматривая что-то в потоках дождя. – Если этот негодяй все еще там, его найдут.
– Надеюсь на это, – Мара не сумела сдержать сомнение, прозвучавшее в голосе. – Этот человек опасен.
Неприлично соблазнителен.
Ее окатила жаркая волна, и она пожелала, чтобы его образ прекратил ее преследовать. Его низкий, картавый голос и те безнравственные чувственные касания что-то сделали с ее коленками.
И с другими бесстыдными местами.
Помилуй боже, любая девушка могла бы кончить, просто слушая его!
Она насупилась. Вырвался ли этот мускулистый горец прямо из ее самых тайных фантазий или нет, он был слишком груб. И весьма возможно, сошел с ума.
С натянутыми нервами она села рядом с угловым окном, стараясь не беспокоить Скотти и Дотти – парочку Джек Рассел терьеров из Рэйвенскрэйга. Маленькие собачки уютно устроились, прижимаясь друг к другу, на подушках одной из двух одинаковых скамеек в алькове, в гнезде из старых пледов и подушек, украшенных кистями.
Сообразительные собачки. В библиотеке было холодно, а к этому моменту стало еще холоднее.
Настолько холодно, что она взяла плед с противоположной скамейки и укрыла им колени. Далеко внизу метались и кружились пенистые гребни волн Устья Ломе[16]. Неприветливый вид свинцовых волн вызвал у Мары дрожь. Она замерзла так, будто плавала по бурным волнам устья, а не сидела, закутанная в шерстяной плед у большого камина из зеленого мрамора, в котором пылали и потрескивали поленья.
В удивлении она прикусила губу.
От яркого пламени не исходило тепла.
Но смотреть на него было приятно.
Открытый огонь придавал комнате восхитительный дух прошлых столетий, впрочем, как и жуткие оленьи головы и многочисленные, в золоченых рамах, портреты завернутых в пледы Макдугаллов.
Как будто она попала в искривленное временное пространство.
Для Мары даже воображаемый блеск этой поблекшей элегантности столь давно минувших дней стоил нескольких приступов озноба. Так что она подвернула под себя ноги и заставила себя улыбнуться домоправителю в килте.
– Только, пожалуйста, скажите Малколму и остальным, чтобы они были осторожными, – предупредила она. – Тот человек думает, что является средневековым рыцарем.
К ее смятению, Мердок присвистнул.
– Вы уверены, что он не рассказывал какую-нибудь небылицу?
– Нет, – она покачала головой. – Он был серьезен. Я, во всяком случае, думаю, что он верит в это.
– Ну, хорошо! – Мердок поглядел вниз и щелчком сбил крошечную пылинку с килта. – Малколм может сказать парню, что мы не нуждаемся в услугах рыцаря.
– Вы мне не верите.
– Ох, дорогая, в вас я не сомневаюсь. – Он бросил взгляд в сторону, проследил за старым Беном, вошедшим в библиотеку и тихонько улегшимся на меховой коврик у камина. – Просто я думаю, что тот парень нашел вас привлекательной и захотел произвести на вас впечатление.
Он снова повернулся к ней.
– Вероятно, в эту самую минуту он находится в Обане, утешая разбитое сердце хорошим глотком спиртного. – В глазах домоправителя засветилась озорная усмешка. – Редкий горец не имеет в себе хотя бы немного романтики.
Мара сжала губы. Ее горец был настоящим ходячим сексом. Совсем не гаэльский поэт, а сладострастный хищник. Зрелый и физически развитый, он был умопомрачительно красивым мужчиной, полным высокомерия и темных страстей, о которых ей лучше не думать.
И у него определенно не было цели произвести на нее впечатление.
Благоприятного, по крайней мере.
Ее сердце понеслось вскачь, она притянула на колени подушку. Пронизывающий холод проникал сквозь мягкую обивку скамьи, замораживая ее. Снова вздрогнув, она прижала к себе подушку, пытаясь отогреться.
– Тот человек совсем не романтик, – сказала она. – Он хотел напугать меня.
– Гм! – фыркнул Мердок. – Забудьте мерзавца. Если его найдут, с ним разберутся. Почему…
– Сэр! Вы нужны Пруденсии на кухнях! – прозвучал позади них запыхавшийся голос.
Мердок быстро обернулся.
– Ох, она сейчас готовит?
Айласа, а может, Агнес, кивнула, ее яркие кудряшки подпрыгнули.
– О-о-х, сэр, вы должны пойти. Она прямо трясется.
Домоправитель уперся руками в бедра.
– На что она жалуется в этот раз?
Айласа-Агнес облизала губы.
– Она сожгла стови[17]. И ягненка в горшочке.
– Тогда она достигла совершенства в умении удивлять! – Мердок пошел к двери, раскачивая килтом. – На «Аге»[18] почти невозможно ничего сжечь! Эти проклятые плиты работают на термостате, У них нет даже регулятора или кнопки, чтобы увеличить жар. Как, к дьяволу, она…
– Это не то, из-за чего она взорвалась. – Айласа-Агнес поспешила за ним. – Это – новый призрак. Она сказала…
– Новый что? – Мердок застыл на пороге. – Не говори мне, что она снова продолжает свои сказки о злых духах.
– Да, сэр. – Девушка покраснела, ломая руки. – Она говорит, что призрак нашептывал ей в ухо как раз тогда, когда картофель и ягненок сгорели до корочки.
– И что этот призрак сказал?
Румянец Айласы-Агнес усилился:
– Ч-что он хотел бы увидеть сожженными до черна задницы всех до одного Макдугаллов. И на самой горячей печи в аду.
– Какая чушь! – взорвался Мердок, вылетая из двери.
Девушка топталась на пороге, бросая на Мару извиняющиеся взгляды.
– Вам что-нибудь нужно, мисс?
Мара отрицательно покачала головой.
В чем она действительно нуждалась, так это в хорошей порции «Кровавой Мэри». Или в двух. Этого не могло быть. Призрак кухарки говорил то же самое, что и ее горец. Этого было достаточно, чтобы ее кожа покрылась мурашками, а сердце ушло в пятки.
Так что, дождавшись, когда Айласа-Агнес бросится за домоправителем, она оглянулась вокруг, убеждаясь в том, что он не прятался в тенях.
Удовлетворенная, она опустила ноги на пол, покинула свое укромное местечко у окна и села за стол из красильного дуба в центре библиотеки.
