Снежная стая (СИ) - Ремезова Любовь

И вновь пробираться лесной чащей, промеж елей-великанов и необхватных дубов, неодобрительно качающих головами вослед беспокойному гостю.

ГЛАВА 9

Метель приближалась по — хозяйски, не таясь.

Раньше прочих ее поступь почуяло зверье.

Взлетели над деревьями вороны, закружили, и сели, укрылись в нижних ветвях, попрятались в теплое кошки, а собаки, напротив принялись валяться в снегу, крикуны-воробьи забились в хворост.

Выставился вокруг красна солнышка туманный круг, а после и вовсе заволокло облаками низкое зимнее небо.

Шла из горних высей уверенной поступью Госпожа Метелица, давала людям приметные знаки — умные поймут, а дурней не жалко.

И люди благодарно принимали подсказку ее — укрывали в хлевах скот хозяева, торопливо возвращались кто из леса, а кто с реки, рыбаки да охотники, забирали матери с улицы неугомонную ребятню, бранили неслухов, коли те не быстро поспешали.

Перебирала травы да снадобья лесовиковская травница, тревожно поглядывая в ту сторону, где за крепкими избяными стенами на много дней пути раскинулся Седой Лес — истинный хозяин и владыка этих мест.

Честной люд готовился встречать первую зимнюю бурю. Дурных здесь не водилось — не выживали.

Маги непогоду встретили в Боровищах. Намеренно так подгадали — чтобы приход снежной стаи встретить близ каменных лбов, что могли быть, а могли и не быть местом зарождения проклятья. Вот и прибыли заранее, встали постоем в доме старосты — трактира в Боровищах не имелось.

В лес загодя собираться стали. Старостиха Лугана, заприметив, что гости уходить намерились, запричитала, заметалась:

— Куда ж вы, гости дорогие! В такое непогодье добрые люди дома сидят, на улицу носу не кажут, пропадете, сгинете!

Тихон, метнув взгляд на старшого, уже приготовился одернуть заполошную бабу¸ как вдруг та сама унялась, в дверях встала:

— Голодными не пущу!

И прикрикнула на старшую невестку:

— Собирай на стол, клуша!

И пока молодка споро метала харч на стол, все шпыняла ее — то не так она повернулась, то не так за ухват взялась. И полотенца-то не те подала, и посуду не ту выставила. У молодой женщины от ласки такой свекровиной все из рук мало не сыпалось. На глазах уверенная, ловкая молодица в безрукую нескладеху превращалась.

Пока не озлился от задержки такой нелепой Колдун, и, зыркнув на склочную тетку, к дверям не развернулся. Ему и так-то не больно хотелось перед походом в метельный Лес пищей утяжеляться. Тут старостиха мигом умолкла, за стол звать стала, и невестка ее ласково просила отведать, улещивала не побрезговать, не обидеть добрых хозяев. Да только Горду уже все эти деревенские порядки поперек горла встали — кивнул Славу, тот и сгреб с вышитой скатерти, до чего рука дотянулась. Сунул в суму, да и выскочил во двор — сотоварищей своих догонять.

Благо, те недалече ушли.

Вьюга разгонялась не спеша, ровно красуясь.

Вот полетела по — над землей поземка, и опала. Раз, другой, третий взвилась белая пелена, а на четвертый закрутилась над сугробами в тугое веретено, зло стегнул ветер — и понеслась в мир белая мгла, завизжали во вьюжной круговерти снежные пряхи, и снежные хвосты захлестали во все стороны, мешая небо с землею, путая день с ночью.

Горд Вепрь тряхнул головой, отплевываясь от набившегося в рот снега. Огляделся. Соратники встали вкруг, замкнув в кольцо взгорок, на котором сбились в кучу, ровно бараны в загоне у боровищенского старосты, валуны.

Непогода трепала наглых людишек, дерзнувших бросить ей вызов. Цепляла когтистой лапой ветра за одежду, норовила содрать что шапку, что тулуп. Пробирающим до костей холодом пробовала на зуб. Залепляла рот да глаза, забивала воздух внутрь, в самое подвздошье. Да только, добыча ей ныне досталась не по зубам — стоят люди, не шелохнутся, что влитые стоят. Не пошатнуть их ветру, не отвести от цели снегу да холоду.

Маги, равнодушные и отрешенные, окутанные белесыми прядями метели, ждали — не здесь ли пробудится стародавнее проклятье, не отсюда ли умчит в снежную круговерть по незримому следу неосторожной добычи снежная стая.

В глубине Седого Леса ныне было не тише. Вьюга справляла праздник по зиме, и от свирепой радости ее было ни спрятаться, ни скрыться ныне в самой глухой чаще, в самом непролазном буреломе — а уж на просторной полянке, от иных таких же ничем не отличимой, и вовсе не укрыться от ярящегосф ненастья. Взлетал снег, собравшийся было в сугробы, мешался с новым, тем что только-только высыпался из прорехи небес, собирался в клубы, сворачивался в тугие вихри. Выла метель, гнула дерева, бесновался на неприметной поляне, собираясь да рассыпаясь, снег. Вот взвился над снежным покровом белесый смерч, закрутился-завертелся, да и не опал, а вытянулся волчьей мордой, долгим туловищем, худыми лапами. За ним другой, третий, десятый… Встряхнулся огромный зверь роскошной белой шубой. Шевельнул носом, причуиваясь, вожак.

И сорвалась в лихой бег снежная стая, проминая мощными телами вьюгу-метелицу, и вожак, утративший в эту ночь человечью короткую память, но бессмертное сохранивший знание, повел стаю, минуя тонкие, звенящие от метельных плясок нити-струны сторожевого заклинания.

Снежная стая, вытянувшись, ступая след в след, летела по прочному льду Быстринки, обгоняя собственную песню.

Далеко-далеко, за два дневных санных перехода, зло ругнулся маг, промахнувшийся с точкой прихода стаи в мир, и дал отмашку вдруг враз прочувствовавшим лютую стужу соратникам. Всё, на сегодня их работа закончилась — оставалось лишь забиться в загодя спроворенные шалаши под надежными еловыми лапами, да пережидать метель, согреваясь магией и ягодным вином.

Снежный покров на землю прочно улегся, надежно — уж ясно видно, что до весны. А метели, с той, самой первой, боле пока люд честной не тревожили. Стали короткие зимние дни снежными да безветренными.

Маги, что твои гончаки, по лесу рыскали, искали не стаю, сгинувшую в безвремении до следующей метели, но хоть следы ее, да по эху место зарождения проклятия вычислить пытались. Заодно и с вожаком познакомились. Нет, не лично — лично хозяин здешних снегов до пришлых охотничков не снизошел, но вот отпечатки его лап лицезреть довелось. Притом не раз.

Были они здоровенные, поболе, чем с мужскую ладонь, и слишком уж мелкие, что бы принадлежать столь крупному зверю. Исходя из размеров отпечатков, следам следовало бы быть куда как глубже.

Тихон, разбиравшийся в таких вещах, клялся, что следы оставлены нарочно, именно для них. Снежный зверь отирался поблизости, не показываясь на глаза, но и не скрывая самого присутствия. То ли любопытствовал, то ли момент удобный выцеливал, чтобы напасть…

За две седьмицы, истекшие с первой вьюги, снежный волк успел отметится во всех пяти селищах. Сильно не шалил, так по мелочи. То в одной деревне в курятник залез, загнал перепуганных несушек на крышу, задавил петуха-хозяина, да выбрал все яйца из гнезд, брезгливо обходя вниманием подкладыши, то в другой когтищами дверь дубовую подрал старому своему знакомцу не хуже иного медведя, всю как есть испоганил. Мало показалось, еще и о стены избяные боками обтерся. В тех местах, где снежная нежить шкуру обминала, добрые бревна теперь изморозью, искристым серебром, в первый черед берутся. А третьем селище и вовсе дурную забаву удумал — взял, да и пробежался через всю деревеньку, с одного краю в другой. Псы дворовые, как его учуяли, поперву со страху кто куда забились, а как волк на дальнюю сторону села перебежал, такой гвалт подняли, такой перебрех, всех хозяев перебудили. А волчара возьми, да и вернись! Тут уж на этом краю лай сам собой захлебнулся, зато на дальнем…

Так и бегал всю ночь туда-сюда, скотина снежная.

А сторожевых струн не задел ни разу.

Словом, за минувшее время, ничего-то Горд Вепрь со товарищами своими не нашел, не выяснил. Оттого и злился. А тут ещё и иного поднакопилось. Местные жители, коих и приехали маги защищать от нежити, поглядывать вдруг стали неласково. На расспросы отвечали неохотно, даже и те, кто раньше вроде приветлив был. Как-то разом вдруг. Без явной причины.