Королева праха и боли - Лив Зандер
– Да, никто не слушает старую Орли, – произнесла я. – Ньяла любила капитана, верно? Никогда не переставала его любить.
– Ах, мы, женщины, не можем позволить себе любить. Говорила я ей энто. Много раз. Но она не слушала! Че я могла сделать? Настучать богу? Шоб он наказал маленькую леди? – Она прижала руку к внушительному бюсту и вздохнула. – Я ж кормила ее грудью, когда девчонка была еще совсем кроха, как свою собственную. Сразу после того, как потеряла своего ребенка.
Внутренности мои завязались узлом, такой знакомой показалась мне ее боль, но я не могла позволить старухиной истории смягчить меня, ослабить мою решимость выяснить правду. Пора перестать кручиниться о чужих горестях больше, чем о своих собственных!
А собственных у меня предостаточно.
– Значит, это правда. – Ноги мои подкосились, и я прислонилась к скале, чтобы не упасть. – Все это время она тайно встречалась с Джоа. И он был отцом?
– Девка…
– Он?
– Кто может сказать такое? Ах, мир полон ублюдков, взращенных ничего не подозревающими отцами, будь то король или поденщик при кухне.
– Но ты знала, что это возможно и даже вполне вероятно. Особенно потому, что ребенок был смертным. – Драгоценные остатки слез подступили к моим глазам: их было недостаточно, чтобы скатиться по щекам, но зрение все же помутилось. – Вдруг Енош не способен почувствовать божественного ребенка? Вдруг я все-таки умерла беременной?
– И че из того? – Переминаясь с ноги на ноги, Орли всплеснула руками. – Сейчас-то какое энто имеет значение?
– Это имеет огромное значение – для меня! – крикнула я, ненавидя себя за то, что потрясение лишило меня самоуважения, которое я вроде бы только-только обрела. – Всю мою жизнь меня называли пустышкой, неженщиной! Один муж называл меня никчемной, другой зовет лгуньей. Мне надоело находиться во власти чьих-то ошибочных суждений! – Руки мои дрожали, но я, как ни щемило сердце, все-таки еще раз погладила ладонью живот. – Может быть, я ношу в своей утробе божественное дитя!
– А можа и нет. – От ее язвительного тона у меня стиснуло горло. – Даже коли тот малец был капитана…
Острая, мучительная, возможная правда ее слов вонзилась мне прямо в сердце, еще не оправившееся от агонии двойной потери ребенка. Ох, как же я была глупа и как же это больно.
Есть еще и третий вариант, который я даже не рассматривала.
Пускай все мои предположения о Джоа и ребенке истинны, но как это связано со мной? Ничто из сказанного или помысленного не увеличивает вероятность того, что я ношу в себе дитя, божественное или иное.
Рука моя соскользнула с камня.
Земля содрогнулась.
А может, и нет, но ноги мои все равно подогнулись, и я опустилась на влажную жесткую землю. Нет, не нашла я в этой путанице утешения, не сделала освобождающего открытия.
Я обрела только новую боль.
Только страдания.
– Девка, худо мне видеть тя такой. – Вытерев руки, Орли подошла, присела рядом и погладила меня по плечу. – Кто сказал, что боги вообще могут зачинать детей?
– Кто сказал, что они не могут?
– Девка, у нас три бога, древних, как время. – Она выгнула косматую бровь. – И ни у кого нет детей, а мир от энтого тока лучше.
Живот под моей рукой затвердел как камень. Я вспомнила о поцелуе Эйлама, неловком, неумелом, как будто уста его никогда еще не касались женских губ. Возможно, так оно и было, но Ярин-то тот еще прохвост, он, пожалуй, большую часть вечности провел под юбками красоток, как мертвых, так и живых.
Что, если Орли права?
Внутри все рухнуло.
Но что, если она ошибается?
– У меня были все признаки… – прошептала я, цепляясь за тончайшую ниточку веры. – Хоть я и скверная рыбачка, но я хорошая повитуха.
– Даже коли ты права, девка, энто не делает тя менее мертвой. – Старуха медленно покачала головой, и этот простой жест заключил в себе тысячу горьких тяжелых истин. – Даже если отец – бог, делает ли энто дитя бессмертным? Способным расти среди раздутых газами кишок и червей?
Я заскрежетала зубами так, что коренные зашатались, грозя выпасть из десен.
Мертвый или живой.
Божественный или воображаемый.
Как я могу доказать хоть что-нибудь? Вскрыть себя и порыться в своих внутренностях? Звучит безумно даже для меня, и это снова заставляет задуматься, не потеряла ли я вместе с жизнью и разум. Что, если я действительно лгунья – и лгу себе?
Но тут сомнения заглушил голос моей гордости.
Нет, я не лгунья.
Утренняя тошнота. Ноющая грудь. Семена. Я умерла беременной. Назовите это инстинктом, но я чувствовала это, чувствовала глубоко внутри себя, становясь все увереннее с каждым кругом оглаживающей живот ладони.
Но если я подойду к Еношу с разговором о ребенке, он вполне может исполнить свою угрозу, потому что он-то не чувствует его. Как и его братья…
Осознание хлестнуло меня по лицу, выставив такой же глупой, как и все остальные, вовлеченные в этот запутанный клубок. Разве Ярин не говорил что-то насчет части моей души, которая сопротивлялась, когда он привязывал ее к телу? А вдруг сопротивлялась не моя душа, а душа моего ребенка?
Я судорожно вздохнула, и с дрожащих губ вдруг сорвалось имя:
– Эйлам.
Орли нахмурилась:
– Че с ним-то тако?
– Он сказал что-то, когда я умирала, м-м-м… – Проклятый дьявол, что же он сказал? Что-то насчет жизни? Слишком много жизни? – Не помню, но мне кажется, что это важно. Может, они и не способны почувствовать ребенка, но они ощутили, будто что-то не так. По крайней мере, двое из них. Мне надо поговорить с Еношем. Он тоже должен был заметить…
– Ты мертва, Ада. – Голос Орли был мягок, но от него у меня волосы на затылке встали дыбом, словно даже моя кожа больше не доверяла ей. – Ох, маленькая леди была слишком молода. Глупышка никогда не думала о последствиях. Две сотни лет я плачу за свою ошибку, за то, что поддалась на ее мольбу – хочет повидаться, мол, с лордом-отцом. Аха, она предала мя, как и всех, сбежав с энтим… ублюдком.
Я насторожилась:
– Что ты такое говоришь?
– Коли ты скажешь щас хозяину… Коли то, что ты думаешь, правда… О боже, он вплетет меня в трон, из-за ребенка в твоем гниющем брюхе. – Орли бросила на меня умоляющий
