Королева праха и боли - Лив Зандер
– Вы с Ньялой были любовниками?
В глубине его горла что-то глухо затрещало, как будто растягивалась хрупкая кожа, и черный кончик языка прижался к серым резцам:
– Н-н-нь…
– Да, Ньяла. Вы были любовниками?
– Ф-фсех-хт.
Я нахмурилась. Ф-фсех-хт?
– Всегда?
И что это значит?
Рот его широко открылся, разрывая хрупкие, точно старый пергамент, остатки кожи в уголках.
– Ф-фсех-хт… л-люббл… Н-нь…
В черной пропасти рта что-то захлюпало, как будто лопнуло какое-то сухожилие, и я быстро подхватила отвисшую челюсть, пока Джоа совсем не развалился.
– Если ты любил ее, то почему перерезал ей горло? Потому что она этого хотела?
– Т-та.
Мурашки побежали по моим рукам.
– И обрек ее ребенка на смерть?
Его лицо дрогнуло под моей рукой, как будто он пытался покачать головой, вросшей в трон. Но ничего у него, конечно, не получилось, только шея тихонько захрустела.
– Н-не. С-спас-с.
Хлоп.
Нижняя челюсть трупа все-таки шлепнулась мне на ладонь, и я принялась лихорадочно пристраивать ее на место:
– Нет, нет, нет…
– Хрк-хмм… н-нх…
– Как – спас?
– Гхкррр…
Я сглотнула застрявший в горле комок: кожа Джоа порвалась под самым ухом. Небеса, все бесполезно. Челюсть все равно почти отвалилась, и, придерживая ее, я не получу никакого внятного ответа.
По крайней мере, от него.
Осторожно отведя руку от лица Джоа, я переключила внимание на лорда Тарнема. Он, как всегда, мычал и бубнил, прижимая кончик языка к изнанке кожаной заплатки, которую я быстренько распорола.
Седовласый мужчина несколько раз открыл и закрыл рот, выпуская клубы зловонного воздуха.
– Ада.
Я вздрогнула.
Он знал мое имя.
Только почему это меня удивило? Не должно бы. В конце концов, ему известны и размер моей груди, и непристойные звуки, которые я издаю, получая удовольствие, – с учетом того, что я не раз стонала прямо ему в лицо.
Я подобрала колени к груди и перекинула тяжелый шлейф платья через подлокотник трона.
– У меня есть вопросы.
Он вновь растянул рот, показав язык, достаточно влажный, чтобы скользить по губам, изгибаясь, словно наслаждаясь редким вкусом свободы.
– И т-ты… п-получишь ответы.
– Почему Джоа…
– П-после того… к-как… п-пообещаешь… п-помочь.
Я мысленно застонала.
– Я ведь могу просто сдирать твое лицо с трона, слой за слоем, пока ты не заговоришь.
– Дитя, я п-пребываю во власти твоего мужа… О, уже два века. Подобные угрозы ничего для меня не значат.
А мне не хватило бы терпения ждать, тем более что Орли обычно охраняла тронный зал, как собака свою кость. Буквально.
– Чего ты хочешь?
– Ты убедишь бога в моей… невиновности, чтобы он даровал мне покой.
Горький смешок вырвался из моей груди:
– Я не могу убедить его даже в своей невиновности. Кроме того, для меня загадка, зачем утруждать себя, помогая гниющему в троне старику, – ну разве чтобы избавиться от вечной скуки?
– Гниющий старик… – Я сидела на уровне его глаз, но все же он умудрялся смотреть на меня сверху вниз, со всей надменностью настоящего аристократа, пускай и разлагающегося. – Я – лорд.
– А я – королева. – Я постучала пальцем по короне, отчего затряслась вся голова. – Так уж получилось, что в недавнем прошлом мне надоело помогать другим, в результате я все равно делаю хуже самой себе. Умирая, например. Теперь, когда я вернула тебе рот, ты можешь убедить моего мужа сам, когда он проснется.
– Она позаботится о том, чтобы он не поверил мне, как и всегда.
– Кто? – Лорд Тарнем наклонил голову, насколько позволял трон, одарив меня тяжелым мутным взглядом, и я вздохнула: – Орли.
– Да, Орли. Милое дитя, мой успех зависит от тебя. Если ты убедишь нашего хозяина в своей невиновности, то может получиться и у меня. Отчасти…
Я заинтересовалась:
– Так что тебе нужно от меня?
– Твое обещание.
– Отлично, даю тебе обещание, чего бы это ни стоило в наши дни.
– Это стоит многого, если я прав в своих подозрениях. А теперь слушай, и слушай внимательно. – Он откашлялся, прочищая горло, и я отпрянула от очередного облака зловония. – Это правда, что у нас с богом возникли разногласия из-за количества трупов, обещанных им для моей армии.
– Енош сказал, что Ньяла отправилась вразумить тебя.
Он рассмеялся так, что ребра, стиснутые неумолимой костяной клеткой, затрещали.
– Да, она пришла. И тут же исчезла, похищенная командующим моих собственных войск.
Внутри у меня все сжалось, и на сей раз я точно знала, что дело не в голоде и не в червяках, поедающих мой желудок.
– Значит, Джоа умыкнул ее сам, без чьего-либо приказа?
– Гмм, да.
Я задохнулась от потрясения; воображаемые кусочки головоломки складывались в моем сознании заново. Обрывочные сведения, поступавшие ко мне от разных людей, переиначивались и выстраивались в масштабную картину, которую я силилась понять.
Да, Джоа и Ньяла были любовниками.
Всегда.
Все время.
Даже до Еноша?
Я опешила, рассматривая эту возможность – и чувствуя себя весьма глупо, потому что намеки-то были. Разве Орли не упомянула о том, что Ньялу застукали на конюшне с мужчиной? Что, если это был Джоа? Иначе зачем бы он похитил ее?
Я заморгала, оправившись от оцепенения.
– У них был роман, а ты разлучил их, отдав дочь Еношу.
– Для лорда, у которого нет сына и наследника, репутация дочери – основа союза для грядущих поколений, – вздохнул лорд Тарнем. – С запятнанной репутацией ее не взял бы ни один знатный мужчина из соседних областей, но богу нет дела до подобных вещей. Я пообещал ее Еношу прежде, чем Джоа заделал ей ублюдка, превратив девку в совсем уж никчемную, пресек тем вредные сплетни и заручился поддержкой могущественного союзника.
– Никчемную… – Слово глубоко задело меня, даже пробудив чувство жалости к Ньяле. Она, как и я, испытала на себе тяжелую участь женщины. – Почему же Джоа оставался капитаном, командующим?
– Если бы я его отстранил, это лишь придало бы достоверности слухам.
– Значит, Енош не верил, что ты не причастен к ее исчезновению, и это побудило его обвинить тебя в том, что ты держишь Ньялу подальше от него, дабы заставить его подчиниться твоим требованиям.
– Когда он двинул трупы на мой замок, у меня не осталось выбора, кроме как схватить его. Я собирался держать его в плену, обезопасив тем свои земли, пока не верну дочь, соберу доказательства ее неверности, обвиню Мертока и вновь вручу ее богу в знак своей доброй воли. Но, видишь ли, дитя, из богов получаются плохие пленники. Он освободился, и его трупы, движимые яростью