Судьбе вопрек (СИ) - Романова Екатерина Ивановна

— Нет.

— Если ты не в курсе, я иду по программе «три по цене одного».

— В моем доме хватит места для всех, — отверг очередной аргумент Великогад, лаская языком мою мочку. Да что же он творит? Мои руки отчаянно желали почувствовать тепло его кожи, но пока распакуешь этот подарок — сгоришь дотла…

— СМИ съедят тебя заживо!

— Подавятся.

— Братья не одобрят!

— Переживут.

— Ты хотя бы понимаешь, что сейчас говоришь? — я отстранилась и заключила его лицо в свои ладошки. Верно Зейда говорила, в порыве страсти можно всяких глупостей наобещать. — Ты это на эмоциях. Не серьезно.

— А, когда ты, наконец, привыкнешь ко мне и перестанешь сомневаться, мы поженимся. Официально.

— Эм… Ну, пожалуй, теперь я спокойна. Ты точно не в своем уме.

— Не в своем, — улыбнулся он, снова меня целуя. — Но будет так, как я сказал.

— Не будет, Харви. Даже пожелай ты в действительности на мне жениться, в чем я лично сомневаюсь, — очередной поцелуй, бесконечно медленный, нежный, — все равно сомневаюсь! Тебе никто не даст этого сделать. Такие как ты не женятся на таких как я.

— Я поставлю Зейду на место, — вдруг неожиданно серьезно произнес он. — Это от нее ты таких глупостей понахваталась. Ее любимая фраза. Вот только мне плевать, на ком должны жениться фетрои. Я женюсь на тебе, и к этому разговору мы больше не возвращаемся.

— А мое мнение тебя не интересует?

— Хочешь ответить под приказом великородного? Или будешь вешать мне лапшу на уши без него?

Приподнял бровь, смотрел так нагло, что укусить захотелось! Откуда только понабрался? Мне бы его уверенность в себе!

— Не надо приказов, — неизвестно, каких глупостей я под ними наплету! И ведь заранее знаю, что соглашусь!

— Хорошо. Встретимся после выступления.

— Не выйдет.

Харви склонил голову на бок и подарил мне суровый взгляд. Вот только эта напускная серьезность как-то не вязалась с тем, что он все еще был во мне, и это до одури волновало! Так и хотелось… поерзать.

— Мы ужинаем с фетом Сайонеллом и ребятами.

— Он не будет возражать, если я присоединюсь.

— Но это будет семейный ужин!

— Тем лучше. Посидим в теплом семейном кругу.

— Что ты имеешь в виду… подожди. Подожди! — догадка взметнула внутри меня волну обиды и негодования. — Ты знал! Знал, что Оуэн мой дед!

— Знал.

Кивнула и насупилась. Знал и молчал, чтобы в нужное ему время использовать эту информацию.

— Вслух, Флер, — заставляя посмотреть на него, Ползучее Великородие жестко произнес: — с этого момента привыкай озвучивать свои мысли. Я не Таххир. И не твой отец. В отличие от мужчин, которых ты знала или знаешь, я свое слово держу. Ты моя. Так было, есть и будет. И ты существенно облегчишь нам обоим жизнь, если перестанешь сомневаться в себе и придумывать этой маленькой чудесной головкой всякую ересь.

— Ересь? И почему же ты не сказал мне, что Оуэн мой дед, если знал?

— Потому что это разбило бы тебе сердце. Потому что ты не была готова простить его. А потом не простила бы меня.

Хлопнула ресницами. Хлопнула снова. Ланни, ты официально — полная дура, а перед тобой мужчина, которого ты не заслуживаешь. Это, енот меня раздери, настоящий идеал мужика!

— Харви… Прости меня.

— Я понимаю.

— Нет, правда. Прости меня. Сколько раз я накручивала в своей голове всякий бред. Приписывала тебе коварство и лицемерие. Я не стою тебя. Не стою ребят. Даже дружбы Лоби не стою и заботы деда о себе тоже.

Он тяжело вздохнул и как-то горько усмехнулся.

— Благодаря тебе Тан и Альби ни в чем не нуждаются. У них есть главное — семья, дом, в котором их любят и ждут. Благодаря тебе я жив, а твоя подруга занимает высокую должность и ждет ребенка, — открыла было рот, но всезнающий Хартман лишь улыбнулся. — Ты настолько великодушна, что смогла простить деда, отобравшего у тебя отца и уверенность в себе. Тебе этого недостаточно? Святой хочешь стать?

— Но… я… — замешкалась, не зная, что и ответить. Все перечисленное Харви я как-то в честь своих заслуг не записывала, да и вообще достоинством не считала. Но и набивать себе цену не хотела. Будем учиться. — Ты прав. Пора перестать думать задницей. В смысле…

Он усмехнулся, поцеловал меня и прошептал:

— Я не против, если иногда ты будешь думать именно ей!

— Харви!

В тот момент, когда мы чуть вновь не нарушили порядок в моей гримерке, раздался стук в двери:

— Фетрой, сюда направляются костюмеры и гример.

— Кажется, мне пора, — разочарованно протянул он.

Так не хотелось, чтобы Харви уходил. Жизнь только начала налаживаться. Я не сомневалась, что он найдет управу на Зейду и все будет хорошо. С другой стороны, теперь улыбка на моем лице во время танца будет в пять, а то и шесть раз шире.

— Мне хорошо с тобой. Я не хочу, чтобы ты уходил, — призналась честно и сама накрыла его губы своими. Так же просто, так же беззаботно, как в детстве с родителями. Просто потому, что Хартман занял почетное центральное место в моем сердце, а с каждым поцелуем я словно вбирала в себя частицу его тепла, становилась его частью сама.

— А я не хочу уходить. Полтора часа, затем ужин… где?

— У меня дома. Это уже серьезно, Хартман. Готов к такому повороту?

Он улыбнулся, потянувшись ко мне, но в двери опять постучали. Мы оба недовольно вздохнули и отстранились друг от друга. Я помогла своему Великогаду привести себя в порядок, а затем его лицо подернулось дымкой и явило мне того самого молодого рейгверда, что открывал дверцу волара.

— Теперь Аландри припишет мне роман с невероятно сексуальным охранником.

Лицо Харви мгновенно изменилось, явив фета Дорского.

— Так еще лучше! Тайком мечтала о брутальном фете Дорском!

— Ты только что уволила моих самых доверенных лиц. Жаль будет расставаться с ними, — бесцветно произнес Великогад, снова показав рейгверда.

— И у кого из нас проблема с самооценкой? — поцеловала на прощанье, так, чтобы запомнил и рядом со своей пузатой Зейдой ни о ком, кроме меня думать не мог.

В этот момент как раз подходила гримерша, которая заметила наш поцелуй, а затем и разбитые вазы с разбросанными по полу цветами. Ну все. Я уже прямо вижу новый новостной сюжет…

— Неловкий пируэт, — попыталась оправдаться, но на меня посмотрели так, словно я на языке шестого дистрикта говорила. А в нем, между прочим, сплошные шипящие, а из гласных только «ы».

8

Я схватилась за веник, что ютился в уголке на всякий случай, переложила цветы на диванчик, смела осколки в кучку и села на стульчик перед трельяжем. Поправила упавшие флакончики и посмотрела честными и невинными глазами на высокую худую брюнетку, а затем на Дори, у которой как-то странно дрожали руки и дергался глаз. Видимо, успела пообщаться с фетом Дорским…

Ох. Мне ведь еще как-то оправдаться перед Максом нужно! Теперь я совершенно точно не могу быть с ним, потому что я женщина Харви Хартмана. На минуточку, фетроя Харви Хартмана. Закусила губу, чтобы не улыбаться так широко. Непозволительно хорошо мне было. До одури! Так хорошо, что даже не верилось. Вот только, когда все хорошо, обязательно какое-нибудь западло подкрадется. И мне казалось, что его липкая холодная лапа уже подбирается к моему горлу…

Дори, не с первого раза, но все же смогла втиснуть меня в темно-синюю пачку для первого выхода и испарилась из гримерки с такой скоростью, словно за ней сам фет Дорский гнался. Пожалуй, официально буду пугать им наших с Харви детей. Будут же у нас дети? Еще как будут, судя по наследственности! Он — один из четырех братьев, нас в семье трое. Это практически невероятно, но факт.

— Не улыбайтесь, — строго попросила гримерша.

Она как раз мне глаза подводила, а от расползающейся улыбки вокруг них рассыпалась сеточка морщин и все это дело на «нет» сводила.

Я буду танцевать не только для Оуэна. Я буду танцевать для Харви! Моего мужчины! Моего будущего мужа!