Моя дурацкая гордость (СИ) - Эр Анастасия

Сгоняв в кампус за спортивной формой, я спускался к полю тем же путем, почти миновал оранжереи, когда услышал какое-то копошение и шепот. Первокурсники почему-то считали, что в усадьбе нет другого места, где можно вдоволь полапать друг друга и полизаться. Что за средневековые представления.

— …я никому не скажу, если ты не хочешь, делов-то. Слушай, Ева, я не шучу, я не могу уже терпеть.

Я резко остановился.

— Подрочи, — сказала Елизарова. Значит, первый точно был Пашков. — Правда, Дим, я-то здесь при чем? Дай мне пройти, иначе мы пропустим ужин. Дима.

Судя по звукам, этот слизень попытался сунуть в рот Елизаровой свой мерзкий язык. Я заставил себя шагнуть вперед и как раз собрался прибавить ходу, но Пашков довольно громко, с надрывом спросил:

— Ты целка, то ли?! Ну ртом хотя бы приласкай, а?

— Отвали, — прошипела Елизарова, — я не буду с тобой трахаться, и не подходи больше ко мне, — наверное, она достала палочку, потому что Пашков явно струхнул:

— Эй, Ева, ты что? Правда, ты меня заводишь, я о тебе постоянно думаю, ничего с собой поделать не могу. Я просто был уверен, что Исаев своего добился, пол-академии про это говорит…

— И ты решил, что раз Елизарову уже кто-то откупорил, все, гуляем, можно звать парней? — Я оставался на месте, эти двое сами выскочили из-за теплицы.

Позже, уже в спальне, я понял, почему вмешался. Потому что этот червяк почти прямым текстом обозвал меня треплом. Откуда, бля, пол-академии могут знать? Елизарова наверняка особо не распространялась, а я сказал только парням. И то не уверен, что Прогноз до конца врубился.

Пашков сунул руки в карманы, Елизарова прищурилась.

— Иди куда шел, Исаев, тебя это не касается, — после недолгого молчания выдала Елизарова, и я уже пожалел, что не прошел мимо. Сколько раз за последнее время я выставлял себя лузером и неудачником? А сколько раз — из-за Елизаровой?

— О, значит, я помешал вам.

Пашков, который допер, что ему ничего не светит, ядовито выплюнул:

— Так вы долбились?

— Еще раз спросишь, и я сделаю так, чтобы ты вообще не смог долбиться. Никогда.

И я, не посмотрев на Елизарову, пошел на поле.

— Долго тебя ждать, Исаев? — проорал, завидев меня издалека, Ваня Бакурин, один из нападающих. — Кажется, это не мы настаивали на том, чтобы тренироваться на голодный желудок.

— Завали, — привычно отмахнулся я, направляясь в раздевалку. — Седлайте пегасов! Буду через две минуты. — Кто здесь, в конце концов, капитан?

— Злой, — обреченно резюмировал Баженов, помахивая битой.

Команда отлично знала, что я могу загонять до смерти, если не в настроении. А настроение Елизарова с Пашковым (и Хьюстон) мне сегодня испортили.

К тому же, парни летали из рук вон плохо, как первый раз на пегаса сели или обзавелись парой чирьев на заднице. Так или иначе, я не выбирал выражения, когда объяснял, какие они все неудачники, и с каким треском мы продуем предстоящую игру.

— Баженов, возьми биту крепче, она у тебя болтается, как сопля, аккуратничать будешь с девками. Володь, осторожнее с финтами, не убей кого-нибудь из нас. Вы все — все! — ни на что не годитесь. В таком виде — нет! Нет. Нет, это все не то, Вить, ты играешь в лоб, так не пойдет. Они, конечно, остолопы, но все равно поймут, куда ты метишь огнеболом.

— Да ничего они не поймут, Марк! Вон Тимур не понял, — Вова прыснул, ткнув пальцем в нашего вратаря. Тимур попытался удушить того голыми руками в перчатках:

— Да пошел ты…

— Мне не до шуток, игра через три дня! — я подлетел к Ласточкину и схватил его за рукав. — Если по вашей вине мы проиграем, я вас всех в жопу отымею, понял?

— А если мы продуем по твоей вине, Исаев? — громко перебил Бакурин (он был пятикурсником, а потому считал себя самым умным, хотя на деле ничем не отличался от индюка). — Тогда мы тебя?

— Я — не подведу. А тебе пора бы выучить, кто здесь капитан, если не хочешь вылететь из команды. — Я боролся с желанием вышвырнуть его прямо сейчас, но замену не найти так быстро.

— Мы тоже не подведем, — твердо отозвался тот.

Я начал понимать, что, пожалуй, был резковат.

— Так, ладно, на сегодня все. Встречаемся в четверг, и до того времени советую научиться нормально летать, если не хотите стать еще большими неудачниками, чем флавальехцы.

Я пришпорил пегаса, тот резко пошел на снижение, и я оказался на земле быстрее всех, выдолбив ботинками две вмятины в траве.

Мы возвращались в кампус, практически не разговаривая. Уставшие, злые друг на друга и самих себя (а я еще и на… в общем, это неважно), крепко воняющие потом. Я чувствовал, как от меня прет.

— Глаз дракона, — буркнул Бакурин и уже приготовился шагнуть вперед, но Дворецкий отказался нас пропустить.

— Пароль сменили еще до ужина. А отбой был пять минут назад, юноши.

— Что? Но… нам никто не сказал. — Еще этого не хватало. Если сейчас он будет ломаться, я за себя не отвечаю. — Мы были на тренировке, открывайте.

— Старосты должны были оповестить всех во время ужина. А без пароля хода нет, будь вы хоть на приеме министра. — У Дворецкого Рубербосха судя по всему, тоже был плохой день.

— Ну, круто, — почесал репу Витек, — мы-то на ужине не были.

— В таком случае, вам придется ночевать здесь.

— Блестяще, — фыркнул Бакурин и начал стаскивать влажную одежду прямо в коридоре. Я тоже чувствовал себя так, будто надел один огромный подгузник, наложил в него и теперь прел. Ткань липла к коже.

Я припомнил, что когда Рома стал старостой, в нашей спальне появилась крохотная дверца в стене. Позже выяснилось, что такие возникают исключительно в комнатах, где живут старосты, чтобы Дворецкий мог передать через нее послание: сообщить о нарушителях или вот таких припозднившихся визитерах, как мы.

— Ну так позовите кого-нибудь из старост, — хмуро велел я. — Позовите Соколова, мужская спальня четвертого курса.

— Я позову того, кого сочту нужным.

— А точнее того, кто находится в спальне, а не в общежитии. Вы же не можете послать записку туда, где нет дверцы. — Я, видит Странник, не думал грубить, но пресмыкаться перед ним не собирался.

Дворецкий удалился с самым обиженным видом.

Я, предположив, что ждать нам долго, стащил с себя тряпки и остался в одних штанах. Тянуло сквозняком, но после сырой духоты самое то. Володя и Витек тоже начали раздеваться, но тут Дворецкий молча вернулся на место, и вскоре дверь открылась. Баженов рванул было вперед, но путь преградила Елизарова в халате. Вова-целка присвистнул, за что тут же получил подзатыльник от Бакурина. Посмотреть реально было на что: халат едва прикрывал ягодицы, и если бы Елизарова не скрестила руки на груди, сиськи определенно оказались бы на всеобщем обозрении.

— Привет, Ева, — Бакурин улыбнулся, как будто прочитал письмо о смерти богатой прабабушки. — Пустишь заплутавших путников?

— Привет… Ваня, — Елизарова запнулась, будто раздумывала, уместнее поздороваться со всеми или только с Бакуриным. Она слабо улыбнулась ему и сразу же перевела взгляд на остальных.

— Пропусти, Елизарова, а? — взмолился Тимур. — Так жратеньки хочется, а у меня в спальне точно есть бутерброд. Если я умру от голода, потом будешь винить себя до конца жизни.

Елизарова явно пыталась строжиться, но не сдержалась и улыбнулась шире, посмотрев на него, а затем посторонилась, пробормотав что-то типа «фанатики».

— Спасибо, Елизарова! — выкрикнул Тимур и одним махом протиснулся в двери. За ним скользнули остальные.

Мы остались втроем. И я, и Бакурин, вне всяких сомнений, поджидали, пока один из нас свалит, чтобы остаться с Елизаровой наедине. Но, наверное, это уже моя паранойя.

Первой не выдержала Елизарова:

— Вы идете или нет? Холодно, — она поежилась, и Бакурин опомнился.

— Да… да, конечно, извини, Ева. — Он как увалень протиснулся между нами и исчез из виду.

Я с силой захлопнул за ним створку и встал к Дворецкому задом, а к Елизаровой передом.