Танцовщица для небесного бога (СИ) - Ната Лакомка
— Я не знаю. Может, все дело в крови ее отца.
— Причем тут кровь отца?
— Может, боги дали ему слишком тучное тело, и его кровь перетекла в жилы Ревати. Бывает так, что девочки худощавые в юности, со временем толстеют без причин. Мы берем в школу учениц, но не знаем, как они проявят себя в дальнейшем.
— Но никто не знает, кто отец апсары, — сказала Анджали и задумалась.
— Да, никто не знает, — эхом откликнулась Сахаджанья.
— Значит, дело опять в крови. Если в крови вода — богам это неугодно. Если кровь отягощена кармой неподходящего отца — боги опять недовольны. Если богам угодна только чистая кровь, то зачем они сделали служение апсар таким? Разве справедливо наказывать Ревати за проступки отца и за то, что ее мать когда-то покорно исполнила свое служение, назначенное богами? И почему в Тринаке позволяется жить гандхарвам, которые тучны телом, но апсара, начавшая толстеть, должна быть изгнана?
— Ты лишь сегодня выбралась из ямы и уже снова начала мятежные речи, — рассердилась Сахаджанья и шлепнула Анджали ладонью по макушке. — Ложись спать и не болтай, если хочешь встретиться с Хемой. Она все глаза выплакала, ожидая твоего возвращения, а ты, едва вернувшись, снова решила быть наказанной?
Упоминание о Хеме заставило Анджали присмиреть. Но только через пять дней после освобождения, подруги смогли встретиться. Сахаджанья отпаивала Анджали травяным чаем с медом и кормила тонкими рисовыми лепешками — прозрачными на просвет. Обожженную кожу лечили кислым молоком и масляными притираниями, чтобы вернуть белизну и нежность. Но вот Анджали позволено было прогуляться, и Хема со слезами и смехом повисла у нее на шее.
Спросив разрешения, девушки пришли на городскую стену, в башню с медной крышей, куда Анджали раньше любила сбегать в одиночестве, чтобы намечтаться всласть.
Где-то там внизу, когда ветер разрывал облака, виднелась земля — страшное место, куда отправили их дорогую Ревати. Отправили одну, выбросив, как сломанную вещь.
Девушки молчали, но на душе у них было одинаково тяжело. По щекам Хемы катились слезы. Анджали не плакала, но чувствовала садняще-тупую боль в сердце. С самого своего приезда в Тринаку они трое всегда были вместе. И вот — они с Хемой разлучены, а Ревати и вовсе исчезла. Почему именно она? Почему не гордячка Джавохири? Или кто-нибудь из ее поклонниц? Почему именно Ревати должна была начать толстеть? Что за несправедливое наказание богов? Чем таким страшным провинилась Ревати в прошлой жизни?
— Нам даже не разрешили попрощаться, — сказала Анджали, печально глядя вниз, сквозь плывущие облака. — Ей так одиноко сейчас.
Хема всхлипнула и прижалась к ее плечу:
— Мы никогда ее не забудем.
Анджали вдруг сложила ладони у рта и крикнула:
— Ревати-и-и!
Но облака плотно сомкнулись, скрыв от подруг землю среднего мира, и никто не отозвался на крик. Даже птицы, которые сегодня молча кружили на зубцами дворцов Города Трех Владык.
Просидев до первых звезд, девушки вернулись в Тринаку. До девятого вечернего часа им полагалось явиться в дома наставниц, и за опоздание должны были быть наказаны. Хема поторапливала Анджали, а та, как нарочно, шла слишком медленно.
— Ты как-то странно идешь, — заметила вдруг Хема. — Почему хромаешь?
— Наколола пятку, пока сидела в яме, — невесело усмехнулась Анджали.
— Надо приложить листья базилика, — встревожилась ее подруга.
— Уже приложила. Завтра станет лучше.
Хема успокоилась и расцеловала ее на прощанье, после чего убежала к дому наставницы Мекхи, чтобы не опоздать к указанному часу.
Наставница Сахаджанья еще не пришла, и Анджали торопливо расстелила постель, морщась всякий раз, когда ступала на больную ногу, и улеглась, притворившись спящей.
Недавние события научили ее осторожности, и даже Хеме она не открыла страшную тайну, мучившую ее еще больше, чем печальная участь Ревати. Нога болела все сильнее и сильнее. Бедро в месте сочленения с тазом вспухло болезненной твердой опухолью. Пристанывая сквозь зубы, Анджали пыталась массировать опухоль, но она не становилась мягче.
Сердце будто сжали холодной, жестокой рукой. Что будет, когда откроется, что она больна? Больным не место среди небесных танцовщиц. Что ждет ту, которая заболеет? Изгнание. Ее прогонят следом за Ревати. И Джавохири вдосталь потешится над ее несчастьем.
— Я поправлюсь, — прошептала Анджали, поглаживая бедро и стараясь не плакать. — Обязательно поправлюсь.
8
На счастье Анджали, наставница Сахаджанья велела ей оставаться дома несколько дней и освободив от танцевальных занятий — чтобы отъелась и пришла в себя после наказания ямой. Под этим предлогом Анджали не выходила на улицу, отговариваясь слабостью, хотя на самом деле надеялась, что покой исцелит ее ногу.
Она использовала десятки притираний и снадобий, чтобы избавиться от опухоли, и даже посадила на бедро пчелу, потому что вспомнила, как кто-то из лекарей-риши[1] говорил, что пчелиный яд может помочь.
Но лучше не становилось.
Хема прибегала навещать ее каждый день и жаловалась, что наставница Мекха очень строга к ней и каждый вечер обыскивает одежду и постель, проверяя, нет ли чего запретного.
— Тебя хотя бы не бьют веером по голове, — добродушно усмехнулась Анджали, потирая макушку.
— Наставница Сахаджанья добрая и бьет не слишком сильно, — неуверенно возразила Хема.
— Если это — не слишком сильно, боюсь даже помыслить, что будет, начни она избивать меня всерьез, — пошутила Анджали.
— А надо всерьез? — раздался голос от порога.
Наставница Сахаджанья пришла сегодня раньше обычного времени, и первым делом начала снимать зеленое школьное сари и достала синее, для особых случаев.
— Вы куда-то идете? Снова будет праздник? — полюбопытствовала Анджали.
— Вы тоже идете, — сказала Сахаджанья. — Оденьтесь в темное и не особенно украшайте себя. Обычно младшим не разрешается смотреть на это, но для вас сделали исключение, — она посмотрела на одну и другую со значением, — посчитали, что вам будет полезно.
Анджали и Хема переглянулись, притихшие и испуганные.
— Как ты думаешь, куда мы идем? — шепотом спросила Хема, когда они вместе с Анджали шли за наставницами Сахаджаньей и Мекхой к главной площади Тринаки.
— Наверное, кого-то будут наказывать, — ответила Анджали так же шепотом, — и хотят, чтобы мы это видели.
На площади собрались почти все жители Тринаки. Они толкались и вопили, и за их головами невозможно было ничего разглядеть.
Но апсары не стали протискиваться вперед, работая локтями. Небесные танцовщицы имели на площади собственное место, которое не могли занимать простые жители. Крытый павильон, занавешенный тонкими тканями — чтобы скрыть красоту от нескромных взглядов, когда нет праздника — был полон. Здесь стояли наставницы и старшие ученицы. Никто не заметил появления Анджали и Хемы, все смотрели на середину площади, где стояли стражники-гандхарвы с тростями наперевес, и лишь наставница Тилар сказала Сахаджанье и Мекхе:
— Вы все пропустили! Допрос только что закончился, сейчас госпожа вынесет приговор!
Анджали и Хема вытянули шеи, пытаясь разглядеть, что происходит.
На переносном троне в тени колонн сидела женщина. Красивая, в красном и золотом, с золотыми браслетами, закрывающими руки от запястий до локтей, и с драгоценными камнями в прическе. Слуги обмахивали ее веерами из павлиньих перьев, и ручки ее трона были выполнены в виде павлиньих голов. Анджали посмотрела — и догадалась.
— Это царица богинь, — прошептала она на ухо Хеме. — Жена господина Шакры! Видишь, даже ее одежды вышиты павлинами!
Хема открыла рот, разглядывая великолепную госпожу, а потом вдруг пискнула, указывая пальцем.
У подножья трона слабо шевелилось какое-то голое существо, серое от пепла и пыли. Когда оно поднимало руки в молитвенном жесте и пыталось взглянуть на царицу, гандхарвы пускали в ход трости, заставляя просителя пасть ниц. Хема спрятала лицо на груди у Анджали, чтобы не видеть этой ужасной картины, а сама Анджали, хоть и охваченная ужасом, не могла отвести взгляда. Потому что узнала ту, которая столь униженно ползала у трона госпожи Шакти, моля о пощаде.
Шьяма-Мукхи.
Черная и прекрасная. Прекрасная, как ночь. И что осталось от ее божественной красоты? Длинные волосы, когда-то блестевшие, как шелк, сбились в колтуны, а по щекам, серым от пепла, слезы прочертили дорожки до самого подбородка.
Один из гандхарвов встал на возвышение в центре площади и, призвав толпу к молчанию, объявил:
— За нарушение закона кармы, за несоблюдение дхармы,
