Танцовщица для небесного бога (СИ) - Ната Лакомка
— Эта недотепа хвалилась, что пересидит под водой и черепаху, — желчно сказала Джавохири, но села на край бассейна и спустила ноги. — Вот ее и надо было заставлять нырять за своей цепочкой.
Она изящно скрылась под водой, пошарила по дну и вскоре появилась, держа в руке серебряный поясок.
— Надо позвать ювелира, чтобы сделал замок покрепче, — сказала наставница Сундари, забирая цепочку. — Надень. И больше не совершай таких глупостей. Мертвая апсара никому не нужна.
Анджали протянула руку, чтобы забрать поясок, но наставница вдруг нахмурилась.
— А что с твоей цепочкой?..
Наставница привычно измерила цепочку пальцами и изумленно распахнула глаза:
— Здесь не хватает трех звеньев.
— Я порвала цепочку, и они потерялись, — сказала Анджали как можно безразличнее. — Попросим ювелира надставить, но мне и так сойдет.
Она снова хотела взять поясок, но наставница Сундари не отдала, что-то мысленно прикидывая.
— Потеряла? — спросила она медленно и посмотрела прямо на Ревати, прищурив глаза. — А ну подойди. То-то мне казалось, что ты поправилась в последние дни.
Ученицы замолчали, как одна, и в этой тишине Ревати приблизилась, ступая мелко и трясясь, как лист на ветру.
— Повернись, — велела наставница Сундари ледяным тоном, — я пересчитаю звенья.
— Разве в этом есть смысл, наставница? — вмешалась Анджали. — Я все объясню…
— А ты — помолчи, — приказала Сундари, заставляя Ревати обернуться вокруг своей оси.
Анджали похолодела от страха, когда звенья были сосчитаны, и наставница Сундари посмотрела на нее змеиным взглядом.
— На шесть звеньев больше, — сказала она в звенящей тишине. — У кого еще укорочены цепочки?
Взгляды всех обратились к Хеме, третьей и постоянной соучастнице проказ. Но сейчас речь шла не о проказах и не о шалостях.
— Хема! — наставница поманила пальцем, и Хема подошла, тоненько поскуливая.
Когда пересчет звеньев ее пояска был закончен, число учениц, топтавшихся возле бассейна, заметно уменьшилось — почти все спешили скрыться, чтобы не оказаться причисленным к преступлению. А пытаться скрыть недостойную, на которую обрушился гнев богов, и которая должна была быть изгнана из сонма апсар с позором — это было, поистине, самое страшное преступление. Оставшиеся смотрели на ослушниц во все глаза. Невиданное дело — пытаться скрыть ученицу, которая начала толстеть! Толстеть!..
— Вы трое идете со мной, — сказала наставница Сундари, указывая на Анджали и ее подруг. — Я доложу о том, что случилось, старшей.
— Наставница… — молитвенно сложила руки Анджали, но получила только крепкую пощечину.
— Молчи и иди за мной, — последовал приказ.
— Что с нами будет? Что с нами будет? — шептала Ревати, пока они шли к дому старшей апсары. Но Хема и Анджали молчали. К чему отвечать, когда и так ясно, что не ожидается ничего хорошего.
У дома им велено было сесть в тени пальм и ждать.
Наставница Сундари вошла в дом, и через некоторое время оттуда выбежал слуга старшей апсары.
— Сейчас соберут всех наставниц, — прошептала Хема, стуча зубами.
Анджали мрачно кивнула.
Вскоре показались наставницы. Они проходили мимо девушек, косясь на них — кто грозно, кто с жалостью. Были здесь и наставница Мекха, и наставница Тилар, и наставница Сахаджанья. Но она даже не посмотрела в сторону ослушниц.
— Они же не должны нас изгнать? Не должны? — лепетала Ревати, заглядывая в лицо то одной подруге, то другой.
Хема плакала, Анджали хмуро отворачивалась.
Девушкам под пальмами пришлось прождать несколько долгих часов. Когда кто-нибудь выходил из дома старшей апсары, они вскидывали головы, страшась услышать приговор немедленно. Но это были всего лишь слуги, сновавшие туда-сюда.
— Даже не знаю, что страшнее, — сказала Анджали, когда слуга выскользнул из дома в очередной раз. — Наказание, что нам грозит, или это ожидание, будь оно проклято.
Наконец из дома выглянула наставница Тилар и замахала рукой, приказывая девушкам подойти. Анджали помогла подняться Ревати, которая от страха совсем лишилась сил. Она повисла на руке Анджали, обнимая ее за шею, и содрогалась всем телом, пытаясь сдержать рыдания.
Все наставницы школы собрались вокруг старшей апсары. Кто-то сидел на циновке, кто-то стоял у окна. Наставница Сахаджанья сидела на корточках возле кресла старшей апсары, хмурясь и поджимая губы. Когда девушки вошли, она единственная не повернула головы и не посмотрела на них.
Гандхарвы из числа охранников школы были тут же. Их красивые лица не выражали ничего. Эти безмолвные стражи были похожи на статуи, и у каждого к поясу крепились веревка и гибкая трость — чтобы наказывать преступивших божественные законы.
Анджали набрала воздуха в грудь, готовясь говорить оправдательные речи, но увидела, что стоит на коленях у старшей апсары, и забыла слова.
— Это было найдено в вашей хижине, — грозно сказала старшая апсара, поднимая на ладони чашку с ягодами басми. — Где вы это раздобыли?
Хема всхлипнула и закрылась сгибом локтя.
— Я спрашиваю: кто посмел передать вам эти ягоды? — взвизгнула старшая апсара и вдруг повернулась к Сахаджанье: — Это ты принесла им⁈
Наставница Сахаджанья молча покачала головой.
— Если узнаю, что за этим стоит кто-то из учителей… — старшая апсара снова метнула подозрительный взгляд в Сахаджанью.
Страх за любимую наставницу подтолкнул Анджали. Она освободилась от объятий Ревати, сделала шаг вперед и твердо сказала:
— Это я сорвала.
Признание обескуражило старшую апсару.
— Как ты посмела? — только и произнесла она, дергая себя за ухо. — Ты хоть понимаешь, чем это может закончиться?
— Простите нас, — Анджали смотрела в пол, не осмеливаясь поднять глаза. — Ревати не допускала до себя мужчин, но она начала толстеть. Мы подруги, я хотела помочь ей… Господин Читрасена не обеднеет из-за горсти ягод, а Ревати…
— Смутьянка! Как ты смеешь⁈ Да вас изгнать мало! — воскликнула старшая апсара.
Хема и Ревати с криком бросились к ее ногам, посыпая головы пылью в знак раскаянья. Анджали осталась стоять. Что-то в ней противилось подобному унижению. Вымаливать пощаду, когда не считаешь себя виноватой — нет, это не для нее.
— Анджали! — шепнула Сахаджанья, указывая взглядом, что и она должна пасть к ногам старшей апсары.
Нехотя, Анджали опустилась на колени, но не произнесла ни слова. Впрочем, этого и не требовалось — Хема и Ревати молили за троих.
— Простите нас, простите… — бормотали они, ползая перед старшей апсарой на коленях, и заливаясь слезами.
Анджали плакать не стала, хотя слезы были бы сейчас очень кстати, чтобы разжалобить старшую наставницу. Если она была еще способна на жалость.
— У вас двоих укорочены цепочки, — старшая апсара указала на Хему и Анджали. — Кто это придумал? Отвечайте.
— Хема ничего не знала, — сказала Анджали. — Это я придумала надставить цепочку Ревати.
— Я не знала, не знала! — взмолилась Хема, складывая ладони в просительном жесте. — Я ни в чем не виновата.
— Лгунья! — крикнула наставница Сундари. — На твоей цепочке не хватает трех звеньев. Ты тоже замешана!
— Я сняла звенья, пока она спала, — сказала Анджали. — Хема ни при чем. Только я одна должна понести наказание.
Хема обернула к ней залитое слезами лицо, светившееся теперь благодарностью.
— Вы нарушили главный закон нашей школы, — отчитывала их старшая апсара, — не донесли, что одна из учениц стала неугодной богам и должна быть изгнана. Мало того, что не донесли, вы пытались скрыть ее вину, украли ягоды из закрытого сада…
— Ревати не виновата, что толстеет, — возразила Анджали, и наставницы возмущенно зашумели. Кто-то приказал ей молчать, но молчать она не могла. — Ревати одна из лучших учениц, она усердна, не надо ставить ей в вину, что она чуть-чуть поправилась. Немного ягод басми — и все пройдет. Боги не могут быть столь жестоки…
На сей раз словесными возмущениями не обошлось, и на голову Анджали обрушился град ударов. Били веерами, метя по ушам и затылку.
Старшая апсара прикрикнула, призывая к спокойствию.
— Ты осмеливаешься возводить хулу на богов? — сказала она. — Ничтожная лгунья и воровка! Ты не смеешь рассуждать о том, что справедливо, а что нет. Твой ум не может понять этого, ты должна с благодарностью принимать все, что посылают тебе боги. Ревати проверят, говорит ли она правду. А ваша вина уже доказана и наказание назначено, вы двое…
— Прошу простить, но наказание должно быть пересмотрено, — подала голос наставница Сахаджанья. — Я заявляю о милости и снисхождении, согласно обычаям об опеке и наставничестве.
— Какая опека? — прикрикнула на нее старшая апсара. — Мы достаточно слышали от этих смутьянок.
— Они действовали из дружеских чувств, а не по злому умыслу, — возразила Сахаджанья. — Это смягчает их вину. Прошу, госпожа,
