Лара Эдриан - Полночный покров

– Так что, – продолжал Гидеон, – успокойся и сиди тихо там, где сидишь. Как только у меня появится информация о времени вылета, я тебе сообщу. Договорились?

– Договорились. Звони.

В трубке послышался сонно мурлыкающий женский голос.

– Вот черт, Ги, ты мне не сказал, что в постели с Саванной.

– Ну да, был, – подтвердил Гидеон, подчеркнув последнее слово. – Но она проснулась и оставила меня ради теплого душа и чашки крепкого кофе.

Николай виновато пробормотал:

– Извинись перед ней за то, что я вас разбудил.

– Эй, детка, – крикнул Гидеон возлюбленной, с которой он был связан кровными узами более тридцати лет, – Нико извиняется за то, что, как самый последний нахал, разбудил тебя в столь неурочный час!

– Спасибо, – пробормотал Нико.

– Обращайся, – весело ответил Гидеон.

– Когда в самолет сяду.

– Вот и хорошо, – резюмировал Гидеон. И уже Саванне: – Любовь моя, Нико отключается и напоследок просит, чтобы ты вернулась в постель и позволила мне всю тебя покрыть поцелуями – от твоей прекрасной и умной головки до твоих прелестных маленьких пальчиков на ногах.

Николай рассмеялся:

– Звучит возбуждающе, включи громкую связь, я хотя бы послушаю.

Гидеон проворчал:

– Ни за что, она только мне принадлежит.

– Ну ты и эгоист, – протянул Нико. – Все, пока. До связи.

– До связи. И вот что... по поводу Якута. Я тебе серьезно говорю. Никаких авантюр. У нас будут большие проблемы, если мы попытаемся обуздать зарвавшегося G1. Это не наша зона ответственности. Мы не можем в это вмешиваться, особенно сейчас.

Нико молчал, Гидеон кашлянул и продолжил:

– Твое молчание, парень, вызывает у меня легкое беспокойство. Подтверди, что ты меня услышал и понял.

– Да, я тебя услышал, – сказал Николай, – и понял. Увидимся в Бостоне.

Нико спрятал телефон в карман.

Как бы ему ни хотелось поставить Якута на место, он понимал, что в данный момент Гидеон прав. И Лукан, глава Ордена, несомненно, сказал бы то же самое.

На ближайшее время надо забыть о Сергее Якуте. Это самое здравое и разумное, что можно сделать.

И о Ренате забыть. В конце концов, она сделала свой выбор. И то, что она выбрала такого садиста, как Сергей

Якут, его не касается. Эта холодная красавица – не его забота. Лучше выбросить ее из головы – и чем быстрее, тем лучше.

Выбросить из головы все те мерзости, что он видел в кровавом царстве Якута.

Перетерпеть несколько часов до захода солнца и потом... все будет позади.

Она так и не привыкла спать днем за те два года, что находилась на службе у вампира.

Рената ворочалась на кровати, не в состоянии расслабиться и хотя бы на несколько минут закрыть глаза. Она снова перевернулась и легла на спину, тяжело вздохнув, застыла взглядом на деревянных балках.

Она думала о воине... о Николае.

Он ушел несколько часов назад – прошло практически полдня, – но она все еще ощущала тяжесть его тела. Ей было невыносимо, что он видел, как Якут пил ее кровь. Ей было трудно скрыть смущение, когда он, стоя у дверей, посмотрел ей прямо в глаза. Она не сумела притвориться спокойной, сохранить безразличный вид. Ее на самом деле затрясло от волнения и стыда, а сердце забилось так учащенно, что она не смогла его успокоить.

Она не хотела, чтобы Николай видел ее в такой момент. И что еще отвратительнее, он узнал о преступлениях Якута и счел ее соучастницей. Она с большим трудом выдержала его испепеляющий взгляд.

Это было так странно.

Николай, как и Сергей Якут, был вампиром. И чтобы выжить, должен был пить человеческую кровь. Из всего того немногого, что Рената знала о вампирах, для нее было совершенно очевидным, что человеческая кровь для них – единственная пища. Не существует никаких банков крови для вампиров, где страждущий мог бы получить спасительную пинту. И животные не могут служить им донорами.

Сергею Якуту, как и любому представителю Рода, была присуща сильная жажда, которую он мог утолить, только припав к яремной вене человека.

Внешне вампиры ничем от людей не отличались, за исключением отдельных моментов, но вели себя как свирепые и жестокие животные; в их душе, если она у них вообще была, все человеческое напрочь отсутствовало. Рената никак не могла понять, почему с упорством идиотки она думает, что Николай не похож на всех тех вампиров, которых она знала.

Он действительно, пусть самую малость, отличался от них.

Во время их поединка в псарне – господи, когда он ее поцеловал – она почувствовала, что он особенный. Не такой, как Якут. Не такой, как Лекс.

Но это только доказывает, что она полная идиотка.

И она слабая. Чем еще можно объяснить фантастическую мысль, засевшую у нее в голове, что, покидая усадьбу Якута, Николай заберет ее с собой? Она не часто тешила себя пустыми надеждами, старалась не тратить понапрасну время на несбыточные мечты. Но был момент... короткий момент, когда она вдруг представила, что ей удастся вырваться из железных оков Якута.

На одно мгновение она представила, как это – быть свободной от него, от всего, что держит ее здесь... это восхитительно.

Злясь на себя за фантазии, Рената поднялась и села на край кровати. Она больше не могла лежать, мысли становились неуправляемыми, и ничего хорошего в этом не было.

Весь фокус заключался в том, что это была ее жизнь. Мир Сергея Якута был ее миром; усадьба со всеми ее зловещими тайнами – ее реальностью. Но она не испытывала жалости к себе ни сейчас, ни когда-либо раньше. Ни в сиротском приюте при монастыре Сестер милосердия, где она провела детство, ни потом, когда ее в четырнадцать лет выставили за ворота, предоставив возможность самой строить свою жизнь.

Ни в ту ночь два года назад, когда ее схватили на улице Монреаля и вместе с кучкой испуганных людей заперли в клетке сарая на территории усадьбы Сергея Якута.

За всю свою жизнь она не пролила ни единой слезинки жалости к самой себе. Не собиралась плакать и сейчас.

Рената встала и вышла из своей более чем скромной комнаты. В этот час в доме было тихо, все немногочисленные окна плотно закрывали ставни, не пропуская и лучика солнечного света, смертельно опасного для его обитателей. Рената отодвинула железный засов и вышла на улицу – ярко светило летнее солнце.

Она направилась к псарне.

События последней ночи, минуты наедине с Николаем и потом... она совершенно забыла о кинжалах. Такая непростительная беспечность тревожила ее. Она никогда не расставалась с кинжалами. Они были ее единственной собственностью, единственной дорогой для нее вещью.

– Идиотка, – шептала себе под нос Рената, входя в псарню и первым делом бросив взгляд на столб, где должен быть остаться кинжал, который она метнула в Николая.