Юлия Вакилова - Король моего сердца
— Да, — в одном коротком ответе таилась бездна отчаяния.
Она вспомнила то страшное время, отпечатавшееся в памяти точно страшный сон. Тогда она, будучи совсем ребенком, мало что понимала. Но картинки, всплывающие в голове при слове «чума», до сих пор приходили в ее сны. Горы мертвых тел, которых не успевали вывозить за город и хоронить, заполненные гноем нарывы на коже заболевших, стоны, крики, слезы — и на фоне всеобщего хаоса бледная ладошка чумазого мальчишки, который стал для нее настоящим спасением.
Сделав глубокий вдох, она продолжила.
— Однажды мы залезли туда, куда не следовало. То были покои одного из отцовских воинов, обладателя тех самых черных стрел, с которыми ты уже знаком не понаслышке. Он выстрелил в моего друга, но стрела не попала в него, а лишь оцарапала ладонь. Но для яда этого было достаточно.
Она умолчала о холодной темной комнате с наглухо задернутыми занавесками, о свалявшейся постели, на которой лежал заросший бородатый мужчина, сжимающий в руках лук. Он скрылся в своих покоях, надеясь, что страшная зараза обойдет его стороной, — но было уже поздно. К моменту, когда дети, играясь, забрели в его покои, гнилостные бубоны покрывали все его тело, и от сознания неминуемой смерти рассудок воина повредился. В конечном счете, это и спасло мальчика — иначе бы стрела попала точно в цель.
— Что было потом?
— Мы едва успели убежать. Но Гансону стало плохо, он потерял сознание. Я не знала, как облегчить его страдания, и рядом не было никого, кто мог бы ему помочь. Ниньи пыталась выходить маму, те слуги, что еще не слегли, пытались помочь заболевшим. Поэтому я затащила мальчика в небольшую каморку и плакала, сидя рядом с его бьющимся в судорогах телом.
— У него были судороги?
— Да. Вероятно, на детский организм яд воздействует куда сильнее, чем на взрослый.
— И чем закончилась эта история? — помолчав, все-таки задал вопрос мужчина.
— Не знаю, каким чудом, но ему удалось выжить. Однако больше дружить со мной он не захотел. Наверное, он навсегда запомнил, как я стояла рядом, глядя на его мучения, и ничего не сделала. И он был прав, — с горечью добавила Эллери.
— Едва ли тебя можно в том упрекнуть. Сколько лет тебе было?
— Едва исполнилось семь, — спустя пару мгновений отозвалась она, все еще мыслями пребывая в том страшном времени своего детства.
— Ты слишком сурова — едва ли можно многого требовать от ребенка, которым ты тогда была.
— Повзрослев, я почти силой заставила Ниньи посвятить меня в таинство врачевания. Конечно, толкового знахаря из меня не вышло, однако самым простейшим вещам меня все-таки обучили. К примеру, как вытащить стрелу из раны или ухаживать за больным горячкой.
Повисла глубокая тишина, и девушка уже, было, решила, что ее собеседник заснул, как раздался его низкий задумчивый голос.
— Никогда бы не подумал, что королевская дочь может быть такой.
— Какой же? — Эллери затаила дыхание, готовясь или обидеться, или расплыться в улыбке.
— Столь необычной, — прозвучал краткий ответ.
Но даже в кромешной тьме, царящей вокруг, девушка почувствовала, как с губ наемника скользнула легкая улыбка. И удовлетворилась этим словом, решив, что быть необычной принцессой куда лучше, чем странной или даже, наоборот, самой обычной.
И с того вечера началась для Эллери совсем иная жизнь.
Ее никогда не готовили к такому — она прекрасно танцевала, умела изъясняться на нескольких языках, могла поддержать любую светскую беседу. Но как разжечь пламя, сколько нужно варить крупу и сколько соли приходилось на котел воды — все это представляло для нее нелегкую загадку. Которую она, мало по малу, успешно разгадывала. Порой приходилось весьма нелегко, но зато каждая эта маленькая победа наполняла сердце принцессы небывалой прежде гордостью — впервые в жизни она не опиралась на помощь слуг или придворных.
Сразу за домом шелестел лес, пением птиц начинался и заканчивался каждый ее день здесь. А когда однажды девушка зашла чуть дальше, чем обычно, в установившийся распорядок ее дня добавился новый излюбленный пункт — купание. Совсем небольшое озерцо, укрытое от любопытных глаз густой зеленью, к которому Эллери, едва увидев, моментально прикипела душой. Чистая, совсем прозрачная вода утром искрилась и переливалась под солнечными лучами, днем поверхность озера сияла расплавленным золотом, а вечером полыхала огнем в свете заходящего солнца. В такие минуты принцесса от всего сердца жалела, что обделена талантом рисовать, — а так хотелось запечатлеть окружающую красоту на холсте, оставить на память кусочек здешнего мира.
Попробуй она представить, что когда-то будет вести вот такой образ жизни — а, главное, будет искренне им наслаждаться — Эллери подняла бы на смех любого, предположившего такую глупость.
А теперь… Этот домик, лес, озеро — все стало таким привычным, естественным. Словно не было предыдущей жизни, дворца, отца, придворных, даже Майина…
Все это время девушка старательно гнала от себя предательскую мысль, но однажды утром проснулась и поняла, что настала пора честно признаться себе, — воспоминания о нем не приносили больше боли. Образ его становился все тусклее, и порой девушке самой не верилось, что еще так недавно она не представляла своей жизни без белокурого юноши с завораживающим голосом.
Она по-прежнему думала о нем, волновалась — но не больше, чем вспоминала оставленных в замке дяди слугах.
Зато чего Эллери уж точно не могла представить, так это того, что настанет время, когда в ее мыслях неотступно поселится случайно встреченный загадочный и немногословный наемник.
Опухоль на плече мужчины спала, рана начала затягиваться тонкой розоватой пленкой, он уже понемногу вставал и даже пытался справляться с немногочисленными хозяйственными хлопотами. Однако надолго дом он все еще не покидал.
Поэтому когда однажды вечером вернувшаяся после короткой прогулки Эллери не нашла воина на привычном месте, она встревожилась.
Эллери прислушалась — в доме царила умиротворенная тишина, какая бывает только перед приходом ночи, постель Бродяги была пуста.
Набросив на плечи легкую накидку, девушка шагнула за порог, гадая, куда мог пойти хозяин дома.
Уходящий день вновь встретил ее привычным сладким запахом трав, пронизанный лучами заходящего светила воздух казался сотканным из нитей золотистой паутинки. Подождав немного и не услышав ни звука шагов, ни голоса она пошла вперед, надеясь увидеть знакомую высокую фигуру, бредущую навстречу.
Обеспокоенно ступая по знакомой тропинке, по которой столько раз прежде принцесса спускалась к озеру, она вдруг услышала вдалеке тихий плеск, привлекший ее внимание.
