Невестка слепого барона - Полина Ром
Затем мне дали тонкую, похоже, батистовую сорочку. Следом вторую, из ткани поплотнее и с рукавами до локтя. Затем белую блузу из очень плотной шелковой ткани, а уже сверху зеленый сарафан из настоящего бархата. Очень толстого и рыхлого, с не слишком ровным ворсом.
-- Сказывают, в этом сарафане сама баронесса замуж выходила!
Запах от ткани и в самом деле был несколько затхлый и неприятный, но возражать было бессмысленно. На ноги натянули белесые чулки, которые примотали кожаным ремешком чуть выше колена. Черные балетки, явно совершенно новенькие. И только потом накинули на меня полупрозрачную сетку вуали, прицепив к волосам теми же шпильками. Эту тряпку нельзя было даже назвать фатой. Она крепилась на макушке и равномерно опускалась до пояса со всех сторон – и сзади, и спереди.
В этом наряде мы отправились в часовню, где матушка настоятельница бдительно проследила, чтобы я не подкладывала ткань сарафана себе под колени.
– Не ровен час, испортишь дорогую вещь. Господь терпел, и ты потерпишь.
Через час, когда молитва закончилась, я разгибала колени чуть ли не со стоном. Самое неприятное было то, что кормить меня в этот день никто не собирался.
-- Самая это что ни на есть примета верная, – ехидно заявила сестра Гризелда, когда я спросила о завтраке. – Ежли до свадебного обеда невеста хоть крошечку проглотит, нипочем счастья ей Господь не даст.
Вчера вечером я не могла есть чертову тыкву от нервяков, сегодня мне просто ничего не дали. Часам к семи, когда уже подали телегу, на которой монашки проводят меня к жениху в городской храм, от голода и волнения меня уже подташнивало.
Сестра Брона, заметив, что я побледнела, вздохнула и укоризненно покачала головой. Затем, схватив меня за руку, потянула от выхода к нашей келье, торопливо заявив сестрам:
-- Сейчас, сейчас назад вернется. Позабыла она кое-что. Надобно забрать.
В келье сестра молча достала из-под подушки два вареных яйца и поторопила меня:
-- Давай-давай, быстренько. А то ты такая белая: не дай Бог, в храме дурно станет. Жуй быстрее, деточка, как бы не хватились нас.
Я запила вареный яйца глотком воды и, торопливо утирая губы, от всего сердца сказала:
-- Дай вам Бог здоровья, сестра Брона! Добрый вы человек, и я ваше добро всегда помнить буду.
Этот маленький бунт монашки против собственной начальницы дал мне сил на то, чтобы молча доехать до храма в коляске рядом с настоятельницей. Как выяснилось, вовсе не обязательно ездить на телегах. Можно и в небольшом открытом экипаже, где на сиденьях лежат мягкие бархатные подушечки. В дороге мать настоятельница рассуждала о том, что после свадьбы я не должна забывать о Господе. Напоминала о том, что покорность мужу и его родителям – обязательное условие счастливого брака. И с важным видом несла прочую муть.
Все утро и само венчание запомнились мне какими-то нелепыми и бестолковыми сценками. Рядом с храмом толпился народ. Людская масса раздвинулась, давая нам проехать. В храм я зашла первый раз, но не запомнила из обстановки совсем ничего. Только ряды скамеек по бокам прохода, где сидели какие-то люди.
Горели свечи и лампады. Удушливый запах гари и воска мутил сознание. Жених, смазавший ради праздника длинные волосы и бороду каким-то вонючим маслом, всю дорогу сопел рядом со мной. А я периодически просто выпадала из реальности под бубнящий голос священника.
Более-менее в себя я пришла уже на улице, когда баронет подсаживал меня в другую коляску. Сам муж уселся рядом. Кучер тронул поводья, и грязноватая белая лошадь сделала первый шаг.
Осенний ветерок был прохладным и чистым. Постепенно я приходила в себя от свечного угара церкви и, оглянувшись, увидела, что за нашей коляской тянется целая вереница экипажей: телег, бричек и даже кибиток.
Дом, к которому мы подъехали, выглядел довольно странно. Трехэтажная квадратная башня, сложенная из крупных каменных глыб, не имела видимого входа. Намертво прилипшее к башне боком одноэтажное строение, больше похожее на какой-то сарай, чем на дом, явно было построено в другое время. На этот сарай пошли камни разного размера, слепленные между собой толстым слоем глиняного раствора.
Когда-то пристройку белили, но было это очень давно, и сейчас грязно-белые кляксы сохранились только на некоторых камнях. Раствор местами выкрошился, и вся пристройка выглядела довольно неряшливо. По фасаду здания расположились четыре окна. Старые деревянные рамы, обветшавшие и занозистые, похоже, никогда не открывались. Каждое такое окно содержало восемь небольших квадратиков мутноватого стекла. Двор был огорожен низкой, примерно по бедро мне, каменной оградкой. Такой же старой и неряшливой, как пристройка.
– Вылезай, приехали.
Мой жених, а точнее уже муж, вылез из коляски, даже не подумав подать мне руку. Кучер за уздцы повел лошадь с коляской куда-то за дом, а жених встал в распахнутых дверях и буркнул мне:
-- Рядом стой. Гостей встретить надобно.
Глава 17
Подъезжали гости. Их кибитки и коляски частью отправили за дом, частью бросили за оградой, прямо на дороге. Муж кланялся входящим в дом, я кланялась вместе с ним и с удивлением размышляла: «Ладно моей семьи не было в храме. Они нищие, их могли и не пригласить. Но ведь и от баронета никого не было. Как-то это странно все».
Изнутри дома, в который я так и не успела заглянуть, раздался чей-то высокий пронзительный голос. Слов я не разобрала, но почему-то сразу подумала, что это та самая баронесса, которой меня запугивали монашки. Как потом выяснилось, я не ошиблась.
На улице нам пришлось стоять минут тридцать, не меньше, пока все, кого пригласили на свадьбу, прошли в дом. Мы с мужем заходили последними и из маленьких темных сеней попали в некий “коридор” из гостей, которые щедро начали сыпать на нас зерно. Стоял гул: все что-то говорили и поздравляли, а я могла только улыбаться в ответ:
