Развод со зверем - Анна Григорьевна Владимирова
— Почему невзлюбил? Ты же говорила, пытался тебя поиметь.
— Ладно, забудь.
Я поднялась и направилась из кафетерия в ординаторскую. Сил противостоять Князеву почему-то не стало. Наверное, не впечатляли результаты этого противостояния. Надо оно мне, чтобы на меня все пялились и обсуждали!
— Скажите, могу я увидеть Алана Азизова? — спросила я у первого попавшегося охранника.
— Можете вкратце описать причину обращения? — без энтузиазма уточнил он.
— Увольнение.
26
Меня попросили подождать в ординаторской. А потом началась суета подготовки к новой операции — собрание, напряженный и недовольный Князев, который подчеркнуто не замечал меня в упор, короткий обзор анамнеза, ожидаемых сложностей, процедуры и команда «действовать», после которой все повставали и разошлись. Я ждала, что меня снова проводят подальше от операционной, но никто на меня внимания не обратил, и я, чувствуя себя нелепо и неуместно, будто иду на праздник, на который меня не звали, направилась в операционную.
Решение об увольнении казалось все более правильным.
Сава влетел в предоперационную с опозданием.
— О, Лара, — зашептал, пристраиваясь к соседней мойке. — Ты тут.
— Ну, пока не выгнали, — пожала я плечами.
— Удачи!
— Спасибо.
Я дождалась Князева и проследовала за ним в операционную так, будто мы делали это каждый раз. Он не давал надежды, что заметит меня, но стоило операции начаться, снизошел и даже начал взаимодействовать.
«Вот сложно тебе было так сразу себя повести?» Если раньше я бы из кожи вон лезла, чтобы понравится ему, то теперь просто делала свою работу — спокойно, хладнокровно, профессионально. И сама не заметила, как мы с Князевым вдруг начали понимать друг друга без слов. Он только делал еле уловимое движение рукой, а я уже подавала ему инструмент или перехватывала те, которые следовало держать. Может, это бы вскоре заметили все, только атмосфера в операционной все накалялась — пациент вдруг начал истекать кровью, пережив запуск сердца.
— Давление тридцать на ноль! — возвестили позади.
— Продолжать реанимацию! — скомандовала я, и тут же испуганно глянула на Князева, но он сосредоточенно продолжал массаж на открытом сердце, и я осмелела: — Это ДВС синдром, у него геморрагический шок. Еще крови!
Мы пыхтели положенные тридцать минут, но стоило Князеву убрать руки, и все усилия пошли прахом. Персонал застыл, обращенный к монитору, верещавшему на одной ноте — самый отвратительный звук, который каждый хирург ненавидит больше всего… В повисшем напряжении голос Князева прозвучал слишком оглушающе:
— Время смерти.
Ноги налились тяжестью, и стало трудно вздохнуть для того, чтобы произнести несколько цифр. Давно не приходилось этого делать…
— Шестнадцать двадцать… — начала было я, но тут линия на мониторе дернулась, потом еще и еще. — Синусовый ритм! — констатировала я взволновано. — Гемодинамика восстанавливается!
В операционной послышались вздохи облегчения, и все вернулись к бурной деятельности. Мы с Князевым принялись проверять, нет ли кровотечений, но все оказалось чисто. Когда я почти забыла, кто он такой и каким может быть, он вдруг холодно скомандовал мне зашивать, а сам направился к выходу.
Мне потребовалось несколько вздохов, чтобы прийти в себя.
— Молодец, — шепнула мне медсестра ободряюще, и я коротко кивнула ей в благодарность.
Пришлось напомнить себе, что это, скорее всего, последний раз, когда я оперирую. Что ж, неплохой раз. Таких возвращений с того света после тридцати минут реанимации у меня еще не было. Нужно будет отметить.
После того, как напишу заявление на увольнение.
Князев победил.
***
Я шагал по коридору в свой кабинет, но это не мешало мне пересматривать картинки событий последних часов. Моль меня будто загипнотизировала. Я настолько погрузился в процесс, что не сразу понял, что происходит. Давно я так не уходил с головой в действие. Было и не вспомнить, когда я отдавал кому-то контроль. Хотя, сегодня я и не отдавал. Моль сама его забрала, да так естественно и изящно, будто мы работали с ней не один год.
Она — настоящий профи. А люди, которые лишили ее возможности оперировать — настоящие недоумки.
Я обнаружил, что держусь за ручку двери кабинета и обескураженно пялюсь в белое полотно. Пришлось сцепить зубы и стряхнуть удивленное оцепенение. Ей нельзя попасть на предстоявшую пересадку «медвежьего» сердца. Азизов выторговал пару дней у заказчика, но будет идеально, если к этому времени моей ассистентки уже не будет в штате клиники.
Я прошел в душ и стянул шмотку. Весь пропах напряжением… и Ларой. Даже запах ее духов зацепился за рубашку, и я неосознанно скомкал ее и поднес к лицу. В груди задрожал досадливый рык, и я раздраженно отбросил рубашку и шагнул в душевую. Нужно было пресекать этот нездоровый интерес. Только я слишком вымотался в своем пресном существовании, и зверь брал верх — начинал прислушиваться, принюхиваться и вести какую-то свою жизнь, коль я не собирался делить с ним свою.
Плохо.
Выйдя из душа, я подхватил мобильник и принялся искать номер, с которого мне звонили пару раз после появления в Москве. В прошлой жизни я бы ответил сразу. А в этой я вообще не особо собирался жить. Но, видимо, придется.
Оксана ответила через пару гудков.
— Ярослав? — вопросила недоверчиво.
— Привет. — Собственный голос показался глухим и безжизненным.
— Ого, — протянула она. — Азизов тебя заездил совсем?
То, что Оксана каким-то образом узнала, что я вернулся и работаю на Алана, не удивляло. Эта женщина не потеряла хватки — везде у нее связи.
— Пытается изо всех сил, — усмехнулся я. — Ты свободна сегодня вечером?
— Ну наконец-то! — рассмеялась она. — А то появилось ощущение, что я за тобой бегаю…
— А ты не бегаешь? — усмехнулся я.
— Бегала. Давно, — спокойно призналась она. — С радостью увижусь с тобой.
— Отлично. Сбрось адрес, выезжаю.
27
Я поморщился, как от горькой таблетки, когда на мобильный пришло сообщение с адресом. Собственно, я и собирался принять не очень приятную терапию, от которой не ожидал никакого удовольствия. Проведу вечер с женщиной, послушаю, чего нового случилось в мое отсутствие, почувствую себя в гуще хоть каких-то событий — отвлекусь, в общем. Может, и ночь выдастся неплохой.
Только ехать никуда не хотелось. И я не сразу понял, почему. Окинув взглядом комнату, я замер и прошел к кровати. Постель у меня сегодня
