Я тебя съем - Лана Морриган
Глава 11
Алина
* * *Я видела, как напряжены плечи Ника, как он упрямо сжимает челюсти и стискивает кисти рук до белых костяшек, до хруста в пальцах; шумно втягивает воздух, раздувая крылья носа, но не предполагала, что в один момент человек полностью потеряет над собой контроль. Он срывается, будто только и ждал момента нанести удар. Его кулаки работают как отбойные молоты, с глухими ударами впечатываясь в мужское лицо. Без жалости, без раздумий. Один удар за другим.
Страх парализует ноги, приковывает, лишает меня возможности пошевелиться, не разрешая отвести взгляд от жестокого зрелища, выливаясь в горячих потоках слез и бессвязных мольбах прекратить.
Где тот уверенный в себе обаятельный парень? Сумасбродный, хамоватый, но… не бешеный зверь. Я не вмешиваюсь, опасаюсь случайного удара в ответ на мое прикосновение.
Кажется, уже невозможно кричать громче, молить отчаяннее и искреннее. Горло, мышцы шеи, рук, спины скручивает болезненным спазмом напряжения. Сознание бьется раненной птицей, панически путаясь в мыслях. Я на пределе, на грани срыва. Я не узнаю себя, я не узнаю привычный мир вокруг. Рядом с Ником от безумия меня отделяет один шаг.
– Уходи, – я озвучиваю просьбу несмело.
– Уйду, когда разгребу то дерьмо, в которое тебя втянул.
Передо мной вновь человек с осознанным взглядом, с привычной речью вместо безумного рычания. Я безвольно следую за ним, выполняю просьбы, надеясь, что Ник оставит меня навсегда. Оставит в привычном мне мире, тихом… болотце, знакомом и безопасном. Закрываю дверь, щелкаю замком, отрезаю себя от человека, рядом с которым моя жизнь превращается в хаос.
– Вить, потерпи немного. – Протягиваю упаковку замороженных овощей, завернутых в тонкое вафельное полотенце.
Балабаев неуверенно поднимает руку, но ему хватает сил выбить сверток и прохрипеть:
– Отвали.
Он сел выше, застонал и откинулся на спинку дивана.
– Нужно приложить холодное. – Я поднимаю пакет и протягиваю вновь.
– Скорую вызови, – вместе с произнесенными словами, отплевывается тягучей кровавой слюной прямо себе на грудь.
– Не волнуйся, я позвонила.
– А мне и не нужно волноваться, – речь Балабанова медленная, с искаженным звучанием. – Пусть твой, м-м-м, – он скривился, – трахарь волнуется. Я заяву напишу, – прохрипел. – И про тебя не забуду, – выдавил из себя что-то похожее на смех, отчего кровь, собравшая под нижней губой, потекла двумя тонкими струйками.
Гадко. Как же гадко! И не от вида окровавленного человеческого лица, не от крови, стекающей по губам и подбородку, и не от обезображенной внешности.
– Зачем ты только вернулся?! – я закричала, не сдержавшись. – Зачем? – Указывала на раскрытый чемодан у шкафа. – Ты же меня презираешь. Как женщину. Как человека!
Балабаев наблюдал за мной, скосив глаза и не двигаясь.
– Ты удобная.
И он вновь смог ударить меня словами, заставить замолчать и уставиться на него, словно вижу этого мужчину впервые. Казалось, что оскорбить сильнее невозможно, но он смог.
– Да пошел ты, – я рявкнула, швыряя к ногам холодный сверток.
Я выбежала из комнаты в кухню, прижалась к прохладному стеклу лбом, стуча зубами от раздирающих изнутри эмоций. Обхватила себя руками, сильно-сильно, как только смогла, но тело продолжало ходить ходуном.
У въезда во двор блеснули проблесковые маячки. Машина скорой помощи безошибочно остановилась напротив нужного подъезда.
Я подбежала к двери.
– Сюда, – поторопила медработников. – Проходите. – Двое молодых мужчин в привычной синей униформе молча проследовали в комнату.
– Принесите воды и полотенца, – озвучил один из медработников просьбу. – И подготовьте документы.
– Твои документы здесь? – уточнила я, стоя у раскрытого чемодана.
Балабаев собирался раскладывать вещи по полкам шкафа. Собирался снова жить с пластиковой куклой… Сколько же лжи в одном человеке. Фальши. Гнили. Мерзости. Как я могла его любить?
Балабаев слабо кивнул и промычал согласие.
– Что случилось? – мужчина открыл кейс.
– Нападение, – ответ последовал сразу же.
– Угу, – понимающе протянул медработник. – Не нужно воды, едем сразу в клинику. А вы бы, девушка, умылись. Поедете сопровождать?
– Я? Наверное.
Я не понимала, зачем мне нужно сопровождать взрослого человека. Вряд ли я смогу оказать какую-то помощь, но совесть упрямо шептала, что Балабаев пострадал из-за меня и я обязана проявить сострадание.
– Можете собрать комплект вещей сразу или подвезти позже, – продолжает медработник.
– Я сразу все соберу. – Я опустилась на дрожащих ногах у чемодана и захлопнула крышку.
Балабаеву помогают подняться на ноги, подхватив с двух сторон, ведут к выходу. Я на ходу собираю все, что он успел разложить по квартире, и скидываю в пакет: уличную обувь, пару офисных брюк и рубашку, телефон, зарядное устройство, не беспокоясь о целостности или внешнем виде. Мне жизненно необходимо избавиться от всего, что в будущем напомнит о сегодняшнем дне, о человеке, презиравшем меня, о лжи, сопровождаемой шесть лет жизни.
* * *Ник
* * *– Все нормально. – Отец хлопает меня по плечу, сжимает пальцы и ободряюще трепет. – Ты защищал свою женщину, свою пару. Любой из нас поступил бы так же. Тебя не в чем обвинить.
– Осталось только объяснить это Але, – отвечаю я, наблюдая, как парни грузят мужика в скорую. Витя, Виктор… Обязательно уточню у Коваля, что за фрукт.
Подъездная дверь чуть приоткрывается, захлопывается и тут же снова распахивается. Первой появляется женская ссутуленная спина и после продолжительной борьбы с тяжелой металлической створкой Алина вытаскивает чемодан. Она дергает его за ручку, волоча пластиковым дном по бетону, громыхая по ступеням, останавливается, переводит дыхание, прикидывает сколько еще нести до неотложки.
– Сиди, я ей помогу. – Отец выходит из машины.
Представляю я эту помощь. Такт и отец – вещи несовместимые. Инициативу с помощью Алина встречает недоверчиво, задирает голову, долго всматривается в лицо, настороженно, но твердо отрицательно машет головой.
– Спасибо, я сама. – Упрямо тащит, покосившись под тяжестью. Как я и думал, отец выхватывает чемодан. – Что вы делаете? – Алина растеряна.
– Помогаю, – отвечает отец коротко, открывая откатную дверь машины скорой помощи и зашвыривая вещи внутрь. –
