Тариф на любовь - Виктория Серебрянская

Глава 16

Будто в кошмарном сне, я наблюдала, как отдаляется от меня плато и мой любимый. Страх сковал каждую клеточку моего несчастного тела так, что я не могла даже вдохнуть, не то, что шевельнуться. Как на кадрах испорченной пленки я увидела медленно, ужасно медленно поворачивающегося ко мне Алекса. Ужас, отчаяние и беспомощность, исказившие черты его безупречного лица. Кажется, он бросился ко мне, в попытке поймать, удержать над пропастью. Что-то кричал проводник. Застыв на месте, смотрели на меня члены нашей группы. Но это уже было не важно. Я падала.

В голове было пусто и звонко. Из нее разом выдуло все мысли, кроме одной. Но она грохотала у меня в голове, как пустой товарняк: «Я хочу жить!» Какая глупость! Какая невероятная глупость! Пройти через все круги ада на Земле, обрести наконец свое выстраданное счастье, и все потерять на краю богами проклятого плато!

Но я еще не сдавалась. Я пыталась барахтаться, царапая ногтями почему-то затвердевший воздух, в бесплотной попытке хоть за что-то зацепиться. Солнце как назло слепило глаза, не давая ничего толком увидеть. От него, или от осознания своей беспомощности, из глаз ручьем лились слезы. Боже! Как же глупо умирать, когда в твоей жизни наконец-то все наладилось! Сердце в груди сжалось, отказываясь биться, словно уже знало, прочувствовало, что его ожидает через несколько секунд.

Против всех правил и законов физики, солнце словно с ума сошло. И жгло меня так, что мне казалось, я попала в костер и горю. И падаю, перемещаюсь вместе с адским огнем, пожирающим мою кожу.

Мне было больно, как никогда. Ни один, даже самый сильный приступ, не вызывал и сотой доли той боли, что терзала и рвала мою кожу сейчас, вызывая отчаянное желание все прекратить. Умирать не хотелось. Не сейчас. Но ради того, чтобы все это закончилось, я уже согласна была умереть. Все, что угодно. Только бы прошла эта адская боль. Внезапно, залитые слезами и ослепленные солнцем, мои глаза накрыла какая-то тень. А в следующий миг в грудь впечаталось что-то очень твердое. Я до этого считала, что мне больно? Нет! Тогда я еще не знала, что такое настоящая боль. От удара огонь на моей коже разгорелся с утроенной силой. Кажется, я взвизгнула. Или мне это только показалось. Потому что в следующий момент меня наконец накрыла блаженная тьма. Где не было места ни боли, ни ужасу, ни отчаянию. Там было только безвременье.

Шестеро мужчин в возрасте от двадцати шести до тридцати трех лет, сильные, молодые, в самом расцвете сил, застыли от потрясения на вершине всемирно известного плато Кафедра проповедника. Кто где. И в какой позе настиг их шок. Только что на их глазах произошло страшное: люди сорвались в пропасть. Вернее, сорвалась молодая женщина, единственная женщина в их группе. Они только поженились, и ее супруг, не отходивший от любимой всю дорогу наверх, трогательно поддерживал ее, не упуская возможности украдкой, на привалах, да и просто в пути, сорвать с ее губ поцелуй. Они посмеивались, косясь на молодоженов. И в тайне завидовали им. Каждому хотелось, чтобы однажды в его жизни тоже случилось подобное чудо, чтобы и к ним вот так же льнула девушка, доверчиво и радостно глядя в глаза.

А потом все закончилось. И каждый с содроганием подумал, что на месте Джессики, подошедшей слишком близко к краю, мог оказаться он. Но не это ударило, напугало сильнее всего. А то, что супруг Джесс, увидев, как жена падает в пропасть, не задумываясь, прыгнул следом. Удержать его не успели.

Мне было холодно. Ужасно холодно. А еще сыро. Казалось, ледяная влага пробирала до костей. Что со мной случилось? Приступ скрутил в душе, и я потеряла сознание? Тогда почему капли такие холодные? Я никогда не принимала ледяной душ. Как максимум, прохладный. Прислушавшись к себе, я поняла, что у меня ничего не болит. Надо подниматься. Еще не хватает до смерти простыть на холодном кафельном полу.

Я недовольно завозилась. Встать почему-то не получалось. Словно меня привязали к полу. Да что ж такое! Память молчала. В голове была одна сплошная манная каша. И никаких мыслей по поводу того, что со мною произошло.

От приложенных усилий подняться с пола, одежда съехала. Невольно удивившись тому, что я оказалась в душе одетой, я поежилась. По оголившейся шее прошелся ледяными пальцами холодный воздух, отнимая последние крохи тепла у меня. На кожу упали новые капли влаги. Словно ледяные иглы.

Тело начала колотить сильная дрожь. Я замерзла окончательно. Даже не замерзла. Окоченела. Но этот лютый холод наконец разогнал тот кисель, что сейчас плавал в моей голове и не давал думать. И я наконец вспомнила!

Шок был настолько сильным, что у меня получилось разорвать непонятные путы, удерживающие на месте, и вскочить на ноги. Чтобы тут же замереть от нового потрясения. От шокового удара улегся даже озноб. И теперь я, безмолвно открывая и закрывая рот, растерянно и ошарашенно оглядывалась по сторонам, забывая стереть с лица и глаз мешающую влагу.

Кругом, сколько охватывал глаз, простирался бескрайний и мрачный лес. Мощные стволы, обнять которые у меня точно не хватит рук, внизу скрывались в густом подлеске. Я запрокинула голову. Мелкая морось мешала смотреть. Но я все же разглядела, что кроны гигантов скрывались где-то вверху, в сизой туманной дымке. Из которой на меня непрестанно сыпалась мелкая и до крайности неприятная ледяная мгла, впиваясь в незащищенную кожу лица тысячами крохотных иголок. Тетушка про такую погоду говорила: «мжичка»

Не к месту упомянутая родственница добавила жути. Я поежилась и опустила взгляд. Кое-где, там, где подлесок был реже, или его не было вовсе, из земли торчали жуткие узловатые корни. В полумраке они казались живыми и словно тихонько подбирались к моим ногам, прячась среди опавшей листвы.

Тишина давила на уши, рождая в душе очень нехорошие ассоциации. Не пели птицы. Не шумел ветер. Только беззвучно падала с неба морось, словно там, наверху, кто-то молча скорбел, проливая слезы по случившемуся. Или несбыточному. Казалось, весь мир замер в предчувствии. Затаился в ожидании чего-то.

Дрожь с новой, утроенной