Дикарка для ректора Высшей академии ведьм (СИ) - Алиса Линд
— Куда спешишь, крошка? — спрашивает их, похоже, вожак. В бандане, черной майке и приспущенных широких джинсах. — Поразвлечься не желаешь?
Быстро оцениваю ситуацию. Вернуться в ресторан я уже не могу, да осталась там лишь Далия — считать выручку. Бросаю взгляд в переулок — мне нужно пробежать футов шестьсот (около 200 м)до ближайшей более или менее освещенной авеню. Там будут прохожие.
Ушлепки продолжают надвигаться грозовой тучей, будто уверенные, что я никуда не денусь.
Рюкзак с формой, телефоном и деньгами падает на землю. Разворачиваюсь и бросаюсь наутек, хотя понимаю, что трое крепких мускулистых парней меня неминуемо настигнут, сколь быстро бы я ни побежала.
Шаги сзади гонят меня громкими хлопками, точно стая ворон. Становятся отчетливее. Ближе. Справа вижу открытую дверь на кухню соседнего кафетерия в небольшом кармане здания, который от переулка отделяет сетка-рабица. Перепрыгну — спасусь!
Но я не успеваю даже взобраться. Тяжелый шлепок, будто кто-то в меня врезался, придавливает меня к туго натянутой ромбами проволоке. Вонь застарелого пота забивается в нос.
— Попалась, — звучит прямо над ухом.
— Вкусная, — вторит ему второй голос.
Ублюдок за футболку разворачивает меня к себе лицом и тут же перемещает одну ладонь мне на шею, прижимает к сетке. Сдавливает пальцы, оставляя минимум для дыхания. Вцепляюсь ему в руку, пытаясь ее разжать, но он не обращает внимания.
Поганый урод! Второй рукой он лезет в карман джинсов и достает «бабочку». С металлическим лязгом вертит ею перед моим лицом, как чертов фокусник, и раскрывает в смертоносное оружие с узким длинным лезвием. Прислоняет холодный металл к моей щеке.
— Ты не ответила, крошка, — он склоняет голову набок, — не хочешь поразвлечься?
— От тебя воняет, — выплевываю едко, все еще пытаясь просунуть пальцы под его ладонь. — Ты не моешься?
В глазах гопника вспыхивает ярость.
Плевать, что со мной будет. Пусть за оскорбление они меня сразу прикончат? В мозгу проносится мысль, что я только начала жить, но ее тут же перекрывает досадное соображение, что не жизнь и была. Плевать, что будет. Вонзаю ногти ему в лапищу, которая стискивает шею.
Утырок в бандане шипит, перехватывает нож и приставляет острием мне к солнечному сплетению прямо через футболку. Против воли замираю, почти не дышу.
— Я в тебе сейчас дополнительных дырок наделаю, сука! — скрежещет он и вдавливает нож.
Не сильно, но кожу пронзает острая боль. Стискиваю зубы. Брови сами стекаются к переносице, в глазах появляются рефлекторные слезы.
— Не порти шкуру, Скай, — один из ушлепков стучит Бандану по плечу.
На нем кожаная безрукавка на голое татуированное тело.
Бандана ослабляет нажим на нож и ведет им вниз по прорванной футболке, разрезая до самой кромки. А затем отпускает мою шею и быстрым движением разрывает оставшуюся целой часть. Обнажает мой живот с кровавой дорожкой, тянущейся к джинсам, и грудь в тонком спортивном лифчике.
Он за плечо дергает меня к себе и, развернув спиной, обвивает рукой шею. Сдавливает локтем.
— Сочная, — облизывается третий с рыжими патлами. — Подержи, я джинсы с нее сорву.
На нем просторная цветастая куртка и наоборот зауженные джинсы. Что за деревенский сброд?
Он подходит и принимается расстегивать мой ремень. Совершенно не торопясь, даже смакуя момент. Заглядывает в глаза сочащимся похотью взглядом. Безрукавка тоже вынимает нож и принимается им поигрывать.
Хочется садануть Рыжему по яйцам, но Бандана тут же сожмет руку на шее. Я храбрилась, выплевывая ругательства. Сейчас страх сковывает тело. Инстинкт самосохранения ревет сиреной, заставляя замереть и не провоцировать ублюдков меня искромсать.
Сердце заходится в истерике. Кажется, они смогут услышать его стук, не только ощутить пульс под кожей. Руки ледяные, как и стопы, в желудке печет от разливающейся паники.
Перевожу взгляд на Безрукавку. Я ненавижу их всех.
Может, просто потерпеть? Они же наиграются? Отпустят потом. Если подчиниться, быть покладистой… Суки! Не хочу я быть покладистой! Но их трое. Их трое, двое вооружены. Наверняка и Рыжий тоже. Они легко меня продырявят. Не прирежут сразу, сначала развлекутся с полуживой, а истеку кровью я потом. Умру в грязном переулке. В двух сотнях футов от живой улицы! От рук шпаны. Как мама с папой!
Так! Не раскисать! Хватит нюни распускать! Думай, Анис!
Вот бы они из-за меня передрались! Наверняка же в очередь встанут. Вдруг Безрукавка хочет первым? Или… Пусть он Рыжего прирежет, чтобы самому меня раздеть… Да где там? Эти трое наверняка сработанная команда. Умеюче выследили, догнали… Роли распределены.
А вдруг? Может, у кого-то не выдержат нервы? Безрукавка, а Безрукавка? Рыжий сейчас увидит мои трусики! Надо это остановить!
Какой треш в голове. Ничего мне не поможет. В пору молиться, чтобы выжить, когда они насытятся.
И вдруг происходит немыслимое…
3
Анис
Безрукавка меняется в лице. Обходит Рыжего со спины и отточенным движением проводит ножом ему по горлу, придерживая за волосы. Рыжий хватается руками за шею, будто пытаясь слепить края огромной кровоточащей раны, а потом падает на колени. Хрипит.
Скай, так и удерживающий меня за шую в буквальном смысле деревенеет. Как будто перестает дышать вообще. А Безрукавка наклоняется над умирающим товарищем и принимается ожесточенно бить того ножом по горлу.
— Чертова ведьма! — рычит Бандана над ухом и стискивает мою шею так, что я не могу вдохнуть.
Во рту скапливается слюна. Сердце гремит в ушах.
Он меня задушит.
Какая я к черту ведьма? Я что ли виновата, что его подельник с катушек съехал? Но где-то в душе ворочается подозрение, что я же думала об этом. Неужели моя мысль заставила Безрукавку наброситься на подельника⁈
Нет! Это бред! Я росла в обычной человеческой семье. А когда маму с папой убили такие же отморозки, как эти, меня отдали в человеческий же детдом. Если бы родители были ведьмами, меня к рукам прибрал бы Ковен. И росла бы я в куда лучших условиях.
Дышать становится совсем сложно. В глазах темнеет. Ну вот и смерть моя пришла. Последнее, что успеваю подумать, почему бы Безрукавке не напасть еще и на этого утырка?
Внезапное чувство облегчения свежим воздухом врывается в легкие. Падаю и захожусь удушливым кашлем, а когда поворачиваю голову, вижу, как Безрукавка кромсает ножом уже второго своего подельника. Нет, не может быть!
В страхе отползаю, пока не упираюсь спиной в мусорный бак. Прекратив разделывать товарища, Безрукавка выпрямляется. Взгляд, еще минуту назад дикий и невменяемый, становится вдруг осмысленным.
Он
