Крестьянка в наказание - Вероника Азара
Первый советник, сидевший напротив развалившегося на диване короля Бернгарда, поправил кружевные манжеты и глянул на его величество. Не хотелось огорчать давнего приятеля, кто его знает, как дело повернётся. Возможно данные, предоставленные на претенденток в невесты, преувеличены? Кто его разберёт. Брак короля дело государственное, много разных нюансов. Да, договор выгоден, но… Кто знал, что его величество вдруг взбрыкнёт и вместо тихой спокойной, несколько глуповатой, Малинны выберет Бланку. О ней говорили противоположное.
Одни агенты сообщали — девица тиха, благообразна, умеет себя прекрасно вести и абсолютно не интересуется "мужскими" делами, как и положено приличной девице. Короче — образец принцессы.
Зато другие, и им советник верил гораздо больше, сообщали — принцесса прекрасная актриса. За фасадом милой очаровательной барышни прячется стальная воля и расчётливость старого ростовщика. Такая не даст себя задвинуть и не упустит личную выгоду. Не получилась бы из этой загадочной принцессы королева, которая попытается скрутить всё королевство в бараний рог!
Повторять всё это старому приятелю, советник не стал. Досье на претенденток его величество получил и внимательно изучил. Король Бернгард не был легкомысленным или невнимательным. Но имелась у него одна черта, бесившая советника неимоверно — иногда его величество совершал поступки, идущие против разума. Теперь повёлся на хорошенькую мордашку, а мордашка и правда очаровательнейшая, и выбрал им королеву, каковая может оказаться той ещё головной болью.
— Не злись, — его величество дотянулся с дивана и хлопнул старинного друга по колену. — Постарайся понять. Какую принцессу ни возьми, попасться может такое, что храм для неё будет лучшим вариантом. Ты знаешь на собственном опыте. А я хоть поразвлекусь немного. Ну, а потом… Родит, отправим в храм. С хорошим приданым и содержанием. Пусть ведёт роскошную жизнь подальше от дворца. А я женюсь по собственному выбору.
Советник, подумав минуту и, припомнив свой собственный брак, кивнул.
— Вот и отлично! — обрадовался его величество, заметив, как разглаживаются морщины на лбу друга. — Давай чокнемся и обсудим договор с Тернитом, мне не даёт покоя третий пункт…
Его величество поднялся и направился к столу, на ходу допивая свой бокал.
Советник отправился следом, старательно отгоняя нахлынувшие недобрые воспоминания…
* * *
Матушка растолкала ранним утром.
— Поднимайся, лентяйка! Ехать пора, а ты всё валяешься!
Быстро вскочив, натянула платье. Да, сегодня могла надеть выходное — батюшка согласился взять на торги и меня. Я долго упрашивала. Обидно ведь — сестрицы побывали в ближайшем городе Тирассе уже не раз и не два. Приезжали каждый раз с подарками, довольные, долго рассказывали об увиденном. Одной мне никак не удавалось уговорить батюшку взять в поездку.
Увы, я не удалась красотой в родителей. Яркие высокие светловолосые сёстры и брат всегда заслоняли меня. Я же уродилась мелкой и тощей. Часто болела, чем доводила матушку до отчаяния. Она всё время жаловалась — меня стыдно показать людям, решат в дому не кормят…
Кормили, ничего не скажу. Но праздничное платье сшили впервые в этом году. До этого донашивала за сёстрами. Их родители наряжали, рассчитывая привлечь выгодных женихов.
Понятно, мне ведь на жениха рассчитывать не приходится. Я вытянулась за последний год и стала ещё тоньше. Невнятного блёклого цвета волосы стали темнее, вились кольцами и постоянно выбивались из косы, делая её неряшливо лохматой. Впалые щёки, крошечные слабые ручки, тонкая гусиная шея и нос с горбинкой вообще считались чуть ли не неприличными в наших местах. Бабушка, пока жива была, всё удивлялась, откуда привалило такое несчастье, такая внешность.
Поэтому тратиться на меня особо никто не собирался. Приданое собирала, но чаще помогала вышивать для сестёр. Вышивка мне действительно удавалась. Вышивка, да кружева.
В нашей деревне никто лучше меня плести не мог. Даже батюшка признавал — мои плетения на торгах разбирают. Он иногда хвалил себя, что не пожалел денег на уроки у старой, уже тогда, Маниты, в незапамятные времена привезённой в нашу деревню младшим сыном коваля. Маниты уже года три нет, а мне в наследство досталась коклюшки да челноки и целая груда сколков, по ним плету и сейчас.
Именно кружева и вышивка примирили родителей с полной моей бесполезностью в хозяйстве. Тяжести носить у меня особо не получалось, вымешивать хлеба тоже силёнок не хватало. В поле работала наравне со всеми, но изрезанные пальцы не давали плести и вышивать, поэтому от полевых работ батюшка иногда освобождал. Весь толк и вся надежда в моей жизни была только на умение рукодельничать. Матушка, недовольная моей бесполезностью, так и говорила: "Замуж тебя никто не возьмёт. Кому нужна жена, коя хозяйство своими крошечными ручонками вести не сможет? Хоть на кусок хлеба себе заработаешь". Останусь в приживалах. Всего толку от меня — помогала, присматривала за младшим братишкой, готовила, возилась с огородом, да обшивала семью.
Грустная будущность сегодня меня не тревожила. Старшая сестра Рулана согласилась показать город. Когда я выскочила из нашей девичьей каморки и бросилась на двор, она перехватила, всунула в руку кусок хлеба, намазанный смальцем, и велела быстро есть, задерживаться из-за меня никто не будет.
Запихнув хлеб в рот, покивала и побежала к повозке.
Батюшка недовольно глянул в мою сторону, проворчал о ленивых, и продолжил укладывать узлы на повозку.
Уж так мне хотелось оправдаться — проспала не из-за лени, ночью закончила кружевную скатерть, но спорить с батюшкой себе дороже. Быстренько забралась на повозку, куда было указано, и затихарилась, крепко прижав к груди узел с рукоделием — матушка разрешила в этот день попробовать самой расторговаться.
Долгой дорогой меня разморило, несмотря на то, что Рулана, сидевшая рядом, постоянно насмехалась, рассказывая, как буду жить в её доме, при её детях и муже. Другого-то мне ничего не светит.
Даже насмешки не портили настроения. Вокруг медленно проплывали новые, незнакомые места. Мимо проезжали другие повозки, спешившие на торжище. Люди здоровались с батюшкой, старательно отводя глаза от нас с Руланой — неприлично разглядывать посторонних девиц, пока они не просватаны. А даже Рулана, хоть и имела виды на сына старосты, заветного браслетика пока не получила, о чём говорила её плотно повязанная платом голова. Только один всадник нагло принялся нас рассматривать и даже подмигнул Рулане, тотчас же задравшей гордо нос, хотя и улыбнулась постороннему мужчине.
Мне же захотелось от стыда закопаться в узлы и мешки, наваленные на повозке. Батюшка, заметивший охальника, недовольно хлопнул кнутом и грозно глянул в мою сторону.
Обидно стало до слёз — улыбается Рулана, а виноватой
