Королева умирать не желает (СИ) - Тихая Елена
Утро встретило меня моросящим дождем. Вот же мерзкая погода. В такую слякоть даже на пробежку нормально не выйдешь. У меня для таких случаев есть беговая дорожка дома. Солдатские будни не прошли для меня даром, поэтому мое утро стандартно начинается с пробежки и комплекса упражнений. Иногда даже езжу в тир, так сказать, чтобы навыки не потерять.
Из поселка я выехала нормально, а вот дальше меня ждала долгая медленная дорога. Декабрь на дворе, скоро новый год, а у нас дождь, а утром еще и мороз.
Через два часа дороги даже устала, пришлось останавливаться и пополнять силы соком. А как только я вновь оказалась на трассе, раздался телефонный звонок. Точно, я же должна была папе с утра позвонить, но, бурча на погоду, забыла. С улыбкой на лице я подняла трубку, только она тут же померкла.
— Елена Вячеславовна, здравствуйте, — прозвучал совершенно не тот голос, который я ожидала. Я даже отнесла телефон от уха, чтобы посмотреть, что высветился папин номер.
— Елена Вячеславовна, это майор Тишин. Вы можете сейчас говорить?
— Что случилось? Где папа? В смысле полковник Смолин. Где он? Почему вы звоните с его телефона? Он нездоров? Что случилось?
Наверное, если бы он не начал говорить, я задавала бы свои вопросы по кругу.
— Вы успокойтесь, пожалуйста. Такое бывает.
— Что с ним? — рявкнула я в трубку.
— Час назад его нашли в своей постели. Он уже покинул нас. Простите за такие новости. И примите наши самые глубочайшие соболезнования. Мы всей частью…
Дальше я не услышала. Телефон выпал из моих рук. Голова закружилась. Дождь встал стеной, а может быть, это в моих глазах встала пелена из слез. Машину стало заносить. На рефлексах выкрутила руль, только гололед не позволил уйти из погодной ловушки. Визг тормозов. Удар. Боль в ребрах и голове. Свет резко погас.
— Избранная, — вдруг раздался низкий женский голос, — ты должна быть королевой и спасти государство от разорения и гибели. Удачи!
И вот прекрасно помню голос и все, что он произнес, но сказать, где я была, не могу. Вот нет четкого осознания места или хоть какого-то образа. Даже сны и те чётче.
2
— Ваше Величество! Миледи! Как вы себя чувствует? — как сквозь вату пробился в мой затуманенный мозг писклявый голос.
Как? Хреново. Помню боль в ребрах и голове, так почему же больше всего болит живот? Будто горит изнутри. Затылок пульсирует, но не сильно. А еще ноет все тело, будто катком по мне прошлись. Хотя грех жаловаться. Выжила — и уже хорошо, а травмы заживут.
Только смущало, что не могла двигать телом. Не получилось ни пальцем пошевелить, ни голову повернуть. Ужас накрыл меня лавиной. Неужели я выжила, оставшись овощем? Господи, только не это. Все что угодно, только не овощ, ни на что не способный.
У бабушки восемь лет назад случился инсульт. Спасибо, насмотрелась, как из нормального, активного и жизнерадостного человека она стала приложением к кровати. Она не могла сама есть, сама ходить и мыться. Я не говорю о том, что и испражнялась под себя. Фу. Не хочу быть такой!
Я начала паниковать и, видимо, задергалась.
— Миледи, Ваше Величество, прекратите. Восстановление еще не закончено. Вам следует лежать и не двигаться, — все тот же писклявый женский голос. В этот раз он прозвучал четче.
— Не трогайте ее, — раздался мужской сильный голос, — дайте отвар, пусть и дальше спит.
Мне тут же в рот сунули трубочку. И вот не хотелось пить до этого, а тут такая жажда напала, сил нет. Выпила все.
Новое пробуждение было на порядок лучше. Тело все еще болело, но конкретизировать эту боль не получалось. А вот живот уже не болел.
Диагностируя свое состояние, я первым делом пошевелила пальцами рук. Получилось. Я аж выдохнула от облегчения. Сжала и разжала кулаки, чуть двинула левым плечом, правое было чем-то зафиксировано, покрутила ступней, правую лодыжку прострелила боль. Зашипела, чем привлекла к себе внимание.
— Миледи, — опять этот писк, — вы очнулись. Пить хотите?
Облизнула пересохшие губы. Мне опять сунули трубочку.
— Пейте, только не шевелитесь. Вам нельзя пока. Лекарь сказал, что месяц лежать вам минимум. Пока кости все не заживут.
Я все пила и силилась открыть глаза. Сквозь веки пробивался неясный свет. Сами веки как свинцом налитые. Круто я приложилась об руль. Хотя если об руль, то должен болеть лоб, ведь им я ударилась. Почему болит затылок?
— Ваше Величество, вам нужно покушать. Сможете открыть рот? Или бульон тоже через трубку?
Почему она меня так странно называет? Какая еще миледи? Какое еще Величество? И как она себе представляет мое питание, даже если я дам ей ответ? Я веки поднять не могу, губы слиплись.
Замычала, не в силах ничего связного произнести. Рядом послышалась какая-то возня. Несколько минут, и мне снова вставляют трубку. В этот раз было странное варево, отдаленно похожее консистенцией на манную кашу, но на вкус ближе к куриному супчику. Да и какая разница мне сейчас. Кормят — значит, выживу. Умирать не собираюсь. У меня еще столько планов на жизнь…
Желудок довольно булькнул, а сознание опять в сон уплыло. Что, так быстро?
Еще два пробуждения прошли в том же ключе, исключением был тот факт, что я смогла открыть глаза, ужаснуться и закрыть их вновь.
А все потому, что я явно находилась не в больнице. Не было наших классических, крашенных до середины стен, плафона на чахлом проводе, с мигающей лампочкой и всего остального, что бывает в российских муниципальных больницах.
Во-первых, я лежала на огромной кровати с балдахином. Красным шёлковым балдахином. Вот никогда не понимала, зачем он. Пыль собирать? Согласитесь, в нашей больнице такого точно никогда не будет. Дальше хуже. Резные столбики кровати из настоящего дерева, судя по виду — мореного, не лакированного.
Справа от меня в высоком кресле спала милая на вид девушка в чепце. ЧЕПЦЕ. Вот он заставил мои глаза открыться по полной. Даже голова закрутилась лучше, заставляя и дальше впадать в шок.
Стены комнаты явно не обоями оклеены. Судя по отблескам золотой нити, это была ткань. Мать вашу, бордовая ткань с вышивкой золотой нитью. Я в борделе? Что за пошлость? По периметру комнаты были расставлены пуфики, слева имелась неприметная дверь, рядом с ней туалетный столик с большим зеркалом и уймой ящичков. Точнее, двенадцатью, специально пересчитала. Зачем столько? Не спрашивайте, не знаю, честно. А на противоположной стене висела большая картина с красивым пейзажем. Единственное, что вызвало во мне приятные чувства.
На картине был закат в горах. На вершинах шапки снега, по склонам низкорослые деревья, а у подножья луга и домики. Маленькие, с красными крышами, больше о них ничего не сказать, не видно с постели. Красота, одним словом. Вот смотрела на нее, и создавалось впечатление, что свежестью тех полей потянуло, родной прямо запах. Прикрыла веки, наслаждаясь эфемерным ароматом трав, и незаметно для себя вновь уснула.
— Миледи, вам нужно покушать, — разбудил меня знакомый уже голосок. Открыла глаза, встречаясь взглядом с той самой девушкой из кресла. Только сейчас она не спала, а совала мне трубку. Я покорно принялась есть, рассматривая незнакомку и ее чепец.
С такого расстояния стало понятно, что девушка оказалась девчушкой лет пятнадцати максимум. Наивные голубые глазки внимательно смотрели на меня из-под коротких и почти прямых ресниц.
— Где… — прохрипела я. Прямо горжусь собой, что смогла выдавить. — Где я?
— Вы в своих покоях, Ваше Величество. Скоро придет ваша личная горничная. А я пока оботру вас. Вам еще нельзя вставать. Потом позову лекаря, он осмотрит вас. Еще пить?
— Нет. — Хотелось задать кучу вопросов, но горло драло от каждого произнесенного звука. Почему? Не знаю.
Да если уж на то пошло, то здесь вообще одно сплошное что, где, когда и почему. На сон или бред совсем не похоже, иначе бы ничего не болело. Да и просыпалась я уже несколько раз. А если не сон, то что?
Наконец-то последние события стали складываться в общую картинку. Авария, скользкая дорога, звонок, смерть папы.
