Сумеречное сердце - Петрук Вера

Нечеловеческим усилием воли она приподнялась на поломанных руках и уставилась на Эсмину единственным уцелевшим глазом, который сверкал сквозь кровавое облако волос и плоти, как отражение полной луны в болотной полынье. Тогда бы Эсмине догадаться, что за жертва упала к ее ногам, да броситься бежать, но она была слишком погружена в лунные думы и заметила подвох не сразу.

Поднявшись, Эсмина не спеша направилась к женщине, собираясь свернуть ей голову. В отличие от садиста Кройна, который пытался привить жестокость каждому обращенному вампиру, Эсмина мучения не любила. Своих жертв она, как правило, крепко усыпляла и никогда не выпивала до конца, предпочитая утолять вечную жажду несколькими людьми – потом живыми, чем напиваться одним человеком досыта – потом обязательно мертвым. А еще Эсмина была брезгливой и никогда не пила кровь раненых, считая это дурной приметой.

Проявить жест милосердия и свернуть шею несчастной не удалось.

Зато в следующую секунду Эсмина на собственной шкуре почувствовала, каково это, когда тебе пытаются сломать шею. Нет, женщина к ней даже не приближалась. Вытянув скрюченную руку с изувеченными пальцами, она сжала их в кулак, отчего Эсмину дернуло вверх, приподняв от земли едва ли не на метр. Ее ноги беспомощно засучили в воздухе, и, хотя она, будучи неживой, не могла задохнуться, ощущения испытала такие, словно сейчас сдохнет.

Но, видимо, силы уже покидали ведьму, потому что Эсмину скоро швырнули обратно на камни, а голос, проникший в каждую клеточку ее тела, прошептал:

– Проклинаю тебя, вампир! Будешь просить о крови до конца своих жалких дней! Больше ни один человек не умрет от твоих клыков!

Тот набег для Эсмины закончился плачевно. Ведьма испустила дух сразу после проклятия, уплыв туманным облаком к луне, а вампирша, попавшаяся ей перед смертью, еще долго приходила в себя, не понимая, что ее прежней жизни пришел конец. Когда Кройн узнал, что Эсмина больше не может нападать, а только просить, чтобы жертва добровольно поделилась с ней кровью, чаша его терпения переполнилась.

– Никто так не пахнет, как ты, моя дурочка, – сказал он, последний раз сжимая Эсмину в объятиях, – и никто не доставлял мне большей радости, но я не собираюсь кормить и нянчить тебя. Наш клан уходит на север, там новые земли, и слабые будут только помехой. Я прогоняю тебя из клана, лишаю его защиты и забираю твою силу. Иди с миром, Эсмина, но мой совет – утопись в болоте. Вампир, лежащий под гнилой водой без крови, погибнет через год, может, два. Смерть мучительная, зато верная. Мы не знали, что в гостях у графа была та ведьма. Многих братьев и сестер она забрала с собой. И лучше бы тебя тоже убила, потому что такое проклятие снять не сможет ни один колдун.

– Тогда убей меня сам! – взмолилась Эсмина.

Вся ее жизнь прошла вместе с кланом, а другой она себе не представляла. Особенно той, где нужно было молить жертв о крови. Она могла бы питаться кровью вампиров, но никто из братьев и сестер не захотел с ней делиться, Кройн же заставить их не мог. Как не мог он поделиться и своей собственной, потому что она предназначалась только для новообращенных.

– Нет, – покачал головой тот, кто когда-то подарил ей второе рождение. – Я не убиваю своих созданий, но ты можешь попросить об одолжении любого из Клана. Дамы тебе точно не откажут.

О, дамы не только ей бы не отказали, они с нетерпением ждали, когда Кройн оставит ее одну. После того как вампир изгонялся из Клана, сила его меркла. Так лишилась ее и Эсмина, став слабее даже новосозданных.

Она не легла в болото и не подставила горло клыкам кройновских любовниц. Клан ушел на север, к долинам и морю, Эсмина же – на восток, в лесную глушь, которую люди и нелюди называли Млывом – местом между небом и землей. Здесь никто не жил по-настоящему, а каждый попавший сюда гадал, мертв он или еще жив.

Эсмина и раньше наведывалась в Млыво, в основном за дичью, когда людей в округе становилось мало и вампиры переходили на животных. Со зверем в Млыве никогда не было проблем, и Эсмина, уходя в чащу, была уверена, что, применив гипноз, сможет «договориться». Она сомневалась, что гипноз относится к «добровольным» методам, однако проверить, работает ли этот способ добычи еды, так и не удалось. Леса пустовали. Казалось, что все звери ушли вслед за вампирами на север. Сегодняшний дрозд был первым живым теплокровным созданием, кого Эсмина встретила за долгие недели блуждания по Млыву.

В голову, конечно, лезло всякое нехорошее. И что она случайно перешла границу, оказавшись в царстве духов, где живым, разумеется, нет места. И что проклятие умирающей ведьмы было куда страшнее, чем казалось на первый взгляд. И что она, Эсмина, уже умерла, просто еще не знает об этом.

С трудом заставив себя не думать о крови, Эсмина отправилась бродить меж берез, с любопытством рассматривая деревья. Раньше встречались лишь тополя да ясени, а сейчас вот пошли березы. Так она добрела до первых срубов и остановилась в задумчивости. Пеньки говорили об одном: люди близко, а значит, в мир духов она не забрела. В окрестностях Млыва находилась только одна деревня – Ялмар. Клан Кройна лет тридцать назад охотился в этих местах, но потом люди стали вырождаться и уезжать, и было решено оставить деревню в покое. Эсмина так и не поняла, каким образом у нее получилось вернуться обратно к владениям Кройна. Она собиралась уйти как можно дальше на восток, а, оказывается, бродила кругами.

Идти в Ялмар за кровью было еще худшей идеей, чем лечь в болото. Кройн оставил после себя такой кровавый след, что о его бесчинствах местные, без сомнений, сохранили память на века. После первой же «просьбы» о крови ее сожгут без всякого суда.

Решив обойти Ялмар стороной, Эсмина пошла к реке, чтобы перейти на другую сторону. Насколько она помнила, на левом берегу люди никогда не жили.

Течение было быстрым, вода – ледяной. Если второе не пугало, ведь Эсмина давно не чувствовала холода или жара, то сильное течение могло ее унести. С тех пор как Кройн лишил ее силы клана, она очень ослабела. Раньше бросилась бы в быстрые воды, даже не задумываясь, сейчас же замерла на берегу, кусая бескровные губы.

Подняв ладони к лицу, Эсмина огладила впалые щеки, провела по все еще тугой груди, тонкой талии, опустила руки на покатые бедра. Она исхудала, но еще не достигла той точки, после которой возврат к привычному существованию и человеческому виду невозможен. У нее еще осталось немного времени, но слишком мало. Пока она могла предложить людям сделку. Все, что у нее есть, – это тело. Отдать его похотливому селянину за глоток крови сейчас представлялось вполне разумным.

А если она не сможет остановиться? После столь длительного голода Эсмина сомневалась в том, что глотка ей хватит. А Ялмар не такой большой, чтобы договариваться сразу с двумя людьми. Или она все усложняет? Отправиться в деревню, найти первого попавшегося пастуха или дровосека, соблазнить, а дальше будь что будет? Кровь придаст силы, убежать она сумеет. Но если поделившаяся с ней кровью жертва умрет, люди непременно начнут облаву.

Эсмина помнила жуткие времена лет пять назад, когда селяне одной деревни, в которой «питался» клан, пригласили профессионального охотника на вампиров. Тот человек знал свое дело. Потеряв с десяток сестер и братьев, Кройн вынужден был бежать, впервые добровольно оставив «пастбище». Эсмине тогда не посчастливилось лично встретиться с охотником, который оставил ей на память длинный шрам поперек спины – след кнута с серебряным шипом на конце.

Погрузившись в невеселые думы, вампирша вернулась к берегу и побрела в высоком тростнике, который цеплялся за разорванную юбку и растрепанные волосы, уже спускавшиеся ниже бедер. Превратившись в изгоя, Эсмина перестала следить за внешностью. Волосы у вампиров росли еще быстрее, чем когти, а подрезать их – процедура сложная. Длинные пряди могли взять только серебряные ножницы, обращение с которыми требовало большого умения. Обычно ей помогал с этим Кройн, у которого такие ножницы имелись. О том, чтобы Кройн лично обрезал им волосы, мечтали многие сестры клана, усматривая в этом процессе едва ли не сексуальное действие. Эсмину стрижка всегда напрягала, ей нравились длинные локоны. Кройн же обрезал их так коротко, что первые дни она всегда напоминала мальчика.