Сумеречное сердце - Петрук Вера

– Пойдем побродим, – сказала Эсмина девочке, которая послушно засеменила за ней следом. Ребенок по-прежнему говорил маловразумительно, часто повторяя загадочное слово «эни».

Что вампирша искала в окрестных лесах, она и сама толком не знала, но интуиция не подвела. Березы и тополя стали встречаться реже, уступая место лугам и пастбищам. С тех пор как Эсмина навещала поселок последний раз – еще вместе с Кройном, – Ялмар разросся, разбогател. Лошадиный табун насчитывал голов пятьдесят, овец в отарах и вовсе виднелось бесчисленное множество. Но скот вампиршу не интересовал. Дальше начинались пашни и огороды, к ним она и направилась.

Память не подвела. Весной в деревнях отмечали много праздников, но самый крупный был один: День посевных гуляний. А так как тепло стояло давно и лед с реки сошел без следа, то пашни, вероятно, уже засеяли. Что и отмечали всей деревней.

Им повезло дважды. Во-первых, Эсмина набрела на пасеку. Селяне уже выволокли ульи из мшаников, и пчелы успели заполнить первые соты. Спрятав ребенка в дупле, Эсмина разорила самый дальний улей, равнодушно наблюдая, как пчелы силятся прокусить ее твердую ледяную кожу. Большинство так и погибло, оставив жало вместе с брюшками на ее руках и шее. Меда в сотах было немного, но его хватило, чтобы вызвать у девочки такой восторг, что Эсмина всерьез испугалась, как бы их не услышали. Оставив перепачканного, но счастливого ребенка в дупле, вампирша отправилась к пашням, где ей повезло снова.

Спрятавшись за кустарниками, она какое-то время наблюдала, дивясь тому, что творится в людских головах. С десяток молодых девок, побросав одежду в траве, катались нагишом по свежевспаханной земле, смеясь и бросаясь друг в другу грязью. О таких обычаях Эсмина слышала, потому и пришла. Селяне верили, что посевы будут сильными и здоровыми, как те девушки, что покатались по полю. Они придут сюда еще раз, ближе к вечеру, – уже с парнями. В памяти вспыхнуло и погасло нехорошее: вид скорченных, изуродованных обнаженных тел, оставшихся после пиршества Кройна. Некоторые селяне тогда так и умерли, не разжимая объятий. Она и сама принимала участие в том набеге, но не по себе ей стало именно сейчас. Может, сказывалось долгое отсутствие крови или проклятие с изгнанием, а может, все вместе.

Схватив первую попавшуюся блузу с юбкой и поясом и подобрав лапти из мягкой бересты, Эсмина бросилась наутек, мечтая, чтобы страшное воспоминание исчезло из ее головы навсегда. Странно, что «страшным» оно стало только сейчас, когда она, глядя на веселящихся селянок, вдруг осознала, какая пропасть лежит между ней и людьми.

Отдать им ребенка и забыть, уйти к болотам и сдохнуть, повторяла про себя Эсмина, сурово теребя давно нечесаные космы. Девочка собралась ей помогать, но, представив, что помимо грязи, веток и палой листвы в волосах окажутся еще и остатки сот, Эсмина ее отогнала. В конце концов у нее получилось заплести две косы, которые она все равно спрятала под косынку – на всякий случай. Привлекать к себе как можно меньше внимания – вот залог успешного общения с людьми на все времена.

Разговаривать Эсмине вообще не хотелось. Кройн говорил, что она родом с Севера, так как от особого выговора Эсмина не избавилась даже за сто лет. Впрочем, в последние десятилетия она много не разговаривала. Вампиры в клане общались мысленно, а с жертвами Эсмина предпочитала молчать.

– Рот на замок, – велела она девочке и для наглядности приложила палец к губам. – Вот когда я уйду, можешь начинать кричать. Тебя обязательно подберут.

План был прост. Привести девчонку на площадь и оставить поблизости от толпы. Какая-нибудь сердобольная селянка обратит на нее внимание, а дальше пусть люди сами разбираются.

В Ялмар они вошли легко, даже слишком. Эсмина, привыкшая во всем видеть дурные знаки, несколько раз оглянулась на ворота, в любой момент ожидая, что они сейчас закроются, а из улиц выбегут охотники с серебряными копьями. Однажды так уже было, ее тогда спас Кройн, умевший превращаться в гигантскую летучую мышь, но кошмары о мужиках с кольями преследовали Эсмину до сих пор.

Девочка послушно держала ее за руку, и Эсмина постоянно ощущала медовую липкость ее ладони. Прикосновение не раздражало, наоборот, трогало какие-то незнакомые струны души, то ли забытые за долгие годы неживого существования, то ли и вовсе никогда не испытанные.

– Не-не, эни? – Девочка подергала ее за руку и указала липким пальчиком на огромный леденец, изображавший красную лягушку. Они как раз проходили лавку со сладостями. Причудливые сахарные фигурки на деревянных палочках аппетитно торчали из крашеных ведерок и керамических кружек, расставленных по столу как раз на уровне глаз ребенка. Эсмина сама и не обратила бы на них внимания.

И хотя она собиралась пройти мимо, девочка так смотрела на блестящие в ярком солнце леденцы, что вампирша решила остановиться. С нее не убудет, а девчонке в радость. Эсмина не помнила, когда в последнее время доставляла кому-то радость, и собралась попробовать новое чувство на вкус. Можно было применить гипноз, но в кармане украденной юбки завалялась пара монет, и вампирша решила не рисковать. Мало ли кто шастает в ярмарочной толпе. Если кого и гипнотизировать, то только наедине. От обилия столь большого количества теплокровных рядом у голодной Эсмины слегка кружилась голова, и она не была уверена, что вообще способна сейчас на гипноз. Сил осталось немного.

– Самый большой леденец для ребенка! – сказала она, с трудом выговаривая давно позабытые слова. Впрочем, торговка ее поняла и, ловко поймав монеты в открытую ладошку, торопливо произнесла:

– Какой леденец хотите? Они все большие! Где ваше дитятко? Пусть само выберет!

Запоздало Эсмина подумала, что, наверное, дала слишком много денег и сначала следовало бы спросить цену, но, судя по торжественному лицу селянки, обратно монеты она без боя не отдаст.

Махнув рукой на деньги, Эсмина повернулась к девочке и указала на лавку с леденцами. Выбирай, мол. Но та вдруг засмущалась и, уцепившись за ее юбку, принялась хныкать. Эсмина закатила глаза.

– Дайте любой, – прорычала она и обратилась уже к девочке: – Что ты за меня цепляешься? Бери свой леденец, я здесь торчать до вечера не собираюсь.

Торговка как-то странно на нее посмотрела и, поглубже засунув монеты в карман, принялась оглядываться.

– Где ж ваш ребенок? Вы для кого леденец покупаете? Если для себя, то зачем всякое выдумываете? Мне и вам незазорно продать.

– Леденец для нее! – не удержалась от гнева Эсмина и ткнула пальцем в испуганную девчонку. – Ты что, не видишь?

– Не надо хамить, дорогуша, если день не задался, то бери конфету и ступай своей дорогой, – отрезала селянка, по-прежнему глядя только на вампиршу.

Не выдержав, Эсмина молча выхватила первый попавшийся леденец из ведерка и, сунув его девочке, бросила на торгашку возмущенный взгляд. Мол, видишь, кому конфета нужна?

– Ты зачем мой леденец на землю бросила?! – вдруг завопила торговка. – Думаешь, заплатила и можешь о мой товар ноги вытирать? Эй, смотритель, смотритель!

Люди стали оглядываться, а Эсмина, подняв с земли сладость и схватив девочку за руку, поспешно оттащила ее от лавки. Скрыться в толпе не получилось, потому что торгашка, как ужаленная, орала вслед, указывая на них пальцами. Люди расступались и бросали на Эсмину хмурые взгляды. Если бы вампиры умели потеть, она бы вся взмокла от напряжения.

– Вот видишь, что ты наделала! – рыкнула она на ребенка, впрочем, тут же пожалев об этом. Девочка сунула леденец в карман юбки и плелась за ней, понуро повесив голову. Эсмина почувствовала себя последней сволочью. Даже жертвы никогда не вызывали у нее такого чувства.

– Где же тебя оставить? – бормотала она, разглядывая ярмарочные лавки и шатры.

Повсюду толпились люди, но глазели они не на землю, под ноги, а на товары. Для того же, чтобы девочку заметили, надо оставить ее на виду. Иначе точно затопчут. Еще раз прокрутив последнюю мысль в голове, Эсмина заподозрила неладное. Чуйка на неприятности всегда была развита у нее сильно, и сейчас она прямо-таки вопила о подвохе.