Дрозд и малиновка - Марианна Красовская
Славное было время.
Неудивительно, что я очень быстро влюбилась в него по уши. Блестящий выпускник военного училища, красавец офицер, сирота, как и я — казалось, мы просто созданы друг для друга. А потом его отправили на пять лет в Ильхонн, а я спустя полгода рванула вслед за ним.
Совершенно не представляя, что я буду делать в чужой стране с незнакомыми обычаями, я надеялась, что отличного знания языка мне будет достаточно для того, чтобы найти какую-нибудь простую работу, вроде служанки или, может быть, портнихи (я неплохо шила, как и любая выпускница интерната). Но в душе я, конечно, мечтала работать с детьми. Все преподаватели мне говорили, что у меня талант находить общий язык даже с самыми сложными и замкнутыми ученицами.
Итак, я сошла на пристань Ильхонна, восторженно крутя головой, не замечая ни грязи, ни нищих, ни шустро снующих малолетних оборванцев разного цвета кожи и разреза глаз. Все здесь было для меня в новинку. Какие дома! Из цветного камня, в два или этажа, с причудливо изогнутыми крышами, украшенными петухами и драконами, вдоль побережья стоящие вплотную друг к другу. Наверное, в шторм в их окна бьется соленая морская вода! Хотелось бы мне жить в одном из них! В голубом… или даже в красном, пожалуй!
В Ранолевсе дома были из серого камня, тоже высокие, с покатыми крышами (чтобы снег зимой на них не держался) и с маленькими окнами, а то и вовсе без них — так топить было проще, да и налог на окна никто платить не хотел. Здесь, видимо, о таком налоге и не слыхивали! И правильно, на островах гораздо теплее, чем у меня на родине, зимой тут и снег не всегда выпадает.
Я перехватила поудобнее свой саквояж, тщательно проговорила про себя путь в посольство Ранолевса и смело отправилась в путь. Одна, без проводника, решительно думая сэкономить на транспортных расходах. Ивген писал, что посольство находится всего в четверти часа быстрого шага от порта, незачем было тратить деньги, которых у меня совсем было немного, на рикшу или, что еще дороже, на конный экипаж. Это для богатых. На мне были дорожные прочные ботинки, толстая юбка и теплый, подбитый шерстью камзол, в конце концов, я уплывала из едва только проклюнувшейся весны, на в Ильхонне было уже практически лето. Пот струился по моей спине, лоб и волосы под шляпкой взмокли, но я с усердием молодой лошадки, уже не разглядывая ничего вокруг, стремилась к первому моему ориентиру — портовому скверу. Ивген уверял меня, что это совершенно очаровательное место, где можно посидеть на лавочке, наслаждаясь буйным цветением местной флоры и мелодично журчащими струями фонтана. Именно там я и намеревалась снять камзол, повесить его на сгиб локтя и дальше двинуться налегке.
Небольшая круглая площадь, действительно, была прекрасна. Мраморный фонтан напевал нехитрые мелодии, повсюду буйным цветом цвели тюльпаны, гиацинты и какие-то еще незнакомые мне цветы, даже кусты вокруг одуряюще благоухали. Я поставила саквояж на лавочку, сняла, наконец-то, камзол и… с криками мимо меня пронеслась ватага босоногих ребятишек без головных уборов. Я шарахнулась в сторону, больно ушиблась бедром о лавку и тихо выругалась на ранолевском. Какая дикость! Куда смотрят городовые! Они не должны позволять оборванцам сшибать с ног честных леди! Решительно потянулась за саквояжем… и с ужасом обнаружила его отсутствие. Сперва я подумала, что он упал под лавку или улетел в кусты, задетый небрежной рукой, но нет. Его украли. Впору было разрыдаться в отчаянии.
Но я ведь не для того проделала такой длинный путь, чтобы реветь и паниковать, тем более, деньги у меня были спрятаны под рубашкой, а в саквояже были лишь книги, письма и смена одежды. Все равно обидно, мне теперь не во что даже переодеться.
И все же я разревелась, слёзы сами хлынули из глаз. Подхватив камзол и крепко сжав его в руках (чтобы и последнее не потерять), я присела на мраморный бортик фонтана и намочила кончики пальцев холодной водой, намереваясь охладить пылающие щеки. Ой! В ответ на мое движение в воде зашевелились самые настоящие золотые рыбки величиной с ладонь! Видимо, им показалось, что в чашу фонтана упали крошки хлеба или какое-то другое лакомство. Заворожённая чудным зрелищем, я снова тронула воду. Слёзы как-то сами собой иссякли, губы невольно искривились в улыбке.
Ну и дура ты, Мальва Дархон! Тебя только что обокрали, а ты пялишься на глупых рыбок. Ещё неизвестно, у кого из вас больше мозгов!
— Эй, лея, лея! — раздался громовой голос за спиной. — Нет кормить рыб! Не трогать!
Отчего-то голос кричал по-ранолевски.
Я быстро оглянулась и невероятно обрадовалась, увидев городового. Ну, или кто тут был ответственный за соблюдение порядка на улице? Мужчина в форменном чёрном костюме (широкие штаны и куртка, ярко-оранжевый пояс, черная лента на лбу) был чистокровный ильхоннец: смуглый, с раскосыми глазами и круглым лицом. Я подскочила и затараторила на ильхонском:
— Достопочтенный лей, как хорошо, что вы появились, меня только что ограбили! Банда малолетних разбойников украла мой саквояж! Они убежали вон туда!
Если бы рыбки из фонтана заговорили человеческим голосом, мужчина, наверное, был бы удивлён меньше. Он отскочил в сторону, совершенно невежливо уставился мне в лицо, разглядывая так внимательно, словно ожидал найти знакомые черты. Тщетно! Даже при самом большом старании невозможно принять меня за ильхонку: кудрявые рыжие волосы, веснушки и зелёные глаза выдают во мне чужестранку. Ну и фигура тоже, я несколько крупнее и округлее местных жительниц.
— Лея разговаривает на ильхонском? — осторожно уточнил городовой, вероятно, надеясь, что ему померещилось. — Лея попала в беду?
— Да, да! — нетерпеливо отвечала я. — Меня обокрали! Я только сегодня приплыла в Ильхонн и уже столкнулась с форменным безобразием!
Разумеется, я сказала как-то не так, но очень похоже. И именно тогда я услышала то самое слово, которое прилипло ко мне навечно: гюйдо. Круглоглазая. Нет, это не только про глаза, а ещё про то, что чужестранцы все как один глупы, невежественны и склонны вляпываться в неприятности.
Сейчас я
