Пошла, нашла, с ума сошла (СИ) - Красевина Анна
А ну-ка… Я достала из сумочки смартфон и открыла новостное приложение. Погода, курс рубля, утюги повышенной гладибельности, скафандры для работы и отдыха… Они что, уже под мысли рекламу подстраивают?! А вот про аварию летающих тарелок ничего. Стоп! Не думать про тарелки, сейчас накидают предложений столовых сервизов для работы и отдыха.
Я хотела уже убрать смартфон в сумочку, как подумала вдруг о том, что нужно было сделать в первую очередь. Карта Земли! Ведь это так очевидно. Если непонятный парень ниоткуда не падал, то покажет, откуда прибыл. И я подсунула гребешочнику карту. Он долго смотрел на экран, нехорошо меняясь в лице, а потом хрипло выдавил:
— Симбалюка. Гарга…
— А вот ругаться не надо, — пролепетала я в полной растерянности. — Было бы из-за чего.
Ну да, ну да. Абсолютно не из-за чего. Подумаешь, попал на другую планету! Да, нагишом, зато никто не сожрал, не стал делать опыты, не заспиртовал для коллекции и даже не ограбил. Кстати, преимущество путешествий в голом виде — тебя точно не ограбят. Но вряд ли это успокоило бы несчастного находимца, даже если бы он понимал по-русски.
Впрочем, теперь и я ничего не понимала. Самое главное: что мне теперь делать? Не бросать же, в конце концов, этого бедолагу здесь! Но и вести его — куда? В полицию? Нет, наверное, в лесу голому человеку без документов и знания русского языка все-таки безопасней. Да еще с этим гребнем.
Тогда, может, в больницу? Все-таки аномалия у человека. Симпатичная, пушистенькая, но аномалия. Правда, она его не беспокоит, может, вообще жизненно необходима, так что лечить от нее точно не стоит. Да и не будут врачи лечить моего гребешочника. Наверняка передадут ученым для опытов.
Что? Я назвала его моим? Пусть и мысленно, но да, назвала. С ума уже сходить начала! Да нет, это наверное потому, что чувствую за него ответственность, раз уж нашла. Пошла, нашла, с ума сошла. Как бы то ни было, я решила отвести находимца к себе. Может, это и безумное решение, но другого я пока не видела. Приведу — тогда и буду думать в спокойной обстановке, что делать дальше.
— Идем, — решительно махнула я парню.
Он остался стоять. С тем же трагическим выражением на лице, что появилось у него после карты.
— И-ди-за-мной! — громко и отчетливо, как любят изъясняться наши люди с иностранцами, сказала я и замаршировала на месте, поясняя, что нужно делать.
Теперь на лице гребешочника проступило удивление. Но постояв в нерешительности, он все-таки зашагал. Правда, тоже на месте. Пришлось взять его за руку и потянуть:
— Идем-идем. Приглашаю тебя в гости.
Незнакомец двинулся с места, но теперь остановилась я, вспомнив, что живу отнюдь не в лесу. Хорош гость, нечего сказать: из всей одежды — одни очки, а на спине — вообще какое-то недоразумение. Я-то уже попривыкла к его наготе и гребню, но встреченные возле дома люди вряд ли останутся равнодушными, увидев такое чудо. Тут уж без полиции точно не обойдется. А если встретятся дети, вообще нехорошо получится.
— Стой, — сказала я и сняла ветровку. Завязала ему на талии рукава — получилось приемлемо.
Теперь нужно было придумать, чем накрыть гребень. На мне оставались джинсы и полосатый лонгслив. Он вряд ли налез бы на моего находимца, но если набросить на спину, завязав рукава спереди — будет самое то. Но тогда сама я буду совсем не то, потому что лифчик носила редко, и теперь был как раз не такой случай. Встреченные мужчины, возможно, обрадуются, но женщины вряд ли. Опять же дети… Да и сам гребешочник. Он-то, конечно, уже продемонстрировал мне свои прелести и продолжал это без тени смущения делать, но я показывать ему стриптиз была не готова.
По той же причине отпадали и джинсы. Нет, трусики под ними все же имелись, но в качестве одежды для прогулок определенно не подходили. Что еще? Кроссовки? Повязать ему шнурками на шею, пусть болтаются сзади. Но они полностью гребень не закроют, еще и привлекут дополнительное внимание. Да и я босиком по лесу далеко не уйду — до первого сучка.
Ничего не оставалось, как рисковать, в надежде, что издалека гребень не разглядят или примут за шарфик — мода в наше время бывает до умиления причудливой, — а если кто-нибудь окажется близко, прижмусь к спине моего гребешочника — люблю, мол, так, что аж падаю. Хоть мне это и не по душе, но потерплю, что же делать. Лишь бы находимец не испугался.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Я решила его на всякий случай проверить.
— Сейчас я кое-что сделаю, — сказала ему я. — Только ничего такого не подумай, это просто эксперимент.
— Туртомоко, — проговорил парень очень грустным голосом.
— Вероятно, — согласилась я. — Но ты потерпи. Во всех смыслах.
Я обошла его и осторожно прижалась. Пушистый гребень уютно лег в ложбинку меж грудей, я мимолетно пожалела, что на мне лонгслив, но тут же придушила эту мысль в зародыше. Находимец заметно напрягся, но больше ничего не предпринял — вероятно, ждал продолжения. Но нет, эксперимент был уже завершен.
— Идем, — в который уже раз сказала я, взяла гребешочника за руку и повела назад по тропинке.
Сделав несколько шагов, я вспомнила еще кое-что важное. Веду человека к себе домой, а сама даже не знаю, как его зовут. Всего остального про него я тоже не знала, но знакомство начинают как раз с имени. Кстати, и самой надо представиться.
Я сказала: «Стоп!», отпустила руку парня, встала к нему лицом и ткнула себя в грудь:
— Мирослава.
Парень молчал. Из-за темных стекол очков выражения глаз не было видно, и я не понимала, он усваивает информацию или просто тупит.
— Я — Мирослава, — повторила я жест. — А ты?
— Лава… Аты… — выдавил находимец.
— Попугай с куриной памятью, — вздохнув, пробормотала я и помотав головой, сказала отчетливо и громко: — Нет! Не Лава, не Аты. Меня зовут Ми-рос-ла-ва, — произнося свое имя я пару раз хлопнула по груди.
— Лава, — впервые растянул в улыбке губы гребешочник. И добавил: — Мирос. — А потом вполне уверенно повторил: — Лава Мирос.
— Тьфу на тебя, — сказала я. — Издеваешься? Наоборот. И вообще лучше просто Мира. Хотя ладно, — махнула рукой, — Лава тоже годится. Красиво даже. Неотвратимо, всепоглощающе и жгуче. Как бы теперь твое имя узнать?
И я снова ткнула себя в грудь, сказав при этом: «Лава», а потом ткнула его и вопросительно подняла брови. Находимец погладил то место, которого касался мой палец и сказал:
— Пиктиго́уша Энатако́р.
— Уже что-то, — обрадовалась я. — И фамилия у тебя звучная. А имя слишком длинное, я его тоже сокращу, ладно? Пиктя — некрасиво. Гоуша… О! Будешь Гошей! — И закрепляя сказанное, снова хлопнула по себе: — Я — Лава, — а затем шлепнула ладонью по его обнаженной груди: — Ты — Гоша.
— Гоша, — согласился находимец и снова погладил место, до которого я дотрагивалась. Ему что, больно? Настолько нежная кожа? Но тут я увидела, что Гоша опять улыбается. Видимо, мои прикосновения ему понравились. А ну-ка, господин Энатакор, прекратите свои гнусные намеки! Последнее, впрочем, я вслух не сказала, молча взяла гребешочника за руку и продолжила путь.
К счастью, ни по дороге, ни возле дома нос к носу нам так никто и не встретился, а те, кто был вдалеке, не обратили на нас внимания. Зато Гоша как раз обращал внимание на все, то и дело крутя головой и приговаривая что-то вроде знакомых мне уже «симбалюки» с «гаргой», а также новых для моего слуха «пикаторы» и «улюхапы». «Улюхапал» он особенно активно. Видимо, этим словом выражался восторг.
Войдя в квартиру и закрыв дверной замок на все обороты, я первым делом бросилась к шкафу, в надежде, что Валера забыл хоть что-нибудь из тряпок — комплекцией они с Гошей были почти одинаковы. Надежда сбылась лишь частично: обнаружились заношенные, но вполне еще пригодные джинсы. Что ж, уже хорошо, срам прикроет. А вот гребень… Неужели Валера не оставил ни одной рубашки? Хотя бы футболки драной…
Тут я вспомнила, что как раз вчера стирала, в том числе и что-то Валерино — трусы-носки точно, но вроде и футболка попадалась. Я ринулась на балкон, где развесила вечером белье для просушки, а сегодня из-за Валериного финта ушами совсем про него забыла. И хорошо, что забыла, теперь вот пригодилось. Пара трусов, носков — аж семь штук, странно… Но самое главное — футболка! Темно-синяя безрукавка, почти новая. Была ваша, стала наша. В смысле, Гошина. А тебе, Валерочка, пусть Соня теперь стирает.