Время вспоминать - Злата Иволга
— Я зайду завтра, сеньора, ― сказал он. ― А перед уходом еще раз поговорю с вашим мужем. Хорошего дня.
— До свидания, доктор. Спасибо, ― машинально ответила Хоакина, провожая его взглядом.
— Выпьете еще воды, сеньора? ― спросила Соле, подходя к кровати со стаканом.
— Помоги мне лучше сесть, ― сказала Хоакина. ― Садись сама и расскажи, что тут происходит. Нет, ― остановила она Соле, когда та придвинула тяжелый стул к кровати, ― дай мне сначала зеркало.
— Сеньора, может, пока не надо? ― начала Соле, в ее глазах плескалась забота.
— Я что ― с памятью и лица лишилась? ― рассердилась Хоакина. ― Быстро неси.
С лицом все было в порядке. Кроме бледности и синевы под глазами. На месте оказались и растрепанные сейчас и не очень чистые каштановые волосы с немного посветлевшими прядями. «Наверное, выгорели на солнце, ― решила Хоакина, внимательно вглядываясь в свои разноцветные глаза, один карий, другой зеленый, предмет гордости деда Риверы и ее смущения. ― Без шляпки я что ли тут ходила?» Она потрогала темные ровные брови, крупный нос, предмет гордости деда де Веласко, ныне покойного, и ее скрытого отчаяния. Затем коснулась губ, оскалила и осмотрела на редкость ровные белые зубы, хоть в чем-то повезло, и ощупала шею, постепенно продвигаясь к затылку. Там, по словам доктора, должна быть шишка.
— Ай, ― вскрикнула Хоакина и отдернула руку.
— Сеньора, ― всполошилась уже усевшаяся было Соле.
— Перестань, ― шикнула Хоакина, покосившись на дверь. ― Говори ― как так получилось, что я замужем за Фернандо Агиларом? И что со мной произошло, что я памяти лишилась? Я упала?
— Я не знаю, сеньора, ― шмыгнула носом Соле. ― Вас нашли позавчера, в пятницу, поздним вечером. Вы лежали прямо в тростнике дона Пабло, без сознания, словно мертвая. Ах, сеньора…
— Хватит, ― снова прервала зарождающиеся рыдания Хоакина. Соле всегда была очень впечатлительной, как и очень преданной. ― Что я там делала? И кто такой дон Пабло? Впрочем, нет. ― Она схватилась за голову одной рукой. ― Оставим мое падение и дона Пабло. Почему я замужем за Фернандо Агиларом и сижу в колониях?
— Потому что он здесь живет, у него плантация с кофе, ― захлопала глазами Соле.
Хоакина захотела прибить служанку, как совсем недавно Фернандо доктора.
— Соледад, ― прорычала она, чувствуя, как снова в глубине головы зарождается боль. ― Мать и дед, как и все Ривера, скорее оставили бы меня в старых девах, чем дали согласие на такой брак. Что случилось? ― Хоакина вдруг испугалась. ― Они живы? Никто не умер? А отец?
Соле замотала головой.
— Слава богу. Тогда что, черт возьми, произошло?
— Сеньора, не ругайтесь, ― ойкнула Соле. ― Ваша мама бы…
— Я сейчас еще не так заругаюсь, если ты мне все не расскажешь.
— Да нечего рассказывать, сеньора, ― жалобно заломила руки Соле. ― Вы сами вышли за сеньора. Говорили, что любите его.
Хоакина будто налетела с разбегу на стену, о которую разбились все воображаемые ужасы, случившиеся с ее семьей. Начиная от смерти родителей и заканчивая разжалованием или разорением деда.
— Что я говорила?
— Вы вышли за сеньора Агилара по любви. И сеньора де Веласко, отца, уговорили. А он уже и вашу маму, и деда. Точнее, ваш отец попросил вашу бабушку-маркизу, и она… ― Соле запнулась.
— И она скрутила в бараний рог маму и дедушку Ривера, понятно, ― прошептала Хаокина.
— Сеньора, не ругайтесь, ― снова начала Соле.
Но Хоакина только отмахнулась. Стоит ли сейчас думать о воспитании и плохих манерах, когда она теперь не сеньорита де Веласко, а сеньора де Агилар. И сидит не в столичном особняке, а где-то на задворках королевства, в колониях Акульего залива. Вряд ли здесь тщательно соблюдают этикет и следят за воспитанием и речью. И Хоакину сейчас занимало точно не это.
— Я влюбилась в Фернандо Агилара, ― сказала она своему отражению. ― Да еще и пошла на конфликт с семьей и уехала в колонии. И это не сон, потому что шишка на затылке очень болит. Соле, ― она кинула взгляд на служанку, сгорбившуюся на стуле. ― А он? Он тоже в меня влюбился? Или ему было достаточно того, что я племянница маркиза и богата? Наверняка он и помыслить не мог о такой партии.
— Ну… ― протянула Соле, снова принимаясь шмыгать носом. ― Вы точно считали, что да. Сеньор Фернандо сильно привязан к вам. Это видно. Во время перелета вы почти не выходили из купе. ― Соле хватило совести покраснеть.
— Да ну? ― прищурилась Хоакина, чувствуя, как шею тоже заливает краска смущения.
— Да, да. И здесь он… э-э-э… в общем, когда вас нашли, он с ума сходил от беспокойства. И с доктором ругался. Вот.
Хоакине сильно хотелось вытрясти из служанки все, что она знала или подслушала и подсмотрела из их отношений с Фернандо Агиларом, однако разговор выходил уж слишком неприличным. Придется пока поверить в брак по любви.
Хоакина зацепилась за фразу, показавшуюся ей интересной.
— Ругался с доктором? Из-за чего?
К ее удивлению, Соле хоть и перестала смущаться, но замялась. И прежде, чем ответить, огляделась по сторонам.
— Доктор Варгас считает, что вы ничего не помните из-за шишки. Вы неудачно упали. Только вот сеньор Фернандо думает, что на вас могли напасть.
Хоакина фыркнула от неожиданности.
— И почему он так решил?
Соле вздохнула.
— То есть я успела не только выйти замуж, но и завести врагов, ― сказала Хоакина, опуская зеркало на одеяло. ― Вечером покажешь, где лежат бумаги, что я привезла с собой. В том числе письма. Поняла? Будем есть кабана по частям.
Хоакина сидела на кровати, облокотившись спиной на мягкие подушки, и ждала мужа. Она была умыта, одета и даже с уложенными, хоть и не вымытыми, как следует, волосами. Все эти чудеса, почти не потревожив шишку, сотворила Соле с помощью местной горничной, синекожей и высокой, с добрыми глазами цвета спелого красного винограда. Судя по всему, она была искренне рада выздоровлению хозяйки, потому что постоянно улыбалась.
Хоакина с тоской подумала, что придется привыкать к тому, что здесь вся домашняя прислуга, кроме Соле, из местных жителей. И еще множество их работают на плантации. Заново привыкать. Как и к пению незнакомых птиц за окном, крикам неведомых зверей по ночам, разносящихся по округе, чужому дому и чужому человеку, ставшему ее законным супругом. Именно он сейчас входил в ту самую красивую дверь комнаты. Ее комнаты, поправила себя Хоакина.
