Стажёр в Министерстве Магии - Юлия Шеверина
На безупречной сияющей коже ее лица проступил легкий румянец, полные ягодные губы неуловимо облизнулись и растянулись в нежной теплой улыбке.
— Феликс, доброе утро! Вы такой молодец, что пришли заранее, Зинаида Николаевна ужасно не любит опоздунов!
Она ласково взяла за руку вмиг забывшего весь словарный запас Феликса и потянула на себя.
— Зовите меня Энжи. Да, никаких церемоний. Я увидела по камере, что вы стоите на улице. На такую рань было назначено только вам, потому я знаю ваше имя.
Феликс сделал три шага в темноту за Энжи, которая распахнула перед ним дверь.
— Осторожно, вот тут ступенька.
Они шагнули в зал, освещенный огромными окнами.
Феликс, никогда не страдавший топографическим критинизмом, вдруг осознал, что именно здесь должна находиться помойка, таджики и мусорные баки.
И вообще, за стеной не было никакого строения, которое могло бы вместить в себя просторное пустое помещение. С окнами, в которых был виден уютный… парк!?
«Это переутомление. Я или сошел с ума, или же просто из-за стены мне было не видно, что там на самом деле. Да, кто их знает тут в центре. Вполне могли выкопать себе овраг и засадить кустами. Ну точно. А звуки мусоровоза были не из-за стены, а дальше. Звук просто исказился о стены зданий и мне казалось, что за стеной были люди. А ничего такого не было и в помине» — лихорадочно искал объяснение Феликс, делая вид, что все идет ровно так, как он и ожидал.
— Проходите, Феликс. В верхней одежде дальше этого зала нельзя, так что давайте свою куртку.
Феликс безропотно отдал.
Попроси Энжи его разуться, он без вопросов расстался бы и с ботинками.
Вторая волна удивления догнала его, когда блистающая красотой Энжи, авансом растратившая, кажется, весь запас женских улыбок, положенных Феликсу в этом году, зашла за полированную стойку палисандрового дерева и повесила его куртку в шкаф.
«Это что это за место такое, где в гардеробе куртки принимает топ-модель?»
Глава 2. Более редкий, чем белая ворона
Rarior corvo albo est.Более редкий, чем белая ворона (лат.)
— Сейчас заходите в лифт, — Энжи указала на ряд зеркальных панелей в полусотне метров от них, — едете на восьмой этаж. Вам нужна переговорная с черной дверью. Располагайтесь, Зинаида Николаевна подойдет ровно в тринадцать ноль-ноль.
Феликс посмотрел вокруг.
Черные стены, черный пол, черные рамы, черное дерево стойки и даже глаза Энжи казались черными. А если на восьмом этаже тоже самое? Не будет же он ломиться в каждую дверь? «Ладно, на месте разберусь, не выглядеть же полным идиотом перед этой богиней», — смутился он, поблагодарил красавицу и отправился на встречу с судьбой.
На восьмом этаже вопрос, мучивший Феликса, отпал. Весь этаж был окрашен простой белой краской. Такой обыкновенно красят больничные коридоры. Нужного цвета дверь из черного матового стекла была единственной.
За ней оказалась абсолютно банальная переговорная комната с овальным столом и пятком разномастных офисных стульев. Пользуясь случаем, Феликс занял место напротив входа.
Недалеко ударили старинные часы. «Видимо, уже час дня», — успел подумать он.
Черная дверь открылась. Вошла та самая Зинаида Николаевна.
Она выглядела на ухоженные тридцать пять лет. Глядя в ее блестящие, как звезды, глаза, Феликс не дал бы ей и тридцати. Если бы не седые волосы, которых было никак не меньше половины…
Холодный электрический свет не мог скрыть лёгкий загар на ее смуглой и по девичьи нежной коже, а ресницы были длиннее и гуще, чем у Феликса.
Черное шелковое платье свободно сидело сверху и было стянуто на талии широким бархатным пояском.
Широкие рукава открывали изящные запястья с длинными пальцами.
Она сделала шаг, юбка распахнулась, приоткрыла тонкую ножку в бежевой туфельке на высоком каблучке.
Мгновение и ткань черной волной прикрыла и ножку и туфельку, будто их и не было.
— Добрый день, Феликс, — Зинаида села, перевела взгляд на стиснутые в его руках листочки, — расслабьтесь и уберите резюме, оно вам не понадобится.
Изогнутые черные брови, чуть присыпанные по краям серым, драматично приподнялись на ее лице. Запахло сандалом и корицей.
— Не будем терять время. Построим нашу беседу так: сперва вы расскажете о себе, после я задам вам несколько вопросов и расскажу подробнее об условиях работы и задачах. Вы согласны?
«А разве были варианты?» — подумал Феликс. — Конечно, — ответил он, — только зовите меня Алексом.
Зинаида выслушала короткий и деловой («Молодец, подготовился!») рассказ об учебных и карьерных достижениях юного кандидата.
Было интересно, насколько он приукрасит свои достижения. И приукрасит ли? К короткой радости будущего начальства, Феликс свои заслуги оценил достаточно скромно и даже умолчал о том, что еще месяц назад ему предлагали место зам. отдела. Возможно, дело было в том, что в итоге его получила племянница подруги сестры начальника этого самого отдела.
«Неплохо, неплохо. Видно, уплывшее повышение его задело, но перемывать кости бывшим коллегам не стал. Значит сплетничать не любит и не будет», — сплетников Зинаида не любила еще больше, чем опоздунов.
— Фе.. Алекс, — она в последний момент вспомнила о его просьбе и поправилась, — расскажите, что для вас было самым сложным в работе журналистом?
Зинаида выбрала момент, чтобы перевести беседу ближе к поводу, ради которого она пригласила в Министерство этого мальчика в винтажных очках.
— Рутина. Однообразность. Слишком простые задания, — Феликс задумался, — впрочем, это не самое страшное. Можно пережить. Ведь чтобы что-то делать хорошо, нужно повторить это действие много раз. И чем больше — тем лучше. Будь у меня в запасе сто лет тренировок с текстами, я думаю, стал бы виртуозом, — он улыбнулся немного грустно, — сложнее всего, наверное, было преодолеть разочарование. Я имею ввиду разницу между работой журналиста в кино или книгах и в реальностью.
«Будь у тебя сто лет для упражнений, тебя бы интересовали совсем другие вещи, мой мальчик», — подумала Зинаида, но вслух сказала:
— И что же вас так разочаровало?
— Иллюзия свободы и выбора. Вот, вроде бы, пока учишься, учат тебя по-старому, будто мы в каком-то идеальном мире живем. А выходишь в реальную жизнь, где нужно бежать и собирать три десятка статистов для съемок сюжета о погоревшем доме или взрыве на площади, и чувствуешь себя не журналистом, а сценаристом плохого кино. Которое потом показывают по телевизору в новостях на всю страну и говорят,
