Танец воров - Мэри Э. Пирсон
Я видела тревогу в глазах королевы, слышала в голосе. И связана она была не только с прошлым. Королева боялась за будущее. Что-то назревало, и она отчаянно пыталась это остановить.
Я бросила взгляд на долину. На большом расстоянии кости и повозки терялись в безмятежном зеленом море, скрывая правду.
Ничто не было тем, чем казалось.
* * *
Ворчание Гриза по поводу предстоящей ночевки – дело обычное. Он предпочитал рано разбивать лагерь и так же рано уходить, иногда даже до рассвета, как будто одерживая победу над солнцем. Когда мы вернулись, его лошадь уже была готова, а костер потушен. Все, что ему оставалось, – нетерпеливо наблюдать, как мы пристегивали к седлам спальники и мешки.
Примерно через час нам предстояло разойтись в разные стороны. Гриз направлялся в Сивику, в Морриган, чтобы передать королю, брату королевы, новости. Доставку важных посланий королева не доверяла никому, даже вальспрею, которого нередко использовала для передачи незначительных сообщений. Она прекрасно понимала, что на вальспрея могли напасть птицы или намеренно сбить люди. Гриза же ничто не могло остановить, за исключением, пожалуй, непреодолимого желания заглянуть в Терравин, – возможно, поэтому он так торопился. Синове любила подтрунивать над Гризом и постоянно донимала его шутками о возлюбленной из Терравина, при этом ее слова всегда поднимали бурю эмоций и отрицаний. Гриз был рахтаном старой закалки, хотя в наше время рахтаны уже не являлись той элитной, живущей по строгим правилам десяткой. Теперь нас стало двадцать. С приходом королевы к власти многое изменилось, в том числе и я.
Пока я складывала палатку, Гриз подошел ко мне, встал рядом и стал наблюдать. Я была единственной, кто пользовался палаткой, – она была совсем небольшой и не занимала много места. Когда во время миссии в южной провинции Гриз впервые увидел мое снаряжение, он был против и молчать не стал. «Мы не спим в палатках», – проворчал он с отвращением. Я до сих пор помнила, как неловко мне стало. Однако в последующие недели сумела переплавить стыд в решимость. Слабость делает человека мишенью, а я давно пообещала себе не становиться жертвой. Поэтому похоронила стыд глубоко под броней, которую не могли пробить никакие оскорбления.
Гриз смотрел угрюмо, загораживая мне свет своей громадной фигурой.
– Неужели ты не одобряешь мою технику складывания? – спросила я.
Он промолчал.
– В чем дело, Гриз? – отчеканила я, обернувшись.
Он потер пальцами заросший щетиной подбородок.
– Между нами и Хеллсмаусом простираются равнины. Пустынные земли.
– К чему ты клонишь?
– Ты… не пострадаешь?
Я встала, бросив ему сложенную палатку. Он поймал ее.
– Я справлюсь, Гриз. Не переживай за меня.
Он нерешительно кивнул.
– Главный вопрос в том, – добавила я, помедлив для эффекта, – справишься ли ты?
Гриз выгнул бровь, бросил на меня озадаченный взгляд и потянулся к ножнам на боку.
Улыбаясь, я продемонстрировала ему украденный кинжал.
Его недовольство сменилось ухмылкой. Он вложил кинжал в ножны и, приподняв густые брови, одобрительно покачал головой.
– Держи нос по ветру, Десятка.
Десятка – мое второе имя, завоеванное невероятным трудом. Признание моих способностей. В знак благодарности я подвигала всеми десятью пальцами.
Никто, тем более Гриз, никогда не забудет, каких усилий мне это стоило.
– Эй, ты хотел сказать против ветра? – отозвался Эбен.
Я бросила на него взгляд. И никто, особенно Эбен, не забудет, что моя жизнь в качестве рахтана началась в тот день, когда я плюнула в лицо королеве.
Глава вторая. Кази
Я заметила королеву, когда она шла по узким грязным улочкам Брайтмиста. Я ничего не планировала, но порой случайные действия способны направить нас неожиданным путем, изменить судьбу и то, что определяет нас. Вот пример: Казимира, сирота, уличная воровка, бросила вызов королеве и превратилась в рахтана.
В шесть лет меня толкнули на один путь, а позже – в день, когда я плюнула новой королеве в лицо, – моя жизненная дорога резко свернула. Улыбка королевы – весьма неожиданная реакция на мой поступок – определила не только мое будущее, но и будущее королевства. Ее меч висел в ножнах на боку. Толпа зевак, затаив дыхание, ждала дальнейшего развития событий. Все знали, что случалось в подобных ситуациях раньше. Будь она Комизаром, я бы уже давно лежала без головы. На самом деле ее улыбка испугала меня даже больше, чем меч: я поняла, что прежняя Венда, где я так хорошо ориентировалась, осталась в памяти. И я возненавидела ее за это.
Выяснив, что я сирота, она велела стражникам привести меня в Санктум. В то время мне казалось, что я очень умная. Слишком умная по сравнению с молодой королевой. На тот день мне уже исполнилось одиннадцать, и, конечно, я не терпела, когда вмешивались в мои дела. Я думала, что перехитрю ее так же, как и всех остальных. В конце концов, это было мое царство. Все десять пальцев находились при мне – и репутация в придачу. На улицах Венды меня благоговейным шепотом называли Десяткой.
Вор или мнимый вор с десятью пальцами считался легендой. Окажись я пойманной с краденым товаром, мое прозвище в одночасье сменилось бы на Девятку. Восемь квотерлордов, назначавших наказание за воровство, называли меня иначе: для них я была Теневой странницей, так как даже в полдень, клялись они, я могла наколдовать ночь и скрыться под ее покровом. Некоторые, завидев меня за версту, начинали судорожно теребить амулеты, спрятанные под одеждой. Что бы ни говорили, но удачу мне приносила не только темнота. Знание людей и уличной политики – вот что являлось залогом моего успеха. Я оттачивала навыки, сталкивая лбами квотерлордов и купцов. Я будто была музыкантом, а они – барабанами под моими ладонями. Они хвастались друг перед другом, утверждая, что мне никогда не обвести их вокруг пальца, пока я ловко избавляла их от вещей, которым могла найти лучшее применение. Их неисчерпаемый эгоизм стал моим верным сообщником. Извилистые переулки, туннели и переходы служили мне школой, а желудок – неумолимым наставником. Но мной управлял и другой, более глубокий вид голода – жажда ответов, которые было не так просто вытащить из имущества надменного лорда.
Вот только из-за королевы знакомый мне мир в одночасье разрушился. Я голодала и пускала в ход когти, чтобы достичь этого положения, и меньше всего на свете мне хотелось его лишаться. Тесные извилистые
