Валенидовна Колесова - Аптечная ведьма
— Так вот, Мариам, для чего мы к тебе наведались… — Агнесс, наконец, отставила чашку, и я обратилась в слух.
Звякнул колокольчик. Я только еще оборачивалась, а дьякон уже очутился у входа, придерживая дверь.
Я мысленно застонала: ну до чего ж не вовремя!
Татьяна стояла на пороге, не решаясь ни войти, ни выйти. Со стороны казалось, что они с дьяконом играют в перетягивание двери; только лицо Иеремии по-прежнему было невозмутимым, а у Татьяны даже пот выступил над побелевшими губами. Да заходи же, идиотка!
— Подойди ко мне, дитя мое! — словно услышала мои метавшиеся мысли Агнесс.
Татьяна, наконец, отцепилась от дверной ручки и подошла на негнущихся ногах к столу. Неловко присела, бормоча приветствие, и коснулась губами перстня. Вошедшая за ней девочка разглядывала всех любопытно посверкивающими голубыми глазенками: не научилась еще бояться.
— Твое имя?
— Татьяна… Лиховец. Гадалка. Третий уровень, матушка…
Она никогда не сталкивалась с Агнесс, но сознавала, что перед ней явно не рядовой состав инквизиции. В глазах Татьяны по-прежнему метался ужас.
— Опять привела ко мне Малушу? — с нажимом спросила я.
Гадалка все косила, как испуганная лошадь, на маячившего рядом дьякона, но кажется, начала приходить в себя. Пробормотала:
— Я… да… пусть она у тебя побудет…
— Как обычно, до вечера?
— Да-да…
— Малуша, пойди вниз, поиграй с детками!
Белобрысые косички едва успели за своей стремительной хозяйкой. Татьяна пятилась к выходу: Агнесс наблюдала за ней с благожелательным любопытством, Иеремия — равнодушно.
— До свидания…
Кинув последний затравленный взгляд на дьякона, Татьяна наконец скрылась в дверях. Агнесс с интересом посмотрела на меня.
— Дети?
Я пожала плечами.
— Подростки подрабатывают в аптеке в 'высокие часы'. А детишек мне время от времени подкидывают знакомые, когда оставить не с кем. У Лиховец гадательный салон чуть дальше по улице… Итак, матушка, вы собирались рассказать мне о цели вашего визита. Еще чаю?
— Да, спасибо, милая.
— А вам, господин дьякон? — сладенько предложила я.
Иеремия в этот раз не удостоил меня ни ответом, ни взглядом. Слава всевышнему! Я сделала глоток, и в этот момент Агнесс сказала:
— По нашим сведениям, в городе появился Словесник.
Не знаю, какой от меня ожидали реакции, но от неожиданности я поперхнулась и жестоко закашлялась — до слез, чуть ли не до рвоты… Когда, наконец, пришла в себя, вытерла салфеткой горевшее лицо и спросила севшим голосом:
— Вы уверены?
Вопрос был таким же излишним, как и переспрос: 'что вы сказали?'
— Ты ничего об этом не знаешь, Мариам?
— Мне… нечего сказать вам, матушка Агнесс.
— Зато мне есть, что сказать! — Агнесс подалась вперед, упершись округлым подбородком в сомкнутые замком руки. Глаза ее сейчас потеряли обычные мягкость и лукавство и стали колючими, немигающими — глаза змеи, наметившей жертву. — Если кто-либо что-либо знает о Словеснике и передаст нам эти сведения, то он (она) получит индульгенцию до конца дней своих…
Ох! А долгими ли будут эти дни?
— Передай ковену, — впервые Агнесс говорила так откровенно, без экивоков, — что и в его интересах побыстрее передать Словесника к нам в руки. Колдун, одним словом своим заставляющий делать человека то, что противно его природе, разуму и божественному замыслу…
— Да это же признак любого успешного политика! Не пробовали поискать среди них?
— Оставь свои шутки, Мариам!
День, когда я перестану шутить — пусть и не всегда мои шутки вызывают смех — станет последним днем нашего мира. Иначе на чем ему еще держаться?
— Я очень серьезна, матушка Агнесс. Есть ли признаки, по которым можно узнать Словесника?
— Нет. Он может быть любого пола и возраста, вероисповедания и национальности…
— То есть, он может появиться и среди инквизиторов? — вставила я с наивозможнейшей почтительностью.
— Чистота наших рядов — наша забота! Кстати, Словесник может быть и ребенком — в том числе и не проявленным. Может быть, он как раз находится здесь, внизу?
Сердце мое сжалось, но я сказала вкрадчиво, подражая иезуитскому тону матери Агнесс:
— А может быть, он находится в этой комнате?
Тишина. Агнесс слегка отклонилась назад, пытливо меня рассматривая. Кажется, я зарвалась…
— И такое возможно, — сказала она, наконец. — Словесником может стать и уже проявленная ведьма. Что напомнило мне… С завтрашнего дня выходит указ, как его там… — она поднесла ко лбу палец, демонстрируя старческую забывчивость. — В связи с… ну это мы еще сформулируем… тра-ла-ла… верховный совет рекомендует и приказывает ужесточить контроль за действиями проявленных ведьм… временно ограничить их гражданские права, как то… право на свободное передвижение с места постоянного проживания… обязует их проходить контроль каждые два дня… Что же касаемо ведьм не проявленных, а пуще того — не зарегистрированных, — Агнесс начала с кряхтением вставать, телохранитель поддержал ее под пухлый локоток, — им дается срок три дня на прохождение регистрации, иначе наказание будет суровым, по законам военного времени… конечно, я шучу, моя милая, но тюремное заключение обеспечено, так и передай…
Значит, все, что сейчас происходит в городе, решено свалить на ведьм… Не в первый раз, кстати.
— Передам, — потерянно сказала я, осмысливая все ею сказанное. И взвыла: — Каждые ДВА ДНЯ?! Матушка Агнесс! Помилуйте, да как же так!!
Агнесса залилась звонким девичьим смехом.
— Ох, моя бедная девочка! Но для тебя-то мы, конечно, сделаем исключение.
— Я вам так благодарна, матушка…
— Раз в два дня тебя будет проверять Иеремия.
Я потеряла дар речи.
Не знаю, кто из нас был поражен больше. Дьякон даже сделал шаг к патронессе, наклонил голову, заглядывая ей в лицо, словно проверяя, не шутит ли та.
— Я?!
— Он?!
— Но ваша охрана…
— Уж лучше я проторчу полдня в участке!
— С этим справится любой пристав…
— Что про меня подумают соседи? Клиенты?
Агнесс, по-прежнему смеясь, вскинула пухлые ладони:
— Тише-тише, дети мои! Иеремия, Мариам — наш лояльный осведомитель, мы не должны причинять ей неудобств больше, чем потребно для соблюдения закона. Мариам, Иеремия будет приходить сюда в штатской одежде. Больше никаких возражений?
Возражения были.
И все они были бесполезны.
Я поглядела на четкий профиль отвернувшегося к окну дьякона. На его крепких скулах ходили желваки.
Когда вновь зазвенел колокольчик, Иеремия лишь бросил взгляд на дверь, но не сдвинулся с места. Анна Камча, владелица салона красоты через дорогу напротив, замешкалась вовсе не от испуга — чего ей-то бояться? — просто оценивала размер моих неприятностей и стоит ли теперь иметь со мной дело.
