Карен Монинг - За горным туманом
— Что? — В ее хриплом контральто звучали сварливые ноты.
Он вздохнул.
— Мы с тобой уже обсуждали это…
— И ты никогда мне не отвечал.
— Перестань сравнивать, моя сладкая. Ты знаешь, это глупо…
— Как я могу не сравнивать, ведь ты можешь сравнить меня с сотней, нет, с тысячей других, даже с мой сестрой? — Ее очерченные брови сдвинулись в угрюмую складку над сверкающими глазами.
Он раскатисто засмеялся.
— А со сколькими меня сравниваешь ты, прекрасная Эсмеральда?
— Моя сестра не могла быть так же хороша как я. Она была почти девственница. — Она выплюнула последнее слово с отвращением. Жизнь слишком непредсказуема, чтобы девственность считалась ценностью среди её народа. Страсть, во всех её проявлениях, была здоровым элементом цыганской культуры.
Он поднял руку, останавливая ее.
— Остановись. Немедленно.
Но она не могла. Ядовитые слова обвинений выскакивали быстро и яростно, направленные на единственного мужчину, который заставлял ее языческую кровь петь, и на его скуку, высеченную как в граните на совершенном лице, когда он лежал меж её бедер в этот вечер. По правде говоря, и в течение других вечеров.
Он молча перенес вспышку ее гнева, и когда она, наконец, замолчала, повернулся обратно к окну. Вой одинокого волка прорвался в ночи, и она почувствовала ответный вопль, поднявшийся внутри неё. Она знала, что молчание Хока — это его прощание с ней. Уязвленная пренебрежением и унижением, она, дрожа, лежала на постели — на постели, в которую, она знала, ее больше никогда не попросят лечь.
Она совершила бы убийство из-за него.
Что и попыталась сделать несколько мгновений спустя, когда бросилась к нему с серебряным кинжалом, который стянула со столика у кровати. Возможно, Эсмеральда покинула бы его, не произнося клятвы мести, если бы он выглядел удивленным. Или хоть на мгновение встревоженным. Ну, хотя бы расстроенным.
Но он не выказал ни одной из этих эмоций. Его прекрасное лицо озарилось, и он засмеялся, легко увернувшись от нее, поймал ее руку и выбросил кинжал в открытое окно.
Он смеялся.
И она прокляла его. И все его потомство, рожденное в браке и вне брака. Когда он начал успокаивать ее поцелуями, она проклинала его через стиснутые зубы, несмотря на то, что ее предательское тело таяло от его прикосновения. Мужчина не должен быть так красив. Не должен быть таким непревзойденным. И таким чертовски бесстрашным.
Ни один мужчина не смеет бросать Эсмеральду. Он покончил с ней, но она еще не покончила с ним. Она никогда не покончит с ним.
* * *— Это не твоя вина, Хок, — предположил Гримм. Они сидели на мощеной террасе Далкита, потягивали портвейн и курили заграничный табак с истинно мужским удовольствием.
Сидхок Джеймс Лайон Дуглас потер свой совершенный подбородок безупречной рукой, раздраженный тенью щетины, которая всегда появлялась там несколько часов спустя после бритья.
— Я просто не понимаю, Гримм. Я думал, она получает со мной удовольствие. Почему она пыталась убить меня?
Гримм нахмурил бровь.
— Тогда что же ты делаешь с девушками в постели, Хок?
— Я даю им то, что они хотят. Фантазии. Мою жаждущую плоть и кровь, чтобы выполнить каждую их прихоть.
— И откуда ты знаешь, каковы женские фантазии? — Размышлял вслух Гримм.
Граф Далкит мягко рассмеялся, пьянящим, самоуверенным, мурлыкающим рокотом, который, как он знал, сводил женщин с ума.
— Ах, Гримм, ты просто должен прислушаться всем своим телом. В ее глазах можно прочесть, знает она или нет. Она ведет тебя своими негромкими криками. В едва различимых покачиваниях ее тела ты узнаешь, хочет ли она, чтобы ты был спереди или позади её пышных изгибов. С нежностью или с силой, если она хочет нежного любовника или ищет самца. Если она хочет, чтобы ее губы целовали или жестоко пожирали. Если она хочет, чтобы ее грудь…
— Я всё понял, — прервал его Гримм, с трудом сглотнув. Он поменял положение на стуле и распрямил ноги. Скрестил их снова и натянул на них килт. Снова распрямил их и вздохнул.
— А Эсмеральда? Ты понял ее фантазии?
— Слишком хорошо. Одна из них — это стать леди Хок.
— Она должна была знать, что этого невозможно, Хок. Каждый знает, что ты почти что женат, с тех пор, как король Яков издал указ о твоей помолвке.
— Можно считать, что я почти покойник. И я не хочу говорить об этом.
— Время приближается, Хок. Ты не только должен говорить об этом, ты должен что-то делать с этим — например, поехать за своей невестой. Время уходит. Или тебе все равно?
Хок бросил косой взгляд в сторону Грима.
— Только чтобы удостовериться, и все. Ведь осталось не более двух недель, помнишь?
Хок пристально всматривался в ясную ночь полную сияющих звезд.
— Как я могу забыть?
— Ты действительно думаешь, что Яков выполнит свои угрозы, если ты не женишься на девчонке Комина?
— Абсолютно, — категорично ответил Хок.
— Я не понимаю, почему он так сильно ненавидит тебя.
На лице Хока мелькнула сардоническая улыбка. Он знал, почему Яков ненавидел его. Тридцать лет назад родители Хока унизили Якова до глубины его тщеславной души. Так как отец Хока умер, прежде чем Яков смог отомстить за себя, король вместо отца переключился на Хока.
В течение пятнадцать долгих лет Яков контролировал каждую минуту жизни Хока. За несколько дней до того, как срок его службы королю должен был истечь, Яков изобрел план, чтобы повлиять на каждый момент его будущей жизни. По указу короля Хок принужден был жениться на девице, которую не знал и не хотел. Старая дева-затворница, которая по слухам, была ужасно отвратительна и бесспорно безумна. Это была извращенная идея короля Якова о пожизненном приговоре.
— Кому дано понять королей, мой друг? — Уклончиво сказал Хок, явно положив конец этой теме.
Двое мужчин замолчали. Оба погрузились в раздумья по различным причинам, глядя в бархатное небо. Из сада послышался мягкий крик совы. Сверчки терли ножками, производя сладкую музыку, отдавая дань сумеркам, пришедшим в Далкит. Звезды пульсировали и мерцали на иссиня-черном занавесе ночи.
— Смотри. Одна упала. Там, Хок. Что ты сделаешь с этим? — Гримм показал на белую точку, резко упавшую с небес, оставляющую за собой молочно-белый след.
— Эсмеральда говорит, что если загадать желание на падающую звезду, то оно исполнится.
— Ты загадал сейчас?
— Бессмысленный разговор, — усмехнулся Хок. — Глупый романтический бред для мечтательных девиц.
Конечно, он загадывал. Каждый раз, в последнее время, как видел падающую звезду. Всегда одно и то же желание. В конце концов, время приближалось.
