Бобби Хатчинсон - Возрождение любви
– Как часто повторяются схватки? – Пейдж обратила свой вопрос к Дэйву, который следил на мониторе за родовым процессом.
Его грубоватое лицо было совсем бледным, и Пейдж ощутила прилив симпатии к нему. Он, похоже, находился в худшем состоянии, чем ее пациентка.
– Повторяются каждые пять минут, и так без изменений с самого начала. Она испытывает ужасные боли, доктор. Вы не можете дать ей что-нибудь болеутоляющее?
Разговор об этом имел место раньше, когда Лиз и Дэйв приходили в ее кабинет, но Пейдж снова стала терпеливо объяснять, почему она предпочитает не применять наркотики рожающим у нее матерям, если в этом нет крайней необходимости.
– Что бы я ей ни дала, Дэйв, это окажет депрессивное воздействие на ребенка. Я хочу избежать этого, если мы сможем. Кроме того, наркотик не снимает боль, а зачастую приводит к тому, что матери труднее справляться. Наркотики делают мать сонной, она утрачивает над собой контроль. Но, как я говорила вам и раньше, решение остается за Лиз. Если она действительно чувствует, что не может больше выдерживать, то я, конечно, дам ей что-нибудь.
Схватка прошла, и Лиз энергично замотала головой.
– Я ничего не хочу! Я в порядке, я не приму ничего, что может повредить ребенку!
Словно обороняясь, она обхватила руками свой живот, стараясь при этом не потревожить провода монитора.
Пейдж обняла Лиз за плечи и прижала к себе, ощущая, как напряжено все ее тело.
– Вот и хорошо, дорогая. Дэйв, почему бы вам не лечь на постель сзади Лиз и не прижать ее к себе, обняв ногами и поглаживая ее живот, чтобы она чувствовала вашу поддержку, когда начнется новая схватка.
Пейдж знала, что это отнюдь не ослабит остроту боли, но ощущение рук мужа эмоционально поддержит Лиз, а у Дэйва появится такое чувство, что он ей как-то помогает. Они были мужем и женой, чья любовь проявляется во взаимных прикосновениях, и Пейдж почувствовала себя растроганной, видя эту физическую связь между ними. Это зрелище вызвало у нее грусть и зависть, оно напоминало о пустоте ее собственной одинокой жизни как ничто другое.
Дэйв сделал все так, как предложила Пейдж, сбросил свои поношенные кроссовки «Адидас» и осторожно лег позади жены. На одном носке у него виднелась дырка.
Наступила еще одна схватка и прошла. Лиз выглядела теперь более спокойной, прижимаясь к телу мужа. Однако монитор показывал, что биение сердца ребенка колеблется больше, чем раньше, упав до 120, потом до 110. Пейдж вышла из палаты и нашла Аннетт.
– Я не уверена, что происходит с младенцем, пульс очень неровный. Я думаю, надо, чтобы вы принесли прибор для внутривенного переливания крови, и мы были бы убеждены, что группы крови совпадают, и кровь у нас под руками – просто из предосторожности.
В этом был смысл – иметь все наготове на тот случай, не приведи Господь, если дела пойдут плохо и ей придется срочно перевести Лиз в операционную для кесарева сечения.
Пейдж страстно надеялась, что в этом не будет необходимости. Она не любила кесарево сечение. По ее мнению, хирургическое вмешательство, хотя оно и бывает иногда необходимым и во многих случаях спасает жизнь, должно рассматриваться только как крайняя мера. Пейдж считала, что если есть хоть малейшая возможность, надо предоставить природе делать свое дело.
Аннетт быстро нашла аппарат для переливания крови и последовала за Пейдж в палату, не моргнув глазом при виде мужа и жены, лежавших рядом на высокой больничной койке.
В родильном отделении больницы считали, что важнее всего человек, и именно поэтому Пейдж направляла сюда своих пациенток. Несколько месяцев назад здесь рожала ее пациентка, слепая, и руководители больницы разрешили, чтобы вместе с хозяйкой там находилась и собака-поводырь.
– А это зачем? – Лиз с тревогой уставилась на прибор для переливания.
Пейдж спокойно объяснила ей, что это такое и почему она считает, что прибор должен быть под руками.
– Биение сердца ребенка меняется сильнее, чем мне хотелось бы, так что мы должны быть готовы ко всему.
Она осторожно объяснила Джексонам свое отношение к кесареву сечению еще в один из первых их визитов в ее клинику, и теперь рассказала им, какие именно обстоятельства могут вызвать необходимость операции.
– Я хочу быть готовой на тот случай, если ваш ребенок окажется в трудном положении. Вы знаете, что я предпочитаю нормальные роды, но мы не хотим оказаться во власти случая.
Пейдж старалась не слишком пугать их, но объяснила, что головка ребенка не совсем в том положении, в каком должна быть, и что пульс у него падает. В конце концов это тело Лиз и это ее ребенок. По мнению Пейдж, это давало Лиз право знать всю правду и право понимать, что происходит. Продолжая разговаривать, Пейдж нашла вену на руке Лиз и воткнула шприц капельницы.
У Лиз началась новая схватка, и Аннетт, следившая за пульсом ребенка на мониторе, тихо сказала Пейдж:
– Пульс упал до ста.
Когда пульс ребенка падает ниже ста, это сигнал беды, но иногда пульс новорожденного потом снова ускоряется. Предсказать, что произойдет, было невозможно.
Я тебя умоляю, бэби, не делай этого со мной, молча просила Пейдж. Помоги мне хоть немного. Однако даже за те минуты, что она смотрела на монитор, пульс упал до 90, а через несколько минут до 80.
У нее был напряжен каждый фибр ее тела, но внешне она оставалась спокойной и ровным голосом сказала Джексонам:
– Я должна вымыть руки. Аннетт будет здесь за всем следить и, если нужно, известит меня. Лиз, дорогая, пульс ребенка быстро падает. Возможно, нам все-таки придется прибегнуть к кесареву сечению, но мы каждую минуту будем говорить вам, что происходит, ладно?
Она сжала руку своей пациентки.
Лиз сделала судорожный глоток и кивнула, лицо ее стало еще бледнее, на глазах выступили слезы. Однако времени не оставалось. Пейдж поторопилась к умывальнику, находившемуся в алькове рядом с родильной палатой, и поручила одной из нянечек сообщить ординатору о том, что происходит, чтобы он предупредил в операционной и вызвал всю необходимую команду.
Она начала мыть руки, но прежде чем она успела натянуть свои стерильные перчатки, вбежала молодая нянечка.
– Доктор, пульс упал до шестидесяти и продолжает быстро падать.
– Будь оно все проклято! Ребенок находится еще далеко, и мы не можем достать его через влагалище. Нажмите кнопку тревоги. Будем делать кесарево сечение.
Через несколько секунд она влетела в операционную. Два других врача уже были там, готовые помогать, так же как и анестезиолог доктор Ларри Морган и сестры, обслуживающие операционную. Вызвали и специалиста по новорожденным. Пейдж надеялась, что он вот-вот появится.
Живот Лиз промыли дезинфицирующим составом и выбрили. Она еще не заснула и была перепугана. Анестезия могла повлиять на ребенка, поэтому ее откладывали до последнего момента.
– Сейчас мы усыпим вас, Лиз, и через пару минут извлечем вашего ребенка, – заверила ее Пейдж. – Вы проснетесь примерно через час.
– Мой ребенок будет в порядке? – дрожащим голосом спросила Лиз.
– Я в этом уверена, – солгала Пейдж. Правдивость в таких случаях должна уступать место сочувствию. – Вы ведь знаете, что мы сделаем все, что в наших силах, для ребенка и вас. Мы будем держать Дэйва в курсе.
Пейдж кивнула Ларри, и он приступил к своим обязанностям.
Как только он дал знать, что Лиз заснула, медсестра протянула Пейдж скальпель. Понимая, что от нее требуются сейчас и быстрота и осторожность, она вскрыла кожный покров на животе и, подбираясь к матке, отодвинула мочевой пузырь, в то время как другой врач очищал брюшную полость от жидкости. Сделав небольшой разрез на матке, Пейдж пальцами осторожно расширила его, чтобы не затронуть кровеносные сосуды.
Наконец ее рука нащупала головку ребенка, лежавшую лицом вниз. Она взяла маленький череп в руку, осторожно повернула его лицом вверх и стала приподнимать. Головка начала медленно высовываться наружу, покрытая влажными темными волосиками, а другой доктор немедленно вставил шариковый шприц в маленький ротик и начал удалять слизь, чтобы заставить ребенка начать дышать как можно скорее, даже раньше, чем он будет извлечен из чрева Лиз.
Пейдж просунула свою руку под маленькое мокрое тельце, поддерживая его плечики и расправляя их. Скользкое и испачканное кровью тельце появилось наружу, когда Пейдж приподняла его попку рукой.
Ребенок был крупным мальчиком, но Пейдж не понравилось, как он выглядит. Кожа у него была бледная, тельце вялое, без мускулов. Пейдж зажала и отрезала толстую синеватую пуповину как можно быстрее, но вместо того чтобы начать всасывать воздух, ребенок не делал никаких усилий, чтобы вздохнуть.
В палате ощущалось напряжение и воцарилось зловещее молчание, когда один из врачей поторопился переложить ребенка на соседний стол. Приехавший к тому времени специалист немедленно ввел трубку в его дыхательное горло.
