Змеи Неба и Пламени - Ребекка Кенни
— Моряк поймал меня в свою сеть
С лодки, что выиграл в пьяном споре.
Я поглотил его душу,
Чтобы стать целым,
Какую глупую историю она рассказывает, и какой дурацкой песней её сопровождает. Она крутится по кругу, и конца ей нет, нет конца — кто мог выдумать такое отвратительное средство пытки?
— Я отправился в таверну, чтобы выменять эль,
И трактирщица молила: «Расскажешь мне историю?»
И я ответил…
Когда-то у меня была жена,
Что забрала мою жизнь,
Каждый раз, как я начинаю снова засыпать, принцесса меняет тембр или громкость голоса. Наконец, я не могу больше это терпеть. Я резко поднимаюсь и поворачиваюсь, хвост хлещет воздух, крылья изогнуты, челюсти сжаты.
Она сидит в гнезде, облачённая в рваные кусочки розового шёлка — один из них завязан вокруг талии, другой обвивает грудь. Глаза её широко раскрыты, в них смешаны ужас и возбуждение, и она улыбается с торжеством, наслаждаясь тем, что вызвала мою реакцию.
Черт возьми, она безумно красива.
Слова вырываются из моего горла в виде раздражённого рычания.
— Ты отвратительна.
Её улыбка становиться жестче.
— Говорит отвратительное чудовище.
Я медленно подкрадываюсь к ней, как хищник, подходящий к добыче.
— Ты прекратишь петь эту песню.
— Заставь меня.
— Какое упрямство для такой хрупкой и беззащитной.
Она делает шаткий вдох, когда я возвышаюсь над ней и сверлю её взглядом. Воздух вокруг нас становится густым и натянутым, как электрическое напряжение. Я не знаю, что собираюсь сделать. Я отказываюсь вредить ей, но она выводит меня из себя так, что мне нужно сделать с ней что-то. Я хочу её тело между моими зубами, под языком, прижатое к моим чешуйкам. Я восхищаюсь её ярким, живым мужеством, и всё же хочу, чтобы она подчинилась мне, покорилась.
Я опускаю нос и проводя им по её щеке, позволяя ей почувствовать моё горячее дыхание.
— Ты, — бормочу я. — Ты должна быть хорошей девочкой.
Она резко вдыхает. Не отстраняется.
Мой язык вырывается вперёд и проводит линию по ее горячей, розовой щеке. На этот раз возбуждение намного сильнее, оно пронзает меня от рогов до хвоста.
Она начинает петь снова, тихо.
— Я поглотил его душу, чтобы стать целым…
Из груди вырывается рычание.
— Ты хочешь, чтобы я тебя убил?
— Может быть. — Что-то пугающее мелькает в её глазах.
— Не думаю, что ты этого хочешь. Ты слишком полна духа, жизни. Ты источаешь жизненную силу, мужество… что-то… — Я вдыхаю её аромат, эту хрупкую сладость.
— Я делаю это, не потому что хочу, чтобы ты меня убил… больше не хочу. Но я хочу, чтобы ты страдал. Ты заслуживаешь страданий. Все драконы их заслуживают за то, что они сделали.
— Вы нас преследовали.
— А вы не преследовали вас раньше? Потому что я слышала, что много веков назад драконы ели людей. Мы были такими вкусными маленькими закусками для вашего рода.
— Вкусными… маленькими… закусками, — пробурчал я, проводя языком по её горлу. — Продолжай дразнить меня, принцесса. Посмотрим, что будет.
Она дышит тяжело и быстро, но поднимает подбородок. Будто даёт мне доступ к горлу.
Я прижимаюсь к её шее, рисуя по ней влажными мазками языка. Я едва понимаю, что делаю, и не понимаю, что происходит. Тепло пульсирует между нами, безумное голодное влечение, животная потребность.
Когда она говорит, её голос дрожит.
— Ты заключил союз с Ворейном не только из-за злобы на прошлые обиды. Должно было быть что-то ещё.
На её проницательное замечание я останавливаюсь.
— Да. В этом году нас поразила новая чума, и она уничтожила всю живность на этом архипелаге. Другие острова лишены всего, кроме самых мелких животных.
— Чума распространялась между островами? Это довольно необычно, разве нет?
— Наверное, да. Я никогда раньше не задумывался над этим, но это странно, как чума распространилась так быстро. Она не заражала драконов… мы прилетали с одного острова на другой, надеясь на добычу, и находили, что чума уже уничтожила большинство зверей. Будто болезнь обладала собственным разумом и пыталась намеренно нас истощить. У нас на Уроскелле едва ли хватает пищи для выживания, — говорю я ей. — Но когда появится следующий выводок драконов, нам нужны лучшие угодья для охоты, иначе многие из нас умрут от голода. Молодняк растет быстро и им требуется много пищи для поддержания роста. Благополучие драконят должно стоять выше благополучия взрослых и старейшин.
— Старейшины — это взрослые драконы? — Она осторожно отодвигается, избегая моего языка. — Сколько тебе лет?
— Мне будет двадцать пять лет через три недели после Ребристой луны.
— И сколько живут драконы?
— Счастливчики живут до ста пятидесяти лет. Любой дракон старше восьмидесяти считается старейшиной. — Я колеблюсь, прежде чем продолжить, но, поскольку она вскоре станет драконом, думаю, ей стоит знать это. — Старейшины и взрослые переживают брачную лихорадку каждые двадцать пять лет без исключений, но мы фертильны только два или три из этих циклов. Некоторые драконы спариваются много раз за сезон, но так и не дают потомства, а другие откладывают одно или два яйца, и не все из них могут вылупиться.
— А сколько времени нужно, чтобы драконье яйцо вылупилось?
— Яйца откладываются примерно через неделю после спаривания, и могут вылупиться в течении семи дней. Некоторые яйца требуют немного больше времени. Мой брат опоздал на три недели, но его случай был редким. Обычно, к тому времени, мы понимаем, что яйцо не жизнеспособно.
Мне кольнуло сердце, когда я вспомнил разговор с Варексом о его вылуплении. Я жажду испытать радость вылупления с членами моего клана.
Принцесса нахмурила маленькие бровКи.
— Насколько я понимаю, это будет твой первый брачный сезон?
— Да. — Я отступаю от неё, ощущая внезапное чувство вины. — Я должен был пережить его с Мордессой, но её уже нет.
— Она была твоей невестой?
— Моей Нареченной, да. Она была бы моей спутницей на всю жизнь.
— То есть ты любил её.
Почему это так важно для всех? Любовь, любовь, чёрт возьми, любовь… есть и другие узы, не менее важные.
— Я испытывал восхищение ей, — мрачно говорю я. — Она была сильной и умной. Искусной воительницей и охотницей. Красивой и здоровой.
Принцесса приподнимает бровь.
— Это всё?
— Я тебе говорил, не все драконы выбирают спутника жизни по страсти.
— Звучит, печально. Я думала, что союз, в котором сочетаются и восхищение, и страсть, был бы идеальным.
— Ну… да, полагаю, так. Не всем выпадает такая удача. — Я думаю об отцах Мордессы, о силе их связи, о легкой зависти, которую почувствовал, глядя на них.
— И ты планируешь превратить нас всех в самок-драконов, после чего ты будешь… — уголок
