Елена Миллер - Светлая полоска Тьмы
Денис Сомин родился 23 января 1958 года. Роды были тяжелыми. Лиза оправилась, но у нее начались проблемы с кормлением и сном. Она по несколько суток не могла уснуть. Сын постоянно плакал. Порой ей хотелось придушить его, чтобы наконец-то уснуть. Материнский инстинкт в ней так и не проснулся. Вместо няньки Полина Васильевна наняла домработницу, снова обманув невестку. Лиза не собиралась отказываться от карьеры врача. Если придется, она переведется в какой-нибудь другой институт, подальше от свекрови и нежеланного отпрыска. "Если Полина так жаждала внука, пусть сама его и воспитывает!" — заявила она Любе.
Лиза уже строила планы побега: забрала документы из медицинского; договорилась с теткой о переезде; отлучила ребенка от груди; нашла спрятанный свекровью паспорт; а главное, подала на развод. Это помогло ей выйти из депрессии, но ее планам не суждено было осуществиться.
7 июня 1958 года Вячеслав явился в квартиру своих родителей незадолго до полуночи. Он был пьян и зол на дружков, которые требовали от него карточные долги. Сомовы вместе с домработницей были на даче. Лиза осталась дома с больным сыном, у Дениса резались зубки. Слава не ожидал застать жену в квартире. Он ударил ее прямо у двери их спальни. Потом побежал в кабинет отца, искать деньги, а когда не нашел, стал громить все вокруг. Лиза заперлась в своей комнате вместе с ребенком. Позвонить в милицию она не могла, телефон был в коридоре и кабинете Степана Петровича. Слава выбил дверь их спальни ногой и влетел в комнату, требуя денег. Он выбрасывал вещи из шкафа, кричал, чтобы она заткнула ребенка. Лиза с Денисом на руках попыталась незаметно выскользнуть из комнаты и добраться до телефона. Муж заметил, вырвал плачущего сына из ее рук и бросил на кровать. Он взял подушку и стал душить его. Лиза не выдержала, материнский инстинкт наконец-то проснулся. Она схватила ножницы, которыми накануне подстригала отросшие кудряшки Дёни, и со всей силы всадила их в спину мужа. Выпустив подушку, он удивленно обернулся. Ребенок молчал. Она ударила снова — попала в шею, выдернула. Когда тело мужа осело к ее ногам, она выронила ножницы и подхватила затихшего сына. Он не дышал. Она пыталась реанимировать его, делая искусственное дыхание, но Дёня был мертв. Лиза положила его в манеж, укрыла голубеньким одеяльцем, подобрала ножницы и перерезала себе вены. Надрезы она сделала глубокие, вдоль, а не поперек запястья. Она не желала жить дальше, не хотела, чтобы ее спасли.
Милицию вызвала домработница соседей. Она знала, что Сомовы укатили на дачу, а невестку с сыном оставили дома, видела в глазок приход Славы. Потом был шум погрома и крики. Милиция прибыла быстро, ведомственный дом все-таки. Дверь в квартиру Сомовых пришлось вскрывать, но они успели вовремя: Лиза была еще жива, даже сознание потерять не успела. Вызвали скорую, затем следователей. Ножницы для стрижки волос признали орудием убийства, подушку тоже приобщили к делу. Опытным следователям МУР была понятна картина преступления: пьяный муж душит кричащего ребенка — жена пытается его остановить. Но в дело вмешалась личная месть Сомовых. Полина Васильевна жаждала крови невестки. Она обвиняла ее в смерти и сына, и внука. Степан Петрович ее поддержал. Он был большим человеком, и не желал, чтобы имя его сына смешали с грязью. Во всем обвинили Лизу.
Люба упросила свекра добиться для нее свидания с сестрой до суда. Лиза была бледной и отстраненной. Раны на руках ей заштопали, но она по-прежнему не хотела жить. Она рассказала, что не убивала сына, а лишь пыталась защитить от мужа. Тем не менее она винила себя в смерти обоих.
В зале суда были только Сомовы и Люба с мужем. Лиза молчала и смотрела в одну точку весь процесс. Суд был скорым. Обвиняемую признали виновной в убийстве двух человек и осудили на двадцать лет в колонии строгого режима. Приговор был суров, но Люба вздохнула с облегчением. Она боялась высшей меры, а так оставалась надежда, когда-нибудь увидеть сестру снова. К тому же Лизу могли выпустить досрочно за хорошее поведение или по амнистии. Любе хотелось в это верить.
После суда Люба начала пить и болтать лишнее на людях, рассказывая о том, каким извергом был Слава Сомов. Бежову старшему пришлось услать сына с невесткой подальше от гнева Сомовых. Так они попали в Дамаск, в советское посольство в Сирии.
Дальше записи обрывались. Либо Люба перестала вести дневник, либо Бежова не посчитала нужным посвящать меня в ближневосточный период жизни своей семьи.
↑
Глава 18. Аллочка
Алиса.— Тук, тук. Приветик, — яркий вихрь ворвался в палату.
Я отложила дневник матери Бежовой на тумбочку. Сиделка, демонстративно захлопнув романчик, одарила мою институтскую подружку завистливым взглядом и скрылась за дверью.
Тут, и правда, было чему позавидовать: Алла Плетнева выглядела на все сто, впрочем, как всегда. Завитые крупными волнами светло-русые волосы ниспадали на плечи. Желто-зеленые глаза горели лихорадочным блеском. Тонкое пестрое пальто нараспашку, не знаю, уж от какого дизайнера. Короткое коктейльное платьице цвета антрацит, атлас и кружево, а-ля неглиже-ночнушка. Замшевые сапоги на высокой шпильке в тон платью. Винтажная сумочка и бриллианты в ушах. Невесомый аромат "Flower" от Kenzo дополнял образ сердцеедки.
Красотка Аллочка была неотразима, очаровательно-непосредственна и ветрена. Светская львица местного бомонда, обожающая тусовки, сплетни и деньги. Всегда в кругу мужского внимания и под прицелом завистливых женских взглядов. Такой ее знали все, кроме меня. Алка играла роль, сколько я ее помнила, и делала она это мастерски. Под всей этой мишурой скрывался холодный разум терминатора, машины, которая все просчитывает наперед и никогда не ошибается. Я не припомню, чтобы она когда-нибудь влюблялась или теряла голову. Алла всегда использовала мужчин в своих интересах, вертела ими как хотела. С женщинами было сложнее, но и ими она ухитрялась манипулировать. Порой мне казалось, что она вообще ничего не чувствует, потому и играет эту роль, чтобы хоть как-то походить на живых людей.
Если честно, я толком и не знаю, как мы сошлись. Абсолютные противоположности, как небо и земля, плюс и минус, и тем не менее подруги — парадокс.
— Алка, каким ветром тебя занесло? — удивилась я. После смерти мамы мы крайне редко виделись, не по ее вине. За последние два года я умудрилась оттолкнуть всех друзей и знакомых.
— Ой, и не спрашивай, Лиса, это целая история, — она округлила глаза в своей обычной манере.
— Не томи, колись. Как ты меня нашла?
